Я была именно такой наивной маленькой идиоткой, какой он меня видел.
– Да, – подтвердил мой отец за туманом моего красного гнева.
Распахнув глаза, я вскочила с камня.
– Его проект даже не закончен! Он сам мне сказал! – вскипела я.
Никогда я не повышала голоса на своего отца. Или на кого-нибудь еще, если уж на то пошло. Сейчас же мое спокойствие утекало сквозь пальцы, как вода.
Мой отец стоял напротив меня, раскинув руки, как будто сдавался.
– И все же его проект кажется на голову выше остальных, хотя и не наполовину закончен.
– Даже наполовину не закончен?! – дико воскликнула я, вскидывая руки в воздух. – Это вообще разрешено? Разве это не противоречит вашим правилам и предписаниям или чему-то в этом роде? Может быть, мне следовало просто подарить тебе сраную банку из-под кетчупа?
Я хваталась за соломинку. Совет Подготовительной школы Карлайл и судьи по стажировке состояли из трех основателей школы – моего отца, его двоюродного брата Гарри Фэрхерста, который был художником, и леди Альмы Эверетт-Ходкинс, бывшей главным куратором музея Гуггенхайма. Если они решили выбрать Вона, я ничего не могла с этим поделать. Я напоминала себе Дон Кихота, сражающегося с ветряными мельницами, зная, что они будут продолжать вращаться, сколько бы я ни махала на них своим воображаемым мечом.
– Ленни, это не очень хорошая вещь. – Папа закрыл глаза, его лицо исказилось от боли. – Это удивительно блестящий шедевр, и если бы ты его видела, то согласилась бы.
– Отличная идея. Почему бы тебе не показать мне этот шедевр, законченный на четверть, чтобы я сама его оценила. – Я пнула кусок пластилина, заставив его крутиться по полу, пока он не ударился о стену. – Покажи мне, что такого блестящего в примерной форме скульптуры без малейших деталей. Креветка в матке, без глаз, носа и губ. Покажи мне, насколько он лучше меня.
Мы оба постояли так некоторое время, прежде чем я бросилась к накрытой статуе, намереваясь сорвать с нее простыню и посмотреть сама. Папа схватил меня за руку, как только я дотянулась до нее.
Я откинула голову, горько рассмеявшись.
– Конечно.
– Хватит, Ленора.
– Держу пари, это отстой. Держу пари, ты выбрал его только потому, что он чертов Спенсер. – Я обернулась к нему с улыбкой на лице.
Эмилия ЛеБлан-Спенсер, сама художница, за эти годы вложила много миллионов в Подготовительную школу Карлайл. Очевидно, она беззаветно влюбилась в картины Гарри Фэрхерста и поэтому несколько из них приобрела для своего дома.
Я знала, что это было неразумно. Моему отцу не нравилось бездумное, мстительное поведение. Но мои фильтры, похоже, сошли с ума вместе с моим здравомыслием.
– Ты Асталис. – Его ноздри раздулись, и он ударил кулаком себя по груди. – Моя собственная кровь.
– Очевидно, твоей собственной крови недостаточно. – Я пожала плечами.
Внезапно я слишком устала, чтобы даже вернуться в свою комнату. Бороться с ним было бесполезно. Ничто больше не имело значения. Вон выиграл последний раунд и выбил меня из гонки. Моей единственной ошибкой было удивление. Я действительно думала, что он не сможет пройти стажировку с незаконченной работой.
Но, конечно, Вон в своем худшем проявлении все равно был успешнее меня в моем лучшем.
Плохой мальчик в искусстве скульптуры. Дитя любви Донателло и Микеланджело, с примесью Дэмиена Херста и Бэнкси[25 - Представители современного искусства.], что отражает его бунтарский характер.
– Ну, если ты меня извинишь, я должна пойти подать заявку примерно на пятьсот стажировок, теперь, когда мои планы на следующие шесть месяцев стали на шесть футов ниже, вместе с моей гордостью. – Я почувствовала горечь этих слов на своем языке.
Когда я направилась к лестнице, папа схватил меня за руку. Я повернулась, стряхивая ее с себя.
– Оставь меня в покое, – простонала я, не смея моргнуть и дать волю своим предательским слезам.
– Ленни, – взмолился он. – Пожалуйста, выслушай меня. Вы были на равных. Всего было пятьсот двадцать семь претендентов, и, кроме Рафферти Поупа, вы были последними двумя.
Он только делал все еще хуже. Было несправедливо злиться на него за то, что я не прошла стажировку. Но было справедливо злиться, потому что он выбрал кого-то, кто даже не потрудился закончить свою статую. Это та часть, которая причиняет боль больше всего.
