978-5-04-161724-0
ISBN :Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 14.06.2023
Ведуньи
Элизабет Ли
Novel.Таинственный сад
1620 год. Семья Хэйворт влачит жалкое существование в убогой лачуге рядом с рыбацкой деревней. Старшая дочь Сара уже получила дьявольскую метку и знает, что ей уготовано повторить судьбу матери-ведьмы. И отказаться от дарованных ей сил невозможно. Все, чего хочет Сара, – это уберечь от подобной участи свою маленькую сестру.
Когда Сара встречает Дэниела, тихого, одинокого сына фермера, в ее душе зарождается надежда на новую жизнь. Но после назначения нового магистрата жители деревни обращают на семью Хэйворт свой взор, и Дэниел задумывается, подлинно ли чувство, которое пробуждает в нем Сара, или же это просто колдовство?
Элизабет Ли
Салли, моей маме
© Тогоева И., перевод на русский язык, 2022
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Незнакомая боль
Ланкашир, 1620[1 - Время правления короля Якова I (1566–1625 гг., король с 1603 г.), жесткого сторонника абсолютизма. Усилившемуся в XVI–XVII вв. движению пуритан, боровшихся за очищение англиканской церкви от остатков католицизма в богослужении, обрядах и доктрине, король противопоставил сближение с католической Испанией. Пуритане, особенно чиновники и буржуазия, не сдавались, всячески преследуя католиков. На этом фоне возник новый виток «охоты на ведьм», причем «охота» велась с обеих сторон. – Здесь и далее примечания переводчика.]
Энни спит, свернувшись клубочком на нашей с ней общей постели. Спит крепко, даже обслюнявленный палец изо рта выпустила. Я встаю на колени, мягко трясу ее за плечо. Она хмурится и что-то бормочет, не открывая глаз.
– Просыпайся, – говорю я.
Но она меня отталкивает и поворачивается ко мне спиной.
– Вставай. Пора тебя осмотреть.
При этих словах глаза Энни распахиваются, она садится в постели и, вцепившись в мою руку, спрашивает:
– А что, он приходил?
– Нет. Мы ведь позвонили в колокольчик, верно? И зола осталась нетронутой.
Энни свешивается с лежанки, вокруг которой насыпано тонкое кольцо золы, и старательно ищет, нет ли на нем отпечатков дьявольских копыт.
– Ну, значит, все хорошо, – и она снова падает на подушку.
– Нет, дорогая, хватит спать. – Я рывком ставлю ее на ноги. Мне необходимо убедиться, что и сегодня она еще свободна от этого проклятия. Для меня самой уже слишком поздно: я приговорена, и от своего будущего мне не уйти, но, может быть, мне еще удастся спасти ее. Энни – такая худышка, все косточки можно пересчитать, я запросто поднимаю ее одной рукой. А потому, не обращая внимания на ее жалобное нытье, я подтаскиваю ее туда, где сквозь щель в стене просачивается слабый свет, и, остановившись в узком проходе между нашей лежанкой и постелью матери, начинаю ежедневный ритуал: через голову стянув с Энни рубашку, начинаю тщательно обследовать каждый кусочек ее кожи. Она покорно ждет, голая и дрожащая.
Я начинаю с боков, где у меня самой имеется округлая красная отметина, похожая на его яркий, точно вымазанный ягодным соком рот. На боках кожа у Энни чистая, белая, хоть и покрыта мурашками. Господи, все ребрышки наперечет! Я приподнимаю ее руки, со всех сторон внимательно их осматриваю, затем велю ей растопырить пальцы – нет ли отметины между ними, – потом изучаю кожу у нее под коленками и подошвы ног. У нее на коже алеют укусы блох, и она уже успела их расчесать, но это дело обычное; та отметина – я про себя молю Бога, чтобы никогда ее не найти, – должна быть плоской и темной. Это пятно никак не удалишь и ничем не смоешь, сколько ни пытайся. Господь свидетель: сама-то я не раз пробовала смыть свое. Энни послушно наклоняет голову, я приподнимаю ее волосы и осматриваю шею.
Нет, пока что она ему не принадлежит.
Я обнимаю сестренку, прижимаю к себе, баюкаю и наконец-то позволяю себе с облегчением выдохнуть:
– Ничего нет. – Каждый мой день начинается с этого осмотра. С необходимости подбодрить Энни. С предчувствия беды.
Обрадованная этим сообщением, сестренка выбегает в соседнюю комнату, проносится мимо пустой постели Джона и, завершив круг, возвращается ко мне, сияя и хлопая грязными ручонками.
