Владимир Поселягин "Командир Красной Армии: Командир Красной Армии. Офицер Красной Армии"

– Не знаю. Немец как немец. Форма вроде обычная, только в петлице в одной две молнии.

Повесив кинжал на ремень, я проверил, как выходит клинок из ножен, и, немного поиграв с ним, убрал обратно. Бойцы знали о моей тяге к холодному оружию и всегда подносили подарки, снятые с немцев. У меня в сидоре уже скопилось штук восемь клинков разных моделей.

Закончив заполнять журнал боевых действий, я задумался, куда приткнуть трофей. После недолгих размышлений решил усилить «эрликоном» взвод Иванова, пусть с ней осваивается и ищет расчет. Хотя искать тут не надо. Пятеро из стрелков Богданова были из нашего дивизиона. Мест для них не было. Вот я и оставил их стрелками, держа в качестве резерва. Да и «нахлебники» в количестве три человек – остальных прибрал Смелов в формирующуюся минометную батарею – могли пригодиться.

Теперь по трофейной технике. Всего три грузовика из двадцати двух могли двигаться, правда, водителям пришлось поменять у них простреленные баллоны, благо было где снять. Поэтому, загрузив в два грузовика боеприпасы к «эрликонам», прицепили к одному уцелевшую зенитку, к другому – одну из пушек и отогнали их к формирующейся колонне. Третий огромный грузовик с освобожденным кузовом ушел Смелову – для минометов и расчетов. Надо бы еще одну им машину, но больше просто не было. Мины распихали по машинам обеспечения.

Еще одна проблема была в том, что техники, чтобы вывезти все, что мы насобирали, не хватало. Обдумывая эту патовую ситуацию, я услышал приближающиеся шаги.

– Чего задумался? – спросил меня Адель, раскатывая рукава френча.

– Трофеев полно, а вывозить нечем.

– А что не так? Пушки, я вижу, прицепили, зенитку эту двуствольную тоже. Хотя, конечно, забавно: зенитка тащит на прицепе пушку, – кивком указал он на машину Андреева, к которой был прицеплена одна из противотанковых пушек.

– Да все не так. В принципе, все трофеи мы загрузили, только теперь людей сажать некуда. Понимаешь? Мы даже огонь открыть не можем, так перегрузились, расчеты свои места занять не смогут. Только Индуашвили на роль защиты, да и то не факт. Вот старшина бегает, суетится, значит, что-то еще нашел.

– Действительно проблема, – согласился Адель.

– Да ладно, придумаем что-нибудь. Что там с пленными? – увел я разговор в сторону.

– Офицер сказал, что автомобильный мост уничтожен охраной, а вот железнодорожный действительно захвачен диверсантами в нашей форме.

– «Бранденбург-восемьсот», – кивнул я.

– Ты откуда знаешь, это же секретная информация?! Я ее только что от немца узнал! – тут же накинулся на меня погранец.

– Ой ли секретная? Думаешь, ты первого немца в плен взял? Все уже всё знают.

– Да? Ну ладно. Так вот, чтобы не привлекать к себе внимания, они изображают из себя перебитую охрану, пропуская наши колонны. У них в этом случае есть шанс удержать мост.

– Много их?

– Гауптман сказал, на двух ЗИСах были.

– От сорока до пятидесяти. Хм. Если засядут в дотах и бункерах, то замучаешься выковыривать.

– Есть идеи?

– Если они пропускают вырывающиеся из колечка части, то под их видом подъезжаем – и в рукопашную, другого плана нет. Вряд ли они этого ждут.

Адель захохотал.

– Ты чего? – удивился я.

– Именно так они и захватили мост. Просто подъехали и атаковали.

– Да? – я задумался. – Если они так сделали, то охрана не могла сдаться без боя. Думаю, их осталось человек тридцать, а то и меньше.

– А они нас не заподозрят? Все-таки трофеев полно.

