«Моя госпожа?»
В наступившем неловком молчании стало слышно, как пошевелился халиф, которому явно стало не по себе.
– Вы правы, – пробормотала Шахразада, – мне не следовало этого говорить.
Собеседник глубоко вдохнул. В покоях воцарилась неловкая тишина.
– А мне не следовало тебя прерывать. Приношу свои извинения, – прошептал он. Услышав эти слова, Шахразада изо всех сил сжала бордовую бахрому подушки. – Прошу, продолжай.
Девушка подняла глаза на халифа, кивнула и вернулась к сказке.
– Агиб слушал историю с нараставшим смущением. Было очевидно, что это он совершил кражу, а от кольца, о котором велась речь, избавился во время бегства от стражи эмира. Отдать волшебную чашу мореход не намеревался. Как и задавать последний, самый важный, вопрос, не обдумав его как следует. Если же эмир проведает, что цель его путешествия находится у Агиба, то, скорее всего, убьет его, чтобы заполучить предмет. Еще более вероятной казалась угроза того, что кто-то узнает в спасенном мореходе вора, ответственного за злоключения владельца судна. Агиб все же решил остаться рядом с эмиром до конца путешествия, используя любые доступные способы для сокрытия личности.
Шахразада осторожно села, когда заметила слабый свет, который струился через резные решетки, ведущие на балкон. Пытка начиналась заново.
– На протяжении последующих нескольких месяцев корабль бороздил морские воды в поисках горы из адаманта. Агиб делал все возможное, чтобы не дать судну достичь цели плавания. За это время он многое проведал о многочисленных приключениях эмира и, в конечном счете, о его жизни, все больше и больше восхищаясь благодетелем. Тот, в свою очередь, разглядел в Агибе умного юношу с отважным сердцем и неистощимой жаждой к новым знаниям. Бывший вор превратился в умелого морехода, так как понял: люди могут уважать его не только за умение очищать карманы. Они могли уважать его как человека чести, как надежного товарища. Увы, время было не на их стороне. Преклонные годы нагнали эмира. Плохое самочувствие не позволяло ему больше странствовать по морю. Следовало вернуться в Багдад. Вскоре стало ясно, что эмир умирает. Каждый день, каждый час превращались в бесценное сокровище. Агиб с ужасом наблюдал, как его наставник и друг начал увядать на глазах. Юноша раздумывал, не спросить ли джинна о способе спасти эмира, но знал, что это было за пределами возможного.
Бледный рассвет медленно и неотвратимо взбирался по решеткам.
– Агиб знал, что должен сделать. И сразу после того, как они пришвартовались в Багдаде, бежал с судна, захватив с собой лишь волшебный сосуд. Удалившись от пристани, он потер край чаши и потребовал, чтобы джинн сказал, где найти кольцо. Узнав, на какой вопрос Агиб потратил свое последнее желание, всеведущее существо оглушительно рассмеялось, но поведало: украшение находится на мизинце пользующегося дурной славой наемника. Не теряя времени, бывший вор пустился на поиски заветного предмета. Последовавшая борьба за кольцо оказалась кровавой и жестокой. Агиб был вынужден отдать все свои сбережения и оставшуюся добычу, чтобы выйти живым из логова головорезов. Избитый, весь в синяках, он вернулся на корабль, сжимая в руке драгоценное кольцо.
Рассвет наступил во всем своем бело-золотом великолепии.
И Шахразада была уверена, что халиф знает об этом, а потому с жаром продолжила:
– Эмир лежал, сражаясь за каждый вздох, но потянулся к Агибу, когда увидел его. Тот встал на колени у кровати умирающего и надел кольцо ему на палец. «Сын мой, – прохрипел пожилой мужчина, всматриваясь воспаленными глазами в покрытого синяками юношу, – прими мою величайшую благодарность». Услышав сии слова, Агиб заплакал и поведал эмиру о своей личности, однако тот остановил бывшего вора: «Я узнал тебя, впервые увидев на борту корабля. Пообещай, что до конца своих дней не станешь красть, а будешь трудиться, дабы улучшить жизни тех, кто рядом с тобой». Агиб кивнул и еще пуще залился слезами. Эмир отошел в мир иной с безмятежной улыбкой на устах, сжимая руку названого сына, завещав ему все имущество и передав свой титул. Вскоре молодой эмир взял в жены прекрасную девушку. Такой пышной свадьбы Багдад не видывал много лет.
Шахразада остановилась, метнув взгляд на солнечные лучи, которые проникали с балкона.
– Ты закончила рассказ? – тихо спросил халиф.
Она покачала головой, набрала в грудь воздуха и продолжила:
– После церемонии новый эмир принимал поздравления гостей. Одним из них оказался маг из далекой Африки. Он бродил по свету в поисках волшебной лампы. Хотя на самом деле его интересовал юноша по имени Аладдин.
