– Что за некомпетентность? Это всего лишь мороженое, а не ракетостроение! Я сделала заказ месяц назад!
– Простите, – умоляет девушка, заливаясь краской. – Не я принимала заказ. Я не знаю, что случилось. Нет никаких записей…
Не она одна на грани слез. Маленькая девочка с косичками стоит, опираясь ручонками о стеклянную витрину с мороженым, и смотрит то на разгневанную женщину, то на своих родителей.
– Почему так долго? – хнычет она.
– Я хочу поговорить с управляющим! – кричит женщина.
– Его здесь нет, – отвечает девушка за прилавком. – Я ничего не могу сделать. Мне очень жаль!
Не знаю, почему женщина так рассержена, и не уверена, что это имеет значение. Как она сама сказала, это же просто мороженое, и, очевидно, что бедная продавщица старается ей угодить. Женщина могла бы, по крайней мере, проявить вежливость. Не говоря уже о том, что она задерживает очередь и не дает этим бедным детям – и мне – получить наше мороженое.
Я делаю глубокий вдох, готовая обрушиться на женщину. Может, если подойти к проблеме рационально, нам удастся узнать номер телефона управляющего, пусть придет и разберется с этим.
Я сжимаю кулаки.
Делаю два шага вперед.
– Что здесь происходит? – раздается строгий голос.
Я замираю. Люди в очереди расступаются, и полицейский входит в кафе-мороженое.
Или… пусть он разбирается?
Женщина открывает рот, явно собираясь снова закричать, но ее перебивают люди из очереди. Присутствие полицейского ободряет их, и внезапно все они готовы встать на защиту продавщицы.
– Эта женщина всех достала.
– Она ведет себя грубо и нелепо.
– Пусть покинет заведение!
Женщина, кажется, искренне потрясена полным отсутствием поддержки со стороны покупателей, даже тех, кто стоит рядом и слышал всю историю.
– Прошу прощения, мэм, но, похоже, мне следует проводить вас к выходу, – говорит офицер.
Она выглядит подавленной. Ошеломленной. И все еще сердитой. Раздраженно ворча, она хватает со стойки визитную карточку кафе и презрительно смотрит на девушку, вытирающую слезы.
– Я позвоню вашему управляющему, я этого так не оставлю, – бросает она и выскакивает из кафе под громкий одобрительный гул очереди.
Я возвращаюсь к Джуду и Ари, потирая пальцы. Почему-то их опять покалывает. Я объясняю, что там произошло, и вскоре очередь снова начинает двигаться.
Покончив с мороженым, мы берем напрокат дорогущий суррей[20 - Четырехколесный экипаж без дверей, обычно двухместный, популярный в США в конце XIX – начале XX вв.] под лимонно-желтым тентом и целый час крутим педали, гоняя по набережной. Ари без устали фотографирует нас. Мы корчим дурацкие рожицы и призываем ее перестать сачковать и начать работать ногами.
В какой-то момент нам приходится резко тормозить, чтобы не врезаться в группу туристов, которые занимают всю ширину тротуара и двигаются черепашьим шагом. Ари нажимает на клаксон.
Один из туристов оглядывается, замечает нас, но возвращается к прерванному разговору. Полностью игнорируя нас.
– Извините! – просит Джуд. – Можно мы проедем?
Нет ответа.
Ари снова сигналит. И снова. Но они не уступают дорогу.
Какого черта? Они что, возомнили себя хозяевами набережной? Прочь с дороги!
Костяшки моих пальцев на руле белеют.
– Дайте проехать! Не можем остановиться! Убирайтесь! – раздаются крики с другой стороны.
Туристы вскрикивают от неожиданности и разбегаются – прямо на них несутся пятеро подростков на скейтбордах. Одна из женщин теряет сандалию, которая тут же оказывается под колесами скейтборда. Мужчина отпрыгивает назад так резво, что теряет равновесие и катится на заднице с набережной в пляжный песок. Все дружно кричат на бесцеремонных малолетних хулиганов, а мы с Джудом и Ари лишь переглядываемся и пожимаем плечами и быстро проезжаем мимо туристов, прежде чем они успевают снова занять дорогу.
Вернув суррей, мы покупаем в передвижном киоске самую большую порцию картошки фри с чесноком и идем на пляж, за столик для пикника. Взметая ногами песок, мы отгоняем жадных чаек, которые так и норовят поживиться нашей едой. Когда одна из них подскакивает так близко, что Ари, взвизгнув, ныряет под стол, Джуд бросает птицам несколько подгоревших ломтиков со дна коробки, и пернатые бросаются в драку.