– Не-е, когда заподозрят, поздно будут. Ты лучше собери всех командиров, буду ставить задачу.

– Ага.

– Кстати, а что там с девушками?

– Офицер сказал, что им машина повстречалась с ними, да вот решили бордель сделать. Три девушки успели покончить с собой.

– М-да, жуть.

– Это точно.

– Ты все зафиксировал?

– А то! Кстати, в колонне еще два целых фотоаппарата нашли и чемоданчик с аппаратурой для проявки и печати фотографий. Один аппарат и чемоданчик я себе забрал. Они мне пригодятся. Я уже начал делать снимки колонны и погибших девушек для подтверждения.

– Гольдберга возьми, он работал в фотоателье до войны, – подсказал я.

– Да? Сейчас к нему схожу.

Проводив Аделя взглядом, я снова задумался, разглядывая машины. Блин, куда сажать людей?!

Практически в это же время донесся крик наблюдателя:

– Пыль с запада!

Наблюдатели уже четырежды сообщали об опасности, но это были немецкие самолеты. Трижды они проходили на большой высоте, и лишь однажды нами заинтересовался одинокий «мессер», крутившийся вокруг дымившей колонны, пока не снизился и не получил в бок от замаскированной зенитки Индуашвили. Остальные у нас стрелять не могли. Если только «эрликон», но расчет лишь начал с ним осваиваться, так что в прикрытии у нас были только «максимы». Да ладно. «Мессер» получил очередь в бок да, задымив, ушел на бреющем. Может, и упал где, кто его знает? Однако в этот раз наблюдатели сообщили о пыли, значит, кто-то движется по дороге со стороны границы.

Скомандовав занять круговую оборону, я побежал к наблюдателю, слыша за спиной топот Аделя.

Подняв свой бинокль, присмотрелся к точкам и столбам пыли за ними.

– Наши, – известил я всех присутствующих.

– Да, впереди наш патрульный мотоцикл, что мы отправляли осмотреться, за ним автобус. Дальше пыль сплошная, не видно ни черта, – пробормотал, подведя резкость у своего бинокля, Адель. Благодаря колонне, теперь у всех командиров они были. У домовитого Непейбороды даже три.

– Похоже, встретили кого-то и ведут к нам. Но все равно пусть бойцы занимают позиции, мало ли что?

Обернувшись, я посмотрел на сразу опустевшую низину. До этого тут носилось два десятка бойцов, что-то перетаскивая или помогая разгружать, теперь же пустота. Да тела убитых немцев, разбросанные по обочине. Их не стали хоронить, просто оттащили в сторону, чтобы не спотыкаться.

Через минуту, когда небольшая колонна приблизилась, стало ясно, что кроме автобуса там еще присутствовала полуторка с закрытым кузовом, что заставило меня радостно подпрыгнуть. Техника мне была нужна.

Как только колонна остановилась рядом с нами, обдав пылью, я взмахом руки велел сидевшему в люльке у пулемета бойцу докладывать.

– Товарищ командир, во время патрулирования были встречены артисты театра. Они прятались в роще. Когда мы их обнаружили, попросились к нам.

– Ясно, свободны. Колонна сформирована, вы назначаетесь в головной дозор. Свободны.

– Есть, – козырнул мотоциклист. Взревев мотором, мотоцикл скатился в низину и взлетел наверх на другом конце, где уже стояла наша колонна, ожидая отправления.

Как только мотоцикл тронулся, я осмотрел автобус. Без сомнения, он принадлежал какому-то предприятию. Водитель не убрал с лобового стекла знак «Вахта», да и цвет был желтым. Та же «эмка», принадлежавшая ранее секретарю обкома (я нашел бумаги в бардачке), была черной.

Подойдя к закрытой двери, я постучал и, как только ее открыл невысокий живчик хрущевского вида, бросил внутрь:

– С документами на выход.