– Это начало новой сказки, – произнес халиф, и на его челюсти заходили желваки.
– Вовсе нет, это часть той же истории.
Раздался негромкий стук в дверь.
Девушка поднялась с постели, накинула шамлу и трясущимися руками принялась завязывать тесемки под грудью.
– Шахразада…
– Видите ли, Аладдин являлся превосходным игроком… потомственным обманщиком. Его отец был…
– Шахразада.
– Это все та же сказка, мой повелитель, – произнесла она тихо, сжимая руки в кулаки под накидкой, чтобы скрыть предательскую дрожь.
Халиф тоже поднялся на ноги, когда стук в дверь стал более настойчивым, и велел:
– Войдите.
В покои ввалились четверо солдат, следом за ними вошел шахрбан Рея. При виде главного генерала Шахразада ощутила, как пол уходит из-под ног, и решительно выпрямилась, не желая показывать ни малейшего признака слабости.
«Зачем явился отец Джалала?»
– Генерал аль-Хури. Что-то случилось? – поинтересовался халиф.
– Нет, мой господин, – ответил шахрбан, кланяясь повелителю. Затем слегка замялся и продолжил: – Однако уже наступило утро.
Генерал метнул взгляд на Шахразаду, однако тут же отвел глаза и побледнел.
«Неужели… Неужели он желает моей смерти? – гадала про себя она. – Но почему?»
Халиф промолчал, и шахрбан кивнул подчиненным, указывая на девушку. Солдаты тут же окружили ее.
Сердце выпрыгивало у нее из груди.
«Нет!»
Один из конвоиров схватил Шахразаду за запястье. Она отдернула руку, будто от огня, грозящего опалить кожу, и краем сознания отметила, как напряглось лицо халифа.
– Не трогайте меня, – воскликнула девушка. Когда второй солдат взял ее за плечо, она смахнула его руку и закричала, сама слыша панические нотки в голосе: – Вы что, оглохли? Как вы смеете прикасаться ко мне? Вы знаете, кто я такая?
Не представляя, что еще можно предпринять, Шахразада поймала взгляд халифа. Того самого чудовища, которое и стало причиной всего происходящего.
В тигриных глазах мелькнуло… смятение.
Настороженность.
А потом…
Они стали безмятежными.
– Генерал аль-Хури, – сказал халиф.
– Да, мой повелитель.
– Позвольте рассказать вам сказку о горе из адаманта.
– Но… – Шахрбан в замешательстве переводил взгляд с повелителя на Шахразаду. – Мой господин, вы не можете… Я не понимаю…
– Вы правы, генерал, – резко обернулся к пожилому мужчине халиф. – Вы не понимаете. И, вероятно, никогда не поймете. Тем не менее я хочу рассказать вам историю о горе из адаманта. – Он посмотрел на Шахразаду. На губах мелькнула тень улыбки. – Моя госпожа, до встречи.
Начало – это конец
Накидку-риду и все незащищенные части тела Тарика покрывал толстый слой песка. Темно-гнедой жеребец блестел от пота, в уголках губ уже начала собираться пена.
С каждым проходящим часом ворчание Рахима становилось все громче.
Однако Тарик уже видел на горизонте городские стены Рея. А потому отказывался останавливаться.
– Во имя всего святого, давай поедем чуть медленнее, – прокричал Рахим уже в который раз за последние пять минут.
– Ты волен поступать, как пожелаешь. Но стоит снизить темп, как ты выпадешь из седла. И станешь отличной закуской для стервятников, – бросил Тарик через плечо.
– Но мы скачем, будто спасаясь от пожара, уже два дня кряду!
– И в результате почти добрались до пункта назначения.
– Не пойми меня неправильно, – заявил Рахим, натягивая поводья и пуская лошадь легким галопом, – я переживаю за Шази так же сильно, как и ты. Но ты не сумеешь никому помочь, если окажешься полумертвым от голода и усталости.
– Как только доберемся до поместья дядюшки Резы, можно будет отдохнуть и принять ванну, – ответил Тарик. – Но сначала нужно попасть в Рей. Я должен… – и он пришпорил жеребца.
– Чрезмерная обеспокоенность тоже до добра не доведет, – крикнул вдогонку Рахим. – Если кому и удастся выжить вопреки всем обстоятельствам, так это Шази.
– Она не должна была вообще оказаться в подобной ситуации, – сказал Тарик, осадив скакуна, чтобы поравняться с другом.
– Ты в этом не виноват.
– Думаешь, все дело в чувстве вины? – взорвался сын эмира.
– Я не знаю, в чем дело. Только вижу, что ты считаешь себя обязанным исправить ситуацию. А я считаю себя обязанным поддержать тебя. И Шази.