Один из работников закусочной замечает это и возмущается, потому что «каждый дурак знает, что нельзя кормить диких животных!». На лице Джуда появляется виноватое выражение. Он всегда тушуется, когда его отчитывают.
Продавец отворачивается, и я показываю ему в спину кулак. Как только я опускаю руку, к нему подлетает чайка и срывает с головы бумажную шляпу. Парень вскрикивает от удивления и испуганно пригибается, когда птица уносится прочь.
Я смотрю, как чайка и шляпа исчезают в закате.
Здорово.
Неужели это я, или?..
Я смотрю на свою руку.
Нет. Это просто смешно.
Солнце начинает клониться к горизонту, когда мы добираемся до бухты – в миле к северу от центра города – где каждый год устраивают вечеринку у костра. Неизвестно, как давно существует эта традиция. Сколько классов устраивали пьяные танцы вокруг костра, сколько старшеклассников плескалось в прибое прямо в одежде, сколько парочек целовалось в скалистых нишах, словно специально для этого созданных. Якобы. Я не могу утверждать, поскольку сама этим не занималась.
Мы не первые, кто прибыл на место, но одни из первых. Двое старшеклассников выгружают сумки-холодильники из кузова пикапа. Мальчик, знакомый мне по классу математики, раскладывает хворост для костра. Те, кто пришел раньше всех, уже занимают места на пляже, расстилая одеяла и полотенца, доставая волейбольные мячи и пивные банки из больших пляжных сумок.
Мы устраиваемся неподалеку от костра, разворачиваем одеяло и расставляем низкие шезлонги, которые Ари привезла с собой. Вскоре Джуда окликают наши одноклассники, и он уходит поболтать с ними.
Ари поворачивается ко мне.
– Я знаю ответ, но на всякий случай спрошу. Хочешь зайти в воду?
Я с отвращением морщу нос.
– Так я и думала. – Она удивляет меня, снимая через голову свой пестрый сарафан, под которым надет бледно-розовый купальник. Выходит, она была в нем весь день, и странно, что я даже не догадывалась об этом.
– Постой, ты собираешься плавать? – спрашиваю я.
– Не плавать, – говорит она. – Но это же пляжная вечеринка. Я решила, что надо хотя бы намочить ноги. Ты уверена, что не хочешь присоединиться?
– Нет уж. Спасибо.
– Ладно. Тогда присмотришь за моей гитарой?
Она не ждет ответа, потому что, конечно же, я присмотрю. Ари идет к воде. Она ни с кем не здоровается, но я замечаю, как некоторые бросают на нее любопытные взгляды, гадая, знакома им эта девушка или нет. Джуд говорит, что она без колебаний приняла его приглашение на эту вечеринку, хотя никого здесь не знает. Интересно, надеется ли она расширить круг знакомых, завести новых друзей. Наверное, мне следует представить ее нашим приятелям, когда она вернется, но…
Я осматриваюсь и хмурюсь. Честно говоря, я тоже мало кого здесь знаю. Пока что вижу, в основном, ребят из выпускного и одиннадцатого классов. И некоторых наших одноклассников вроде Майи и ее свиты, но я с ними не дружу.
Впрочем, Джуд гораздо общительнее. Хотя он вроде как ботаник, смотрит старые сезоны «Звездного пути», и у него целая полка фигурок Funko[21 - Американская компания, производящая виниловые фигурки, плюшевые игрушки и другие товары, посвященные героям фильмов, сериалов, комиксов, мультфильмов, игр и аниме.] – героев «Властелина колец», все относятся к нему с симпатией. Он обладает собственным неповторимым шармом. И с ним легко и спокойно.
И это еще одна причина, почему никто никогда не верит, что мы брат и сестра.
Так что, если Ари захочет с кем-нибудь познакомиться, от Джуда в этом смысле гораздо больше пользы.
Я протягиваю руку и пододвигаю поближе футляр с гитарой.
– Не полезешь в воду, Пруд?
Я поднимаю глаза и вижу ухмыляющегося Джексона Сталта. Обратив на себя внимание, он смеется и демонстративно хлопает себя по лбу:
– Не бери в голову, это был глупый вопрос. Я имею в виду, у тебя ведь аллергия на веселье, не так ли?