Сделав пару шагов назад, посмотрел на кабину полуторки, что стояла сзади, и взмахом руки велел водителю и пассажиру покинуть ее.

Из автобуса вышли восемь человек, к ним присоединились двое из полуторки. Чуть позже – водитель автобуса, да и то только после моего окрика. Среди явных гражданских выделялись двое в военной форме. Один младший политрук, совсем еще молодой парень, другой гэбист. То есть старший лейтенант госбезопасности, это судя по двум шпалам в каждой петлице да по малиновому околышку фуражки.

– Лейтенант, не много на себя берешь? – так и оставшись стоять у дверей, начал наезжать недомайор.

– Я в своем праве. Встать в строй, а не то прикажу бойцу стрелять прикладом, – хмуро бросил я. Сзади послышался смешок страхующего меня Аделя.

Поиграв желваками, старлей подошел к неровной шеренге из гражданских и политрука. Тот стоял молча, не возникая. Молодец, сечет ситуацию, вон как зыркает на уничтоженных немцев, разглядывая трупы.

Гэбист мне не понравился, что-то с его глазами было не так, поэтому я начал с другой стороны строя. Проверив водителя и пассажира полуторки, отпустил их, после чего велел съехать в низину и поступить в распоряжение старшины Непейбороды, но предварительно проверил, что в кузове машины. Ну, музыкальные инструменты и актерские костюмы можно еще найти, а нам боеприпасы грузить некуда. Ничего, старшина разберется.

Следующей была молодая женщина. Или девушка. Изучив ее документы, велел:

– Откройте лицо.

У девушки была широкополая шляпа с вуалью. Когда некая Ольга Лопарева, как написано в документах, откинула вуаль, Адель за спиной восхищенно ахнул. Он, видимо, ее сразу узнал.

– Это же Лопарева! – тихим шепотом известил он меня. Проверив документы, я подтвердил, что да, она и есть.

– Ты что, ее не узнал?! – изумленно спросил погранец.

Девушка наши переговоры слушала с невозмутимым лицом, видимо, привыкла.

– А что, должен был? – логично спросил я, изучая девушку. Кроме роскошной фигуры, которую обтягивало белое платье в горошек, показывая все линии превосходного тела, я стал рассматривать и лицо. Актриса, судя по нескольким локонам, свисающим у висков, была блондинкой. Большущие глаза, с некоторым превосходством и легкой усталостью смотревшие на меня, правильные черты лица. Прямой красивый нос, чувственные губы. Все это показывало, что передо мной красавица всесоюзного масштаба. А судя по реакции Аделя, так оно и было. В общем, девчонка была в моем вкусе.

– Это же прима Малого театра! Да она даже в кино снималась!

– Да? – почесав рассеянно шею, я вернул документы со словами: – Все в порядке, можете вернуться в автобус.

Почему-то девушка не последовала моему приказу, а подойдя к склону, стала пристально изучать уничтоженную колонну немцев в низине, особенно внимательно рассматривая все еще дымящуюся технику.

Проверив остальных гражданских, я остановился около младшего политрука, бывшего, оказывается, сопровождающим артистов от политотдела округа Матвеем Руссовым. Он молча прошел проверку, видимо, понимал, что возникать ему не с руки.

Вернув ему документы, я подошел к гэбисту, который привалился спиной к борту автобуса, спокойно ожидая моего приближения.

– Документы, – требовательно протянул я руку.

Получив требуемое, я удивленно моргнул, открыв слегка потертое удостоверение. Следа скрепки не было, у Руссова был след, а у этого подозрительного гэбиста не было.

– Причина следования с артистами? – спросил я.

Проблема была в том, что мы с Аделем не обговаривали подобную ситуацию, и кодовых слов, чтобы привлечь внимание погранца, распушившего хвост рядом с Ольгой, не было. Рядом стоял только боец с трофейным автоматом на плече. Ну и еще пулеметный расчет в шестидесяти метрах дальше по склону, вот и все. Получается, что положиться я могу только на себя. А немец, было видно, тренирован. Под гимнастеркой при каждом движении так и перекатывались мускулы.