– Прости, – уже тише произнес Тарик. – Не следовало срываться на тебе. Я отдал бы все на свете, лишь бы предотвратить произошедшее. Одна мысль о ней…
– Хватит. Не мучай себя.
Несколько минут они скакали молча, но затем Тарик признался:
– Я действительно чувствую себя виноватым.
– Знаю.
– И ощущал те же эмоции после смерти Шивы.
– Но почему?
– Потому что не представлял, что сказать Шази после гибели ее лучшей подруги. После гибели моей двоюродной сестры. Я больше не находил нужных слов. Не мог утешить никого. Мама была ужасно расстроена. Тетя… тут, думаю, никто не смог бы помочь, никто не сумел бы предотвратить то, что случилось с ней. А Шахразада… она тоже словно утратила дар речи.
– Меня это особенно встревожило, – печально согласился Рахим.
– Мне следовало догадаться уже тогда. Я должен был заметить, что она что-то замышляет.
– Такое под силу лишь прорицателям, прозревающим будущее. Мы все о чем-то сожалеем. Я хотел бы быть не бесполезным третьим сыном, а богачом с красавицей-женой… с грудями, как спелые дыни, и ногами длинными, как дороги в пустыне.
– Рахим, я не шучу. Я должен был понять, что Шази затевает нечто подобное.
– Я тоже не шучу, – нахмурился тот. – Ты не можешь предвидеть грядущее. И ничего неспособен поделать с прошлым.
– Тут ты ошибаешься. Я могу вынести урок на будущее. – Тарик пришпорил жеребца, и тот устремился вперед, превращаясь в размытую темную полосу на фоне пустыни. – Чтобы подобное никогда больше не повторилось!
* * *
Уже наступило утро, когда Тарик и Рахим наконец оказались в изысканном поместье Резы бин-Латифа, которое находилось в самом сердце Рея. Они спешились и принялись оглядываться. В центре двора блестел овальный фонтан из глазурованной темно-синей мозаики. Земля была выложена терракотовыми плитками, искусно вырезанными в форме шестиугольников. Зеленые лозы винограда обвивали колонны. У основания арок виднелись небольшие клумбы с фиалками, гиацинтами, нарциссами и лилиями. Фонари из сплава меди и железа украшали стены, ожидая темноты, чтобы продемонстрировать истинное великолепие.
И все же, несмотря на всю красоту дома, повсюду ощущалась атмосфера печали. Чувство ужасной потери, которую не могла заполнить никакая роскошь.
Тарик посадил Зорайю в импровизированную клетку в дальнем конце двора. Птица недовольно заклекотала, устраиваясь на незнакомом насесте, но сразу успокоилась, как только получила еду.
Рахим стряхнул с себя слой песка и сложил руки на груди.
– Проклятая птица окажется сытой раньше меня? И где справедливость в этом мире?
– Вижу, за прошедшие несколько лет мало что изменилось.
Тарик обернулся, заслышав знакомый голос. Под одной из завешенных лозами арок стоял его дядя.
Оба юноши вышли вперед и склонили головы, прижимая кончики пальцев ко лбу, чтобы выразить почтение хозяину дома.
Реза бин-Латиф приблизился. На лице его была печальная улыбка. Темные волосы на голове поредели еще больше с того момента, когда они виделись в последний раз. Аккуратно подстриженные усы теперь казались еще более седыми. Морщинки возле глаз и рта, свидетельствующие о веселом нраве, углубились и отражали в корне неправильные эмоции…
Улыбка же выдавала, что душу дяди терзали призраки прошлого.
Лицо скрывалось под маской, надетой убитым горем человеком, чья горячо любимая семнадцатилетняя дочь ушла из жизни… а спустя три дня за ней последовала и жена. Жена, которая не вынесла потери единственного ребенка.
– Дядя, – поприветствовал Тарик, протягивая руку.
– Вы добрались очень быстро, дорогой племянник, – тепло сказал Реза бин-Латиф, сжимая его ладонь. – Я не ждал вас по меньшей мере до завтрашнего дня.
– Что с Шази? Она… еще жива? – Едва дождавшись кивка дяди, Тарик горячо воскликнул: – Тогда…
– К этому моменту все жители Рея знают про нашу Шахразаду, – прервал его Реза, и его печальная улыбка стала гордой. Рахим подошел ближе и сжал свободную руку друга. – Еще бы: единственная жена халифа, которая пережила не один, а целых два рассвета.
– Как я и говорил, – выдохнул Рахим. – Шази особенная.
– Но как? – спросил Тарик, ощущая, что его впервые за последние два дня покидает напряжение.
– Никто не знает, – ответил Реза. – Город так и гудит от слухов. Большинство считает, что халиф влюбился в юную жену. Но мне так не кажется. Убийцы, подобные ему, неспособны… – Он осекся, лицо исказилось от ярости.