– Наверное, я ему не нужна! – Она бодро вытирает нос тыльной стороной ладони и слизывает с нее сопли.
Я смеюсь и поспешно через голову натягиваю на нее платьишко, пока она снова не улепетнула в другую комнату и не влезла в очаг – она любит постоять в еще не остывшей золе, словно вбирая в себя оставшееся тепло.
Мама тоже встала и, завернувшись в одеяло, стоит в дверном проеме.
– Не приходил? – спрашивает она, и мне кажется, что этот привычный вопрос сам собой выскальзывает в дыру, возникшую на месте ее выпавших зубов.
Я отрицательно мотаю головой.
– Все равно он придет. Его ты ничем не остановишь, сколько ни старайся. – Мать мельком бросает взгляд на своего волшебного помощника в обличье зайца. Для нас этот «заяц» совершенно безвреден, но, по ее словам, он охотно выполняет любое ее поручение, разнося проклятья и всевозможную пагубу. Он является только матери, а мы узнаем о его присутствии, когда мать шепотом обращается к нему со словами любви или обсуждает с ним какие-то вредоносные планы. Вот и сейчас она, похоже, разговаривает с ним: «Мы-то с тобой, Росопас, отлично это знаем, верно?» Я пытаюсь разглядеть в золе отпечатки заячьих лапок или хотя бы промельк тела материного фамильяра, когда он вьется у ее ног. Но так ничего и не вижу.
Протиснувшись между тюфяком Джона и столом, мать подходит к очагу и машет Энни рукой, чтоб шла на улицу. Затем ковыряет кочергой безжизненную золу, которая, поднимаясь в воздух, оседает на заплесневелой стене. Одеяло уже соскользнуло с материных плеч, и на ее худой спине хорошо видны выступающие бугорки позвонков и та проклятая отметина.
– Дров-то у нас совсем нет, – говорит она.
– Я схожу на берег, принесу немного плавника. Заодно и съедобных ракушек подсоберу.
– Помоги мне сперва нашу красавицу хоть немного умыть.
Удрать Энни не успевает. Мать ловко ее перехватывает, а я, смочив чистую тряпицу в ведре с водой, начинаю отскребать с ее мордашки грязь. Она вопит, изворачивается, но вырваться из наших цепких рук силенок у нее все же не хватает. После «умывания» мы отдаем ей остатки позавчерашнего хлеба, но она все еще зла на нас.
– Дуры! – кричит она, стиснув кулаки и оскалившись. Мы с мамой едва сдерживаем смех при виде ее гневного лица, обрамленного торчащими во все стороны мокрыми патлами. – Тупые!
Дверь внезапно распахивается, со стуком ударившись о стену, и мы дружно таращимся на Джона, который стоит с важным видом – ноги широко расставлены, руки заложены за спину, локти растопырены, подбородок задран, – и победоносно на нас смотрит.
– Нипочем не догадаетесь, что я для вас раздобыл!
– Ты птичку поймал, да? – предполагает Энни. – Воробышка? Такого маленького коричневенького?
Джон удивленно округляет глаза:
– Ты что, бельчонок? С чего это я каких-то птичек ловить стану?
– Все было бы больше пользы, – ехидно замечаю я.
А Энни, вытерев сопли рукавом, с деланым равнодушием пожимает плечами:
– Ну и пожалуйста! Воробьев в лесу полно, я и сама себе поймаю.
– Ну что же вы? Давайте, угадывайте, что я вам принес? – настаивает Джон.
– Не знаю уж, что ты там принес, но подзатыльник точно получишь, коли сам не скажешь, – обещает ему мама.
Беззубая угроза. Мать ни разу в жизни нас и пальцем не тронула. Лишь однажды я видела, как ее довели до того, что она подняла на человека руку. Эта мимолетная, хотя и весьма мощная вспышка ее гнева была вызвана желанием защитить самое дорогое, что у нее есть: собственных детей.
Джон рывком выдергивает руку из-за спины; вид у него такой гордый и самодовольный, словно он раздобыл сундучок с золотом. Мама изумленно охает.
Джон держит в руке тушку ягненка, из которой еще капает кровь, и на полу уже успела образоваться небольшая лужица. Некоторое время в тишине слышен лишь равномерный стук капель, потом мать, пошатываясь, подходит к Джону, крепко его обнимает, прижимая к себе вместе с ягненком. Я вижу, что вся рубашка у него на спине покрыта кровавыми пятнами.
– Ох, Джон! Ты стал совсем взрослым! – Мать чуть не плачет от радости. – Ты настоящий мужчина! Теперь-то мы несколько дней будем сыты!