– Что-то не так? – спросил липовый гэбист, видимо, уловив мое напряжение.

– Да. Удостоверение фальшивое… – больше сказать я просто не успел, хотя хотел спросить, из бранденбуржцев он или из другого батальона – мне пришлось уходить от удара локтем.

Фальшивый Алексей Чернов сработал профессионально, однако я ожидал чего-то подобного – не зря в прошлой жизни тратил время на тренировки! ой не зря! – и, извернувшись и еще больше сократив дистанцию, ударил лбом в переносицу. После чего сначала достал на мгновение «поплывшего» диверсанта левой в печень, сразу же выдал серию по корпусу и кувырком, оттолкнувшись от борта автобуса, ушел назад. Диверсант, прижавшись спиной к борту автобуса, медленно сползал на землю.

– Не надо, – остановил я Аделя, выхватившего ТТ из кобуры, и бойца, наконец скинувшего с плеча автомат. – Я ему печень порвал. Ему минут десять осталось.

– Что произошло? – спросил Адель.

– Немецкий диверсант собственной персоной. Понял, что я расколол его, и атаковал.

В это время немец, не удержавшись на ногах, плюхнулся на задницу и закашлялся, выхаркивая кровь.

– Понятно. А то я, если честно, просто сообразить не успел. Извини, – убирая пистолет обратно, виновато опустил голову погранец.

Девушка почему-то смотрела не на фрица, а на меня, пристально изучая, как я поправляю амуницию после драки.

Ждать, когда немец или кто он там гикнется, я не собирался. Достав из кобуры ТТ, спокойно подошел и выстрелил ему в грудь.

– Что вы делаете, он же раненый! – вскричала Лопарева. Ее, видимо, поразило, что я вот так хладнокровно пристрелил человека.

Заглянув в автобус, я велел ехать к колонне – там скажут, куда встать – а сам, подойдя к девушке, крепко ухватил ее под локоть и повел за собой, хотя тут вернее было сказать потащил. Адель, ничего не говоря, шел следом. Могила для погибших девушек уже была готова, сейчас они лежали на брезенте с восковыми лицами, у некоторых были потеки крови в ушах после контузии и там, куда попали пули.

– Эти девушки ехали в один из госпиталей, но попались немцам. Представляете, что им пришлось вытерпеть за день и ночь? – жестко спросил я. Жалеть изнеженную актрису я не собирался.

– Их убили?

– Случайность, – поморщился я. – Мы не знали, что они были в одной из машин… Черт! – воскликнул я, подхватывая обмякшее тело Лопаревой.

Подскочивший Адель помог, подобрав упавшую шляпу, и я направился к автобусу, вставшему у полуторки.

Судя по всему, когда автобус подъехал к машине и распорядитель увидел, как из кузова в дорожную пыль вылетают инструменты и одежда, он остановил автобус и теперь носился вокруг Непейбороды, что-то вереща.

– В чем дело? – спросил я, подходя.

– Да эти неандертальцы… – начал было поворачивающийся к нам распорядитель, тот самый живчик, как тут же воскликнул: – Что с Ольгой?!

– В обморок упала. Держите. Ваша девка, сами с ней и возитесь, – передал артистку распорядителю. Из автобуса тут же выскочили артисты и помогли занести девушку внутрь. – Старшина, о чем шум был?

– Да артисты мешают освобождать кузов.

– Понятно. Что им надо, пусть забирают себе, инструменты могут закрепить на крыше автобуса, полуторку мы реквизируем. Заканчивай, я жду тебя у колонны.

– Есть.

Не обращая внимания на возмущенные вопли распорядителя и недовольный ропот других артистов, мы с Аделем направились к могиле. Там уже ждало два десятка бойцов с винтовками у ног.