Андрей Андреевич Томилов "Таёжные были-небыли"

В ранних предутренних сумерках удэгейцы зашевелились, передёргивали плечами от холода и сырости, соображали, где они. Потихоньку расшевелили тлевший костёр и вздули огонь. Заботливо прикрыли похрапывающего начальника сползшей шубой и гуськом потянулись к берегу, к лодкам. Там они торопливо, прямо из горлышка, выпили

две бутылки водки и благостно прищурившись, расселись на прибрежных росных камнях,– прочувствовать желанный момент излечения от похмелья и вкусить радость нового опьянения. Вскоре почти все закурили и разговаривали уже не шепотом, а в полный голос, по хозяйски разливая огненную воду в не весть откуда появившуюся кружку.

От шумных разговоров, доносившихся с берега, наконец, проснулся начальник и почти сразу всё понял. Он опять кричал, бегал вдоль лодок и размахивал руками. Даже тыкал кулаком в затылки улыбающихся шестовиков, но те уже плохо понимали причину его сердитости, ведь жизнь так хороша…

Перегрузив ящики с водкой в один бат, как и было в самом начале, умостившись посерёдке, начальник объявил всем, что теперь он сам будет наливать водку, но для этого желающие выпить должны обогнать остальные лодки.

Наивный! Он думал, что работнички сразу схватятся за шесты и начнётся

захватывающая гонка, соревнование, но этого, увы, не произошло.

Мужики неторопко отталкивали лодки от берега и трудно шарахались в них, удерживая пьяное равновесие шестами. Наконец получилось так, что бат с начальником уже скрылся за скалистым мысом, а остальные лодки ещё не набрали ход.

–Ничего, догонят, у них теперь есть стимул,– сам себя убеждал начальник и подбадривал своих шестовиков.

Спустя какое-то время из-за мыса появилась ещё одна лодка, потом ещё, и он вовсе успокоился, подставил лицо утреннему солнышку и, улыбаясь, прикрыл глаза.

На последней лодке мужики оказались послабее. Утреннее опохмеливание утомило их напрочь, и они никак не могли сообразить, куда нужно ехать, толкались шестами в разные стороны, отчего бат крутился на мелководье, то и дело торкаясь дном в камни.

И вот шест одного из них скользнул, опоры не получилось, пьяной реакции не хватило и лодка, трудно накренившись, сначала зачерпнула бортом приличное количество воды, а затем резко «выправляя положение» моментально опрокинулась в другую сторону.

Охнув от холодной купели, мужики враз очухались и стали вылавливать расплывающийся по мелководью товар. Мешки с сахаром сразу утонули и лежали смирно, поэтому их пока не вылавливали, а вот мануфактура,– тюки материала, эти стали расплываться всё шире и могли совсем уплыть, их стали ловить и складывать пока в кучу, на мелководье. Они быстро пропитались и сделались дюже тяжёлыми. Потом подтянули лодку и волоком вытащили на камешник сахар. Тюки материала тоже пришлось таскать волоком,– не поднимешь.

–Ничего, с сахара вода быстро убежит, а тряпки надо разматывать, сушить.

Вскоре вся коса от самой воды и до леса раскрасилась в разные цветные ленты. Даже по кустам были растянуты сотни метров цветастой материи. Мужики выжали свои штаны, рубахи, и, разбросив их по тёплым уже камням, грелись на солнышке.

–Хорошо дождя нет, а то, как бы сушили тряпки…

–Да-а, хорошо…

–Плохо, что сахар замочили.

–Ничего, мы не скажем начальнику, он не увидит…

–Да, не надо говорить…

«Тряпки» высохли довольно быстро, даже быстрее чем рубахи и мужики стали торопливо сворачивать тюки, в тайне надеясь ещё сегодня догнать товарищей, и может даже выпить чуть-чуть.

Первый же свёрнутый тюк несколько озадачил людей, и они удивлённо смотрели на него, озабоченно почёсывая затылки.

