– Я найду тебя на другом конце света. Даже на другом свете. Ты же знаешь. – Арон протянул ей руку: – Идём, прошу. Я больше не позволю тебе встревать в неприятности без меня.
Этот голос, взгляд, улыбка сжимали грудь холодной лапой тоски. Всё было слишком, до боли похоже; всё рождало отчаянное, невыносимое желание протянуть ему руку в ответ – как всегда; идти куда угодно, главное – с ним…
– Ты ненастоящий, – выплюнула Таша, чувствуя свинцовый вкус этих слов на своих губах.
Сомкнуть веки было чудовищно трудно. Сделать шаг – ещё труднее.
И всё это было ерундой в сравнении с тем, как заледенела её кровь, когда она открыла глаза и увидела, что его нет рядом.
Прежде чем продолжить путь, Таша с силой закусила губу: боль немного отрезвила, развеивая в голове дурман колдовских мороков и запаха аллигранов.
Шаг. Шаг. Шаг. Оставшееся за спиной тут же переставало быть тем, чем казалось. Таша откуда-то знала это, знала так же твёрдо, как своё имя.
Главное – не задумываться, сколько ещё шагов осталось.
– Та-аша…
Голос, полный жутких чарующих гармоник, едва не заставил её запнуться.
– Стоять спиной к собеседнику не очень-то вежливо, девочка моя. Ты ведь не забыла правила хорошего тона?
…это опять Лес. Просто Лес.
Отяжелевшие ноги, лучше своей хозяйки понимавшие, что останавливаться не стоит, шагнули вперёд.
– Похоже, забыла. – Лиар позади неё – или то, что притворялось им, – укоризненно цокнул языком. – Куда же ты? А твой рыцарь так ждал твоего возвращения…
– Таша, беги!
Новый голос вынудил её вздрогнуть – и снова замереть.
– С твоей стороны неосмотрительно было оставлять мальчишку одного, девочка моя. Очень неосмотрительно. Что бы там он про себя ни думал. Ох уж эти молодые люди с их самомнением… Небольшой урок пойдёт на пользу его гордыне, как считаешь?
Судорожный выдох. Приглушённый мальчишеский стон сквозь закушенные губы.
Слышать это было больнее, чем душераздирающие вопли.
– Кричи, мальчик. Лучше сразу. Всё равно ведь заставлю.
– Таша, беги, прошу!..
…и как же Лес мог безнаказанно пропустить столь тёмную душу, как его?
Таша замерла на полуобороте.
– Это неправда, – вымолвила она, заклиная не то Лес, не то призраков за своей спиной, не то саму себя. – Вы мерещитесь мне.
– Мерещимся? И это тоже мерещится?
Сдавленный крик Алексаса заставил её зажмуриться.
Таша стояла, из последних сил удерживая тело на месте, сопротивляясь всему своему существу, больше всего на свете желавшему обернуться.
…если это и вправду они…
…если враг сейчас за её спиной, мучает её друга…
…если…
Таша зажала уши ладонями – и помчалась вперёд, вперёд, вперёд по прямой, как стрела, тропе.
Это неправда, неправда, непра…
…под ногу что-то подвернулось, на миг подарив пьянящую невесомость полёта. Чудом успев подставить руки, Таша рухнула на россыпь кроваво-алых маков. Вдохнув пыльцу, ударившую в нос сладким до приторности запахом, закашлялась и вскинула голову.
Поляна, на которой она лежала, от края до края заросла цветами: ландышами и фиалками, незабудками и вереском, васильками и сонмом других. Цветочный круг стеной обступали раскидистые голубые ели. Сверху искрилось звёздами ночное небо.
Пока Таша моргала, пытаясь найти взглядом тропу и понять, не очередная ли это ловушка Леса, посреди поляны вихрем взвились в воздух цветочные лепестки. Пёстрое облако закружилось миниатюрным ураганом и сложилось в очертания нагой человеческой фигуры: высокая грудь, тонкая шея, длинные волосы, женское лицо, сотканные из белых, красных и голубых соцветий, дрожащих в воздухе.
Фея…
Таша поднялась на ноги.
– Приветствую, – сказала она, на всякий случай склонив голову.
За её спиной послышались смешки – на грани слуха, будто призрачные отзвуки женских голосов. Что-то невесомо коснулось её волос – точно проказливый ветер погладил её затылок. Таша вздрогнула, но не обернулась: едва ли правила Леса не действовали здесь, в самом его сердце.
Другие феи не спешили показываться пришелице, предпочитая забавляться и наблюдать.
– Я прошла через Лес, чтобы просить глоток воды из вашего источника, – произнесла Таша.