– Нет, у меня просто аллергия на идиотов, – отвечаю я и невозмутимо добавляю:
– Апчхи.
Он хихикает, машет рукой, завершая наше восхитительное общение, и возвращается к своим столь же несносным дружкам.
Ему удалось меня уколоть, хотя я знаю, что он не стоит моего внимания. В конце концов, я и так все знаю о Джексоне Сталте. Во-первых, больше всего на свете его заботят дизайнерские джинсы и модные фирменные рубашки. А во-вторых, он готов высмеивать все и вся, даже если обижает этим кого-то. Что он часто и делает.
Я бы еще больше обиделась, если бы нравилась ему.
Но все же.
Все же.
Это неприятно.
Впрочем, если Джексон собирался испортить мне вечер, я ему этого не позволю. Я ложусь на одеяло и смотрю на подсвеченные закатным золотом облака, проплывающие над головой. Стараюсь погрузиться в радость момента. Смех, парящий над пляжем. Ровный шум волн. Вкус соли и запах дыма от разгорающегося костра. Я слишком далеко, чтобы чувствовать его жар, но одеяло и песок подо мной еще хранят тепло солнечного дня.
Я расслаблена.
Я довольна.
Я не стану думать о проектах по биологии.
Я не стану думать о безмозглых хулиганах.
Я даже не буду думать о Квинте Эриксоне.
Я делаю долгий, медленный выдох. Я читала, что регулярная медитация помогает отточить концентрацию и со временем повысить работоспособность и продуктивность. С тех пор я пытаюсь медитировать. Кажется, это так просто. Вдох. Выдох. Все внимание на дыхании.
Но в эту безмятежность вечно вторгаются какие-то мысли. Всегда что-то отвлекает.
Вот и сейчас внезапно раздается испуганный визг.
Я приподнимаюсь на локтях. Джексон тащит Серену Макгинни к воде. Он смеется, маниакально откидывая голову назад, а Серена брыкается, пытаясь вырваться.
Я сажусь и хмурюсь. Все знают, что Серена боится воды. Это стало известно, когда в девятом классе она отказалась посещать обязательные уроки плавания, даже принесла записку от родителей с просьбой освободить ее от занятий в бассейне. У нее не просто легкая водобоязнь, как у меня. А настоящая фобия.
Чем ближе Джексон к кромке воды, тем громче она кричит. Он несет ее на руках, и до сих пор она пыталась вырваться. Но теперь она поворачивается, крепко обхватывает его за шею и пронзительно выкрикивает:
– Не смей, не смей!
Я прищуриваюсь и слышу, как кто-то из его дружков подначивает:
– Макни ее! Макни!
Я сглатываю. Не думаю, что он это сделает – но кто знает?
– Да ладно, здесь глубина по щиколотку! – кричит Джексон. Играет на публику.
Совершенно ясно, что Серена не находит это смешным. Она смертельно бледна, и, хотя я знаю, что сейчас она, должно быть, ненавидит Джексона, ее руки тисками сжимаются на его шее.
– Джексон Сталт, придурок! Отпусти меня!
– Опустить тебя? – спрашивает он. – Ты уверена?
Его друзья поддерживают его. Скандируют, подбадривают:
– Мак-ни. Мак-ни. Мак-ни!
Я вскакиваю на ноги и, сложив ладони рупором, кричу:
– Оставь ее в покое, Джексон!
Он встречается со мной взглядом, и я понимаю, что совершила ошибку. Теперь для него это вызов. Сможет или не сможет?
Я упираю руки в бока и пытаюсь воздействовать на него силой мысли – если у него есть хоть капля достоинства, он оставит ее в покое.
Он снова смеется – почти жестоко. Затем одним плавным движением отпускает ее ноги, а свободной рукой отцепляет ее от своей шеи. Пока она пытается обхватить его коленями, он бросает ее как можно дальше в волны.
Ее вопль режет уши. Его друзья гнусно хихикают.
Там не слишком глубоко, но, когда она с плеском падает на спину, вода доходит ей почти до шеи. Серена вскакивает на ноги и бросается к берегу. Мокрое платье, все в песке, прилипает к бедрам.
– Ты придурок! – Она толкает Джексона в живот, пробегая мимо.
Он замирает на месте и смахивает рукой песок, который она оставила на его рубашке.
– Эй, теперь это только в химчистку! – В его голосе слышится издевка.