–Надо туже скручивать, а то так много места занимать будут.

–Да, правильно, надо туже…

Следующий тюк сматывали более усердно, старательно прижимая коленями, даже пот выступил на лицах, но тюк всё равно скрутился неровно и, раздувшись, как хорошо упитанный олень, весомо развалился на камнях, будто надсмехаясь над мужиками.

–Хоть как туго крути, всё равно не войдут в лодку.

–Да, однако, не войдут…

Остальной материал скручивался не столь усердно и тюки получились вообще немыслимых размеров и самой причудливой формы.

Когда работа была завершена, и мужики осмотрели гору мануфактуры, они снова стали шмыгать носами и чесать затылки.

–Однако три лодки надо…

–Да, однако. Или четыре…

И действительно, цветная куча материала сиротливо пролежала на косе более недели, пока за ней не приехали освобождённые от груза лодки.

Таких, или подобных историй в жизни удэгейцев множество, и все они по детски безобидны и наивны. Взрослый и трезвый человек, глядя на этих детей природы, часто имел возможность удивлённо покачать головой и хмыкнуть себе под нос, загадочно улыбнувшись.

* * *

Весна и начало лета привносят в жизнь людей замечательные изменения, – заботы огородные, пчеловодные, садоводческие, изменяют сам облик посёлка, расцвечивают. Растёт же в тех местах, всё дурнинушкой, влажный и тёплый климат способствуют этому. Любой овощ, семечком брошенный в землю, к осени заставляет удивляться и радоваться самых нерадивых хозяев. А уж если поухаживать, прополоть, да подрыхлить земельку, вообще напрёт, что и в подполье не уложишь. Отзывчивая на уход и дюже благодатная земля в тех краях.

Удэгейцы же, не обременяют себя огородными заботами, за малым исключением, они, с приходом тепла, выселяются из посёлка на речные, вольно обдуваемые всеми ветрами, песчаные косы. Привольно и весело жить на реке, а как радуются этому переселению малые ребятишки, – удочки, остроги, луки с настоящими стрелами, – их постоянные занятия. Постепенно коса обживается, на ней всё больше и больше вырастает временных построек, как жилых, так и хозяйственных. Потом появляются шесты, на рогулинах, увешанные крупными рыбинами, это начинается заготовка рыбы на зиму. Рыбу, а в основном это ленки, пластают по хребту и, развернув, развешивают на солнышке, – вялят. А когда повезёт, устанавливаются такие же шесты, с пластинами мяса, – ох и вкусна вяленая изюбрятина.

За лето стойбище несколько раз меняет свою стоянку, – люди переезжают в рыбные, более кормные места.

Заядлые поклонники Бахуса, удэгейцы, не пропускали ни одного удобного случая, чтобы загулять, запировать. Поднимающиеся с низовьев лодки с «городскими» рыбаками, тормозились общими усилиями, – на приплёсок выбегало и выползало всё население, а ребятишки, даже заскакивали в воду, не взирая на её прохладность. Все начинали махать руками и ногами, кричать на все голоса, чтобы привлечь внимание и остановить проплывающую лодку.

Причалившим путешественникам, в обмен на водку, предлагалась рыба всех видов, мясо, а ближе к осени ягоды и орехи. Если же выпивки долго не было, люди начинали скучать, нехотя занимались рыбалкой, долго спали, на охоту – на солонцы, вообще переставали ходить. В конце концов, кто-то не выдерживал и, коротко собравшись, уезжал, а вернее сказать улетал, как на крыльях, в посёлок, – попировать. Спокойная жизнь заканчивалась, стойбище приходило в движение, все куда-то собирались, торопились, ревели дети, взбрыкивали и захлёбывались лодочные моторы, упираясь в тугую, речную волну.

Но вот смолкали переругивания между мужиками и женщинами, – пустела коса, лишь кое-где ревели ещё сопливые ребятишки, которые не смогли уговорить родителей взять их с собой, да у костра, лениво шевелилась старуха, раскуривая замусоленную, обгоревшую до самого мундштука трубку.