Страшно не было. Что-то подсказывало ей: раз она дошла сюда, раз прошла через арку и выдержала испытание всеми страхами и искушениями, она имела право просить об этом. Не требовать, конечно, но просить – точно.
– Зачем тебе это?
Цветочные губы не разомкнулись для вопроса: тот прошелестел прямо возле Ташиных ушей, словно то был голос воздуха, продолжавшего жечь щёки морозом.
Последнее испытание.
Хорошо, что у Таши был готов правдивый – и очень уместный в данной ситуации – ответ.
– Чтобы спасти друзей от смерти.
– Мы можем дать тебе могущество. Золото. Власть. Оружие. Это лучше простой воды.
Цветочное лицо не шевелилось, только лепестки слегка колебались от неощутимого ветра, придававшего им форму. В цветочных глазах не было ни зрачков, ни белков, но Таша всё равно чувствовала взгляд создания Леса на своём лице: взгляд, успешнее мороза пробиравший мурашками до костей.
– У меня могла бы быть власть. И золото. И могущество. И я бегу от них.
– Потому что боишься?
За спиной Таши снова зазвучали смешки.
Навряд ли феи любили трусов. Но, к счастью, на этот вопрос у Таши был готов ещё один уместный правдивый ответ.
– Потому что я не готова к ним. И едва ли однажды буду готова.
Цветочная фигура склонила голову набок.
Ландыши и фиалки у её ног покачнулись, прежде чем растаять в воздухе, – позволяя проявиться там же роднику, обложенному мшистыми тёмными камнями.
– Однажды – будешь. Однажды – была, – шепнула фея. Изогнула ладонь в приглашающем жесте. – Держи, человечье дитя. Ты заслужила наш дар.
Таша не стала задавать вопросов. В конце концов, едва ли она получила бы ответы, которые смогла бы понять. Поэтому просто склонила голову ещё ниже – и, приблизившись, не глядя фее в лицо, опустилась на колени перед источником и его хозяйкой.
Сдёрнув варежки, сложенными ковшиком ладонями она зачерпнула пригоршню воды: студёнее льда, прозрачнее стекла.
Первый же глоток прокатил от горла к животу волну холода, словно она выпила жидкий лёд. Голова взорвалась изнутри болью, заставившей закричать, и видениями, что замельтешили перед глазами яркими вспышками.
…умирающая волчица на залитом кровью ковре…
…мёртвый Арон на красной глине…
…альв, величающий Ташу «её высочеством»; воины среди вспышек заклятий; она сама, ловящая ветер невесть откуда взявшимися крыльями…
Это не видения, вдруг поняла Таша.
А затем – вспомнила.
…боль достигла высшей точки, выжигая что-то в голове безжалостным огнём, и исчезла.
Спустя некоторое время Таша сумела понять, что лежит на снегу, скрючившись, дыша часто и отрывисто. Ещё спустя какое-то время – приподняться и оглядеть ночной лес. Лёд, обливший берёзы и рябины, слабо серебрился в лунном свете; феи исчезли вместе с обманчивой зеленью Зачарованного леса.
Вместе с ментальными барьерами, наложенными Ароном на её сознание.
Тариша Тариш Бьорк, она же Тариша Арондель Морли и Тариша Альмон Фаргори, законная наследница престола Срединного королевства и особа, приближённая к заговорщикам, подняла варежки со снега. Натянув их на озябшие ладони, кое-как встала – и, пошатнувшись, ухватилась за ствол ближайшей берёзы. Постояла, собираясь с мыслями, глядя на тропку, начинавшуюся прямо под её ногами и убегавшую вдаль.
Найдя в себе силы оторвать руки от ледяной опоры, сделала первый неуверенный шаг.
Всматриваясь в темноту, в которой она видела так остро, как видят только оборотни, Таша зашагала по тропе: отчего-то не сомневаясь, что та, снова убегая вперёд, на самом деле ведёт её назад. И, слушая снежный скрип под ногами, пытаясь разобраться в чехарде, воцарившейся в её бедной голове, ясно понимала только одно.
Убийство Алексаса за эту прогулку временно отменялось.
* * *
В обсерватории царил бардак. На столе соседствовали пыльные свитки, кучи очиненных перьев, скомканные бумаги, звёздные карты и древние чашки из-под чая с заплесневелыми лимонами внутри. Комнату оккупировали стопки книг, изогнутые под столь угрожающим углом, что обрушению их мешало разве что чудо. Напротив большого круглого окна, приткнувшегося под самым куполом крыши, сиял медным блеском телескоп внушительных размеров – единственная вещь, за которой хозяин обсерватории действительно следил.
Когда на лестнице послышался неясный шорох, хозяин как раз сидел в кресле перед телескопом: старик, кутавшийся в плед, кусавший мундштук трубки, табака в которой не бывало уже лет десять. Морщинистое лицо облаком окружали седые, по-мальчишески густые и ершистые кудри.