– Поняла. Я почти сделала это. Что-нибудь еще?
– Думаю, ты должна быть его ассистентом в течение этих шести месяцев, так как ты не заинтересована в поступлении в университет. Это может увеличить твой список других стажировок. Это была моя идея, и Вон сказал, что будет рад, если ты поможешь ему…
– Помогу! – выкрикнула я это слово. – Я не собираюсь ему помогать. Я не собираюсь помогать ему. Я не собираюсь работать с ним, для него, под ним или даже над ним. Я не хочу иметь с ним ничего общего.
– Сейчас говорит твоя гордость. – Папа потеребил бороду, обдумывая мою реакцию. – Я хочу поговорить со своей дочерью – моей яркой, талантливой дочерью, – а не с ее уязвленным эго. Это прекрасная возможность. Не позволяй ей пропасть даром.
– Я не… – начала я.
– Пожалуйста. – Он взял мои руки в свои и сжал их, словно в попытке выжать из меня всю непреклонность.
У нас были одинаковые голубые глаза – темные, большие, выразительные – с одинаковыми золотыми кольцами вокруг них. Все остальное мы с Поппи унаследовали от мамы. Миниатюрную фигурку, светлые волосы и бледную, с веснушками, кожу.
– Это может открыть для тебя так много дверей, работая помощником стажера в Подготовительной школе Карлайл. Это солидная, оплачиваемая работа. Вы сможете работать вместе со мной, Гарри, Альмой и многими другими великими художниками. Вы получите зарплату, комнату с чертежным столом и всем оборудованием, а также фантастическое начало вашего портфолио. Я тоже когда-то учился в средней школе, Ленора. Хочешь – верь, хочешь – нет, но я знаю, что такие парни, как Вон, могут стараться.
– Восхождение на вулкан – это попытка, – вставила я. – Работать бок о бок с Воном Спенсером совершенно невозможно.
– Да, и все же. Ты бы отказалась от этой стажировки ради парня, которого встретила и в которого влюбилась здесь, в Америке?
Я в шоке уставилась на него. Во-первых, он чертовски хорошо знал, что я не в том настроении, чтобы влюбляться. Я очень громко заявляла об этом с тех пор, как умерла мама, так как видела отца, состояние которого эмоционально ухудшилось до такой степени, что теперь он был только наполовину человеком. Во-вторых, я бы никогда не упустила такую возможность из-за парня.
– Конечно, нет.
– Тогда почему ты отказываешься от должности, которая может помочь твоей карьере и готова разрушить ее, ради мальчишки, которого ты возненавидела? – Он щелкнул зубами, на его лице появилась торжествующая улыбка.
Черт. Он оказался прав.
Он был прав, и мне хотелось бы воспользоваться преимуществами его аргументов и засунуть их в задницу Вона.
Работа ассистента была ударом по моему самолюбию, но все же победой в целом. Еще полгода глупых игр разума Вона меня не убьют. Несмотря на всю свою игру во власть, Вон никогда не причинял мне физической боли.
Во всяком случае, пока.
В Англии, однако, он был бы никем, как и я. Нет, хуже, чем я. Потому что у меня все еще был престиж почти выпускницы Карлайла – я училась последний год в средней школе в Калифорнии – и мой отец владел этой чертовой школой.
К тому же Поуп будет там работать рядом со мной. Позоря так называемую гениальную работу Вона.
Правила были бы другими.
Я бы боролась с ним сильнее.
Он всего лишь мальчик.
Не бог, а мальчик.
И я уже не та девочка, которая дрожит под одеялом своей матери.
Я заставила его истекать кровью, это и произошло, ведь он всего лишь человек.
Теперь. Теперь я могу заставить его сломаться.
– Я подумаю об этом. – Я помассировала виски. Мысли о сестре совершенно вылетели из головы, а она, вероятно, внизу наполняла новое ведро слезами. Я эгоистично сосредоточилась на своей собственной драме и совсем забыла о ее разбитом сердце.
– Это все, о чем я прошу. – Папа сжал мои плечи.
Я пошла прямо в комнату Поппи, но ее там не было. Я остановилась, услышав, как они с папой болтают и едят на кухне. Это звучало как приятная беседа о колледже, в который она подала заявление и поступила, будучи еще дома, – Лондонской школе экономики. Она казалась взволнованной и исполненной надежды. Я просто хотела, чтобы она не притворялась, а была действительно счастлива.
Схватив полароидную фотографию Найта с ее тумбочки, я взяла маркер и быстро нарисовала мошонку с морщинами и волосами на его точеном с ямочкой подбородке, добавила замысловатые усы и подрисовала ему монобровь, написав на фотографии под его лицом:
«Держись подальше от обогревателя, Коул. Пластик плавится».