Может быть, и вернётся к вечеру, а то и к ночи совсем, какая-нибудь лодка, ткнётся неаккуратно – пьяно в берег и, приехавшие хозяева стойбища, трудно перевалятся через борт, и будут шарашиться, искать в потёмках свой чум, будить пряниками заспавшихся в беспорядке пацанов. А может, и не вернётся в эту ночь лодка, только дня через три приедут, виновато пряча глаза от встречающих ребятишек.

Но проходит какое-то время, – день, два, и снова на стойбище всё приходит в норму: рано утром, лишь солнышко показало свой краешек из-за хребта, когда ещё и комар не просушил росные крылья, молодые парни вытаскивают из лодок, уже снятые сети, и развешивают их на кольях, выбирают рыбу. Женщины мелькают у очага, бренчат закопченными сковородками и котлами, а в обеденную жару на приплёске слышен радостный гвалт ребятни.

Часто бывая в таких летних поселениях удэгейцев, я всегда видел лишь радушие с их стороны и непоказное гостеприимство:

–О-о, начальник приехал, проходи, пожалуйста, отдыхай, сейчас ленка убьём, талой угостим.

И уже забегали женщины у костра, поторапливая вздувающих вялый огонь ребятишек, разогревают чай и стряпают свежие лепёшки, а кто-то из мужчин, берёт острогу и спешит на берег. Он действительно убивает там ленка, как будто тот специально стоял и ждал этого, приносит его, изгибающегося дугой то в одну, то в другую сторону, и делает замечательное угощение – талу.

Тала, – это освобождённая от кишок и костей тушка ленка, особым способом нарезается острым ножом на деревянном лодочном весле, заправляется солью и перцем, покруче, и кушают это угощение прямо руками. И готовить талу нужно непременно на лодочном весле, – вкуснее.

Привольно живут удэгейцы летом, да они вообще привольно живут, и летом и зимой. Часто даже не знают, какое сегодня число месяца, какой день, да что там день, месяц могут не знать.

–А зачем нам это?

И действительно, – зачем? Они веками жили так, и это им нравилось, и сейчас нравится, ну и пусть живут.

Кстати, кое-какие мысли в этом плане, в отношении малых народностей севера. Наверное, Бог больше любит луноликих людей, а то зачем бы он их поселил в богатые, рыбные, более сытные места, где не нужно прилагать особых усилий для обеспечения себя пищей, зачем бы Он предоставил им такое беззаботное житьё.

Даже взять, к примеру, тундру, где живут эвенки, якуты, селькупы, долгане, ненцы, ханты, манси, и другие северные национальности. Конечно, условия там суровые, в том плане, что холодно, зато много пищи, – это и рыба и несметные стада оленей. А возьмите бурят – монгольские степи, там тоже, можно выращивать множество скота, не заботясь особенно о его пропитании, – круглый год на подножном корме. И только средняя полоса, заселённая «русаками», в большинстве своём, не имеет столько рыбы, а чтобы прокормить себя мясом, нужно всё лето заниматься заготовкой кормов на зиму, – не выгонишь просто так скотину, – морозы и снега глубокие, не дадут ей прокормиться, как оленю на севере, или как стадам бурятским, да монгольским на юге.

Видно в чём-то больше провинился русский человек перед Богом, чем прочие, потому, как не пустил он его и на азиатские юга, где можно легче прожить за счёт растущих обильно разнообразных плодов. Там поселил Он казахов, киргизов, узбеков, китайцев и прочих людей, не слишком отличающихся от луноликих. И всем им, почти всем, не нужно знать, какое сегодня число и какой день недели. А может это и правильно?