Светлые – до того светлые, что могли показаться слепыми, – глаза обратили свой взор на дверь.
– Мхм… входи, Арон, – хрипловатым голосом молвил звездочёт ещё прежде, чем раздался стук.
Амадэй, пригнувшись, прошёл в низкую дверку:
– Добрый вечер, Гирен.
– Не столь добрый, видать, раз ты удостоил меня посещением. Мхм, – казалось, хмыканьем старик скрывает рвущийся кашель. – Учитывая, что ты-то прекрасно знаешь: когда мне хочется кого-то повидать, я выхожу сам.
– Проницателен, как всегда. – Арон оперся ладонями на пыльный стол. – Гирен, мне нужна твоя помощь.
Взгляд зелёных глаз скрестился со взглядом бесцветных.
– Мхм. – Оттаяв от изучающей неподвижности, старик погрыз трубку. – Знаешь, Арон, а я догадываюсь, что тебе нужно. И, мхм, удивлён, что ты второй раз за полгода просишь меня об этом, помня о моей клятве.
– Если ты снова не воспользуешься Даром, могут погибнуть двое детей.
– Считаешь, что это оправдает, мхм, клятвопреступление? Снова?
– Считаю, что это оправдает гибель твоей дочери. Оправдает то, что ты, ни в чём не виновный, проклял свою силу и бежал в глушь, – сказал Арон. – Похоронив Дар в себе, дав зарок никогда не использовать то, что дала тебе Богиня в помощь другим.
Когда после долгой паузы старик заговорил вновь, голос его звучал глуше прежнего:
– По тебе, может, и оправдает. У вас вообще странные принципы, мхм. По братцу твоему особенно заметно.
– Ты велел дочери не выходить из комнаты. Она не послушалась. Лиден никогда тебя не винила, ибо ты защищал их. Свою семью. Кто мог знать, что единственной жертвой твоего защитного круга в ту ночь окажется Лира? Что она единственная сгорит в огне, который должен был сразить твоих врагов?
Молчание, разлившееся по обсерватории, было тяжелее свинца.
– Я понимаю, почему ты возненавидел и степень магистра, и пост в Гильдии, который привёл в ваш дом того мага крови, и волшебство, погубившее твоего ребёнка, – продолжил Арон. – Но сейчас волшебство может спасти несколько жизней. Детских жизней. Для нас с тобой, по крайней мере, они дети.
– Ну загляну я в телескоп, положим, – сказал господин Гирен, досадливо поведя крючковатым носом. – Ну увижу я, что наши девочки на волосок от смерти. Ну скажу тебе, кто из них где… И что дальше, мхм? Что тебе дороже, Арон: две жизни или пятьдесят? – Жёлтые зубы ожесточённо клацнули о дерево трубки. – Фар-Лойл не справится без тебя. Половина ещё больна. И Лид рассказала, что у излеченных наблюдаются странные признаки… Необычная эта болезнь, Арон. И, мхм, не только сама болезнь. Что-то странное есть во всём этом. Я много на своём веку повидал… магистр бывший, в конце концов. Это не простой тиф, и пришёл он к нам, мхм, не просто так. Его кто-то наслал. Мнится мне, ты отлично знаешь, кто это мог быть.
– Тогда ты понимаешь, почему мне невыносима даже мысль о том, что наши девочки могут быть в руках этого не-человека.
Господин Гирен хмуро качнул кресло на ножках.
– Разве ты сам не можешь их найти? – спросил он спустя пару секунд молчания.
– Я пытался. Что-то закрыло от меня их обеих. Алексаса с Джеми – тоже.
– А-а, – протянул звездочёт. – Эффект зеркальца Лиара?..
– Либо они уже у него, либо рядом с ними находится что-то, куда мой брат заключил частицу своей сущности, – подтвердил Арон тихо. – Я тут бессилен. А стоило мне прочитать ту заметку в листке…
– Да, тут и трёх догадок не нужно, чтобы понять, что у Таши это амулет. – Старик снова пожевал трубку. – А твой братец умеет строить планы. Начинаю им, мхм, восхищаться. В каком-то плане. Во всяком случае, сыграть с ним в аустэйн было бы интересно… мхм. И что будешь делать, если окажется, что девочки у него? Бросишь нас? Обречёшь жителей своего пастырства на гибель ради двух… мхм, да нет, что там душой кривить, одной девчонки? Я ведь прекрасно вижу, что до Лив тебе особого дела нет. Любишь её постольку-поскольку. Профессия у тебя такая, мхм, амадэйская: обязывает всех любить. Да и Таша расстроится, если поймёт, что на её обожаемую сестрёнку тебе…