Я сунула фото ей под подушку и пошла в свою комнату, медленно приближаясь к окну, планируя закрыть ставни и свернуться калачиком в постели с песней «I Started Something I Couldn’t Finish» в наушниках и интересным фэнтези. А потом я заметила грузовик Вона, припаркованный перед окном.
Что он все еще здесь делает?
Он дважды мигнул фарами, заставив меня прищуриться и поднять руку, чтобы заслониться от света. Чувствуя, как прилив гнева возвращается в мой желудок, я натянула ботинки и побежала вниз, распахнув входную дверь, собираясь поздравить его со стажировкой, плюнув ему в лицо. Я так и не переступила порог.
Я проехалась по чему-то скользкому и протухшему. Воняло так, будто всеми подмышками в округе сразу, но у меня не осталось возможности подумать об этом, когда я нырнула головой вперед прямо в белый пластиковый пакет.
Он оставил у моей двери гнилую кучу мусора, и я упала прямо в нее. Свалившись на мешок с мусором, я сняла желтый листочек для записей со своей щеки и нахмурилась, когда прочитала послание на нем.
«Для твоего будущего проекта. – В.»
Это было все, что мне нужно, чтобы превратить жизнь Вона в ад, в который он превратил мою.
Он думал, что выиграл войну.
Но стажировка была всего лишь битвой.
Он поднимет белый флаг.
Прямо перед тем, как я сожгу его.
Глава 5
Вон
Самый тихий человек в комнате и одновременно самый опасный.
Я научился этому с юных лет, наблюдая за своим отцом. Люди толпились вокруг него, как бездомные щенки, хлопая языками, стремясь угодить. Я тоже стал немногословным человеком. Это не гребаный вызов, если можно так выразиться. Слова ничего для меня не значили. У них не было ни формы, ни веса, ни цены. Вы не могли бы вылепить их в своих руках, измерить на весах, приложить к ним стамеску, вырезать их до совершенства. В моем списке способов самовыражения скульптура была номером один, минет номером два, а разговоры удобно расположились где-то внизу между дымовыми сигналами и танцами для вызова дождя.
Мой отец не был силен в словах, нет, но его действия говорили о многом. Он сокрушил своих деловых противников железным кулаком, не моргнув глазом и не забеспокоившись.
Он миллион раз показывал моей матери, что любит ее, посадив на заднем дворе розовый сад с цветущей вишней.
Вытатуировав ее имя на своем сердце.
Уставившись на нее взглядом, который говорил: «Я твой».
Чем меньше ты говорил, тем больше тебя боялись. Самый простой трюк в книге, и все же по какой-то причине мужчины были одержимы желанием что-то сказать.
Мне нечего было доказывать.
Я показал Эдгару Асталису работу, которая была выполнена примерно на двадцать процентов, представил ее совету директоров Карлайла и прошел стажировку, не вспотев.
Это было до неловкости легко. Так трогательно. Да, я манипулировал. Особенно Эдгаром и Гарри, который был мне должен солидную сумму. И да, если Ленора когда-нибудь узнает, она убьет меня, своего отца и дядю.
С другой стороны, я бы опередил ее в этом, как и в случае со стажировкой.
Все члены правления согласились, что мне понадобится целых шесть месяцев стажировки, чтобы завершить что-то столь сложное, как эта скульптура.
У меня было время.
У меня имелся план.
Я был готов привести все в движение и, наконец, насладиться сладким, острым вкусом свежей крови.
И, похоже, у меня также будет упрямый, дерзкий помощник, который будет терпеть меня – тот, за кем я смогу присматривать, чтобы убедиться, что мой секрет цел.
Дразнить ее кучей мусора было не самым лучшим моим решением, но сообщение попало в цель.
Милосердия в меню не было.
Она бы боролась за свое место рядом со мной. Всегда.
После того как Эдгар сообщил новость своей маленькой дочери, я объехал ее квартал, прокручивая диски, которые бессовестно взял из ее комнаты, когда ее там не было – Kinky Machine, The Stone Roses.
Пару часов спустя я припарковал свой разбитый грузовик рядом со своим мотоциклом – оба куплены на мои собственные деньги после летних напряженных работ в галереях – и заметил оранжевое сияние камина в нашей гостиной через окна от пола до потолка. Я провел рукой по своим пыльным волосам и выругался себе под нос.
У нас была компания.
Я ненавидел компанию.
Шагая ко входу, я увидел тень, слоняющуюся среди розовых кустов. Листья танцевали над выжженной солнцем землей. Я присел на корточки и тихо присвистнул.