… Река Хор, в те годы была удивительно богата рыбой. В любой день, после работы, я садился в лодку, отскакивал на моторе вверх, против течения, километров на десять, и спускался самосплавом домой, бросая блесну спиннинга то под один берег, то под другой. И за этот час налавливал рыбы столько, что и за неделю не съесть, а рыба какая отменная, – ленок, да таймень.

Однажды в гости к нам приехал начальник управления, тот самый Хронов, и жена угощала его котлетами особого приготовления. Он был несказанно удивлён, когда узнал, что котлеты те не мясные, а приготовлены из тайменя:

–Такой вкуснятины ни в каком ресторане не отведаешь.

Гость любил хорошо выпить и, был дюже крепок на водку. Поставленную перед ним рюмку, он осторожно отодвинул и попросил себе фужер, вот из него и хлебал горькую, не останавливая меня, когда я, на правах хозяина, наливал ему почти полную посудину.

Наутро, по благодушному лицу начальника, было даже не заметно, что вчера он влил в себя такое количество зелья. Прощаясь, снова спросил меня:

–Ну, что, не надумал ещё в город перебраться?

–Пока поработаю, а там видно будет.

В сердцах сплюнув, Хронов забрался в глиссер, на котором приезжал в эту глухомань, и рокот мотора эхом разнёсся по ближним, дремлющим под летним солнцем, распадкам.

… Летние хлопоты не дают разнежиться, распариться, окунуться в беззаботность и леность ласковых и тёплых дней, не позволяют забыть, какое сегодня число и какой месяц, – не удэгеец ты, не имеешь такого права. Уже нужно готовиться к следующей зиме, заканчивать ремонт садика и пекарни, поторапливаться с реконструкцией пилорамы, а тут ещё заготовки лекарственного сырья, ягод, грибов, орехи на подходе. Охотников нужно в тайгу завозить для ремонта зимовий и строительства новых, да и к охотничьему сезону нужно начинать готовиться: дядя не привезёт боеприпасы и не займётся обновлением оружия, – везде ты и только ты, ведь ты начальник.

А тут ещё, решил всё-таки, добиться какой-то техники для участка, не ждать же на самом деле, когда Николай «в пень въедет».

Приехал как-то в Бичевую, пришёл к директору и выложил ему желание иметь на участке новенький трактор, а лучше два. Он внимательно меня выслушал, поворочал хитрыми глазками, под густыми бровями, что-то сообразил, пожевал губами и согласился:

–Бери, два бери, только есть одно «но».

–«Но»? Какое?

–Ты же знаешь, в промхозе нет свободных, и тем более, новеньких тракторов, но я знаю, где их взять. Вот и возьми сам, если смелости хватит, ха-ха-ха.

И он поведал мне, что хорошо бы съездить в Хабаровск и прорваться в Крайисполком, в отдел по народам севера:

–Ведь ты начальник отделения в национальном посёлке, удэгейцы – это малая народность, они должны пользоваться определёнными поблажками – льготами со стороны государства. Вот и действуй.

–А что, идея заслуживает внимания.

На следующий день я был в Хабаровске. Что-то подтачивало меня, было какое-то чувство, видимо седьмое, подсказывающее:

–Не суйся без разрешения, не прыгай через голову.

И я решил согласовать свои намерения с Управлением, хоть и разрешил мне директор, но всё же Управление, – это всему голова.

Добравшись туда, я не застал на месте начальника, но времени терять не хотелось, и я зашёл к одному из начальников отдела. Это был далеко не старый ещё, но, на мой взгляд, «устаревший», типичный начальник отдела. Когда-то давно, у него была мечта стать тем, кем он и стал, наконец, на этом всё застопорилось, исполнилась мечта. С тех пор жизнь покатилась ровно, плавно, стремления притупились, а новая, более высокая мечта не возникла, пришло понимание, что надо всемерно использовать то, чего достиг. К лицу плотно приклеилось стандартное выражение важности и значимости, не стирающееся даже дома, поэтому и дети не льнули к нему, а старались быть незаметными в его присутствии, – дабы не мешать папе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67091223&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.