И это правда. В доме нет ни крошки еды, так что мы можем рассчитывать только на похлебку из лебеды и крапивы да еще на съедобные ракушки, которые удается собрать на берегу. Кровь из тушки ягненка все еще продолжает медленно капать на пол – кап, кап, кап, – и этот звук меня завораживает; потом мне приходит в голову, что и на тропе, ведущей к нашему дому, наверняка остался этот кровавый след, который запросто укажет хозяину ягненка, куда направился похититель, ибо этот след ведет вверх по склону холма в заброшенную чумную деревушку, где и обитает наша семья.
Джон, весь красный от смущения, вырывается из маминых объятий и говорит:
– Да ничего особенного, ягненок-то совсем еще маленький.
Мать берет у него ягненка, быстро осматривает безжизненное тельце и подставляет миску, чтобы собрать драгоценную кровь.
– Ничего, у них мясо слаще. И не такой уж он и маленький, нам с избытком хватит.
– А еще я знаю, где репы накопать можно.
– Ну так сбегай туда, сынок. Устроим настоящий пир! Энни, вытри стол. Сара, принеси мой нож.
Джон исчезает за дверью, я несу нож, но Энни остается стоять, где стояла, и еле слышно лепечет:
– Такой маленький!
– Достаточно большой, чтобы все мы досыта наелись, – возражаю я.
– Маленький! Он овечий ребеночек!
Я моментально останавливаюсь и заглядываю в ее полные слез глаза. Энни с ужасом смотрит, как мать сдирает с ягненка шкуру. Его белая шерстка стала совсем алой. У Энни по щекам ручьем текут слезы, она вытирает их тыльной стороной ладони, но и рука, и подбородок, и губы у нее уже совсем мокрые.
Я опускаюсь возле нее на колени, кладу руки на хрупкие худенькие плечики, пытаюсь утешить:
– Джон очень быстро его убил. Ягненок даже почувствовать ничего не успел.
Но Энни меня не слушает; она не сводит глаз с ягненка, уже успевшего превратиться в бесформенный кусок мяса.
– Пойдем-ка со мной, детеныш, – говорю я. – Нам с тобой еще нужно съедобных водорослей собрать к обеду и дров поискать, а то нам и огонь-то развести нечем.
Я беру сестренку за руку, и мы выходим из дома.
* * *
Пир мы устраиваем задолго до того, как солнце оказывается в зените. Мы уж и припомнить не можем, когда в последний раз ели как следует. Вообще-то такое замечательное угощение следовало бы оставить на вечер, но ждать мы не в силах. Джон притащил репы, мы с Энни собрали немного водорослей, и мама приготовила все это в одном горшке с ягненком. Еда, куда более сытная и вкусная, чем та, к которой мы привыкли, сочное, душистое мясо так и тает во рту.
Как только мать ставит перед Джоном полную плошку, он начинает жадно есть, прямо пальцами запихивая в рот куски репы; он так спешит, что еда вываливается изо рта и прилипает у него к подбородку; мясо он рвет зубами, как хищник.
Мама, Энни и я все же пытаемся сдерживаться, но и мы едим, не останавливаясь, не разговаривая и не отрывая глаз от собственной миски, пока не показывается донышко.
Покончив со своей порцией, я откидываюсь назад, тяжко вздыхаю и невольно хватаюсь за живот. Он набит битком, и в нем уже возникла какая-то незнакомая боль, явно вызванная алчностью. Джон с гордостью посматривает на нас с видом короля, досыта накормившего свой народ.
– Как же вовремя ты эту еду раздобыл, сынок. Все досыта наелись, и там еще кое-что осталось. Из костей бульон сварим. А кровь я для своих заклинаний приберегу. За такие заклинания мне многие охотно заплатят, а на вырученные денежки мы еще еды купить сможем.
Джон в ответ так громко и обстоятельно рыгает, что Энни весело смеется. Даже мама улыбается.
– Где это ты на ягненка наткнулся? – спрашиваю я.
За столом ненадолго воцаряется молчание. Мама встает и начинает с нервной поспешностью собирать миски.
Джон ерзает на табурете и чересчур внимательно рассматривает тыльную сторону ладони, потом начинает ее почесывать.
– Стащил прямо из стада Тейлора, – наконец сообщает он и тут же взвивается: – А что? Он мне прямо на тропинке попался. Пусть в другой раз лучше за своими ягнятами смотрят!
– Значит, ты его украл?
– Само собой. А ты думала, мне его добрая фея подарила? Или я эльфийский клад нашел, чтобы за ягненка расплатиться?
– Значит, работать за него тебе не пришлось?
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом