Он еще в полусне.
Нападающий тоже не до конца восстановился после полученного удара головой, но за этим дело не станет. Я должна спешить. Метнувшись к своему кинжалу, по-прежнему лежащему на полу, я подбираю его и кидаю, целя врагу в сердце.
А он ловит лезвие ладонями.
Подобное мастерство, подобная реакция поражают меня, и не успеваю я собраться с мыслями, как убийца поворачивается и всаживает мой кинжал в грудь Торину.
2
У меня перехватывает дыхание, словно ранили меня, а не принца. Я бросаюсь на негодяя, но он кидается к другому окну, и передо мной встает выбор: преследовать его или спасать Торина.
Ругаясь, бегу к принцу, который лежит, заливая кровью простыни. Теперь он совсем проснулся и не может ничего понять. Я прижимаю его к себе.
– Марианна?
Он хватается за грудь, и я отвожу его руку, чтобы посмотреть, насколько все плохо.
– Ты в порядке. Дай-ка гляну, – говорю я как можно спокойнее, хотя у меня в ушах звенит от страха.
Лезвие не задело сердце, но Торин теряет много крови. Я отрываю кусок простыни и крепко прижимаю материю к его груди.
– Все поправимо, – говорю я, посылая ему самую ободряющую улыбку, но понимаю, что сознание покидает его, глаза закрываются. – Нет, нет, только не засыпай! – И я кричу страже, не в состоянии побороть накрывающую меня волну ужаса. – На помощь! Помогите!
– Торин, посмотри на меня! – Я произношу это командным тоном, чтобы он не посмел ослушаться. – Ты не умрешь! Слышишь меня? Даже не думай умирать.
Я вижу, что он борется, но проигрывает, а когда пытается поднять руку, она бессильно падает на кровать.
Я могла бы спасти его волшебством.
Эта мысль приходит из ниоткуда. Я не позволяла себе думать о волшебстве с тех пор, как отринула его еще на Западе. Но я в отчаянии. Могу ли я снова прибегнуть к живущей во мне силе, чтобы спасти его?
Распахивается дверь, спугивая мысль. Стражи, разинув рты, таращатся на открывшуюся перед ними сцену.
– Зовите целителя, – снова кричу я, злая и на них, и на себя за бездействие. – И поднимайте тревогу. Злоумышленник не мог уйти далеко.
Один из стражей помоложе срывается с места, крича: «Убили, убили!», пробуждая замок от пьяного забытья. Другой кидается к нам, и даже паника не мешает мне заметить подозрительный взгляд, которым он окидывает произошедшее.
– Передайте мне бутыль на сундуке, – приказываю я.
Это слабая настойка, которой я вряд ли воспользовалась бы при подобной ране, но она лучше, чем ничего, а у Торина мало времени.
Страж не двигается. Он смотрит на меня сверху вниз, и тут я сознаю, как все это выглядит со стороны. Я, по-прежнему в сорочке, которая теперь пропитана кровью, и мой нож, торчащий из груди моего мужа.
– Пожалуйста, – стараюсь я говорить мягче. – Он умирает. Дайте мне помочь ему.
Мне уже начинает казаться, что это бесполезно, но, вероятно, стражу передается мое отчаяние, потому что он подходит к сундуку и берет бутыль.
Я выдыхаю.
– Спасибо.
Когда он уже протягивает мне настойку, в комнате раздается голос:
– Не смей давать убийце ее яд.
Страж робко делает шаг в сторону и поклоном встречает входящего короля. У меня все обрывается, когда я вижу рядом с ним Брэйдона. Стоило ему понять, что происходит, как он бросился предупреждать короля.
– Оттащите ее от моего сына, – говорит король.
Брэйдон и второй страж направляются ко мне.
– Если я его отпущу, он сразу до смерти истечет кровью, – предупреждаю я, и они замирают.
Кожа Торина уже приобретает синюшный оттенок, так что несложно поверить в то, что смерть принца неизбежна.
– Ты, – указывает король на старшего стража, – займи ее место.
Стоя возле меня, тот нервно сглатывает. Я накрываю его ладонью окровавленный кусок простыни.
– Прижимайте сильнее. И не отпускайте. – Мой приказ звучит как команда. От этого зависит жизнь Торина.
Брэйдон хватает меня за руку и стаскивает с кровати.
– Я этого не делала, – заявляю я королю. – Но я могу спасти его, если вы не будете мне мешать.
Король, не обращая на меня внимания, поворачивается к Брэйдону:
– Ты сказал, что оставил ее в западном крыле?
– Да, ваше величество. Должно быть, она вылезла через окно.
– Я преследовала незнакомца. Он выскочил в это окно, – указываю я на дальнюю стену, где ночной ветер играет распахнутыми створками. – Вы еще можете его поймать.
Взгляд короля однозначен. Они никого не станут искать. У них уже есть подозреваемый.
– Арестуйте изменницу!
Брэйдон выворачивает мне руки и надевает на запястья кандалы. Я не сопротивляюсь, но только потому, что меньше всего хочу, чтобы страж рядом с Торином двигался. Так что пока я позволю им делать то, что они хотят. Пока он жив.
Долгожданное появление королевского целителя ничуть меня не успокаивает. Старый, хилый и слишком уж растрепанный, целитель еще толком не проснулся. Только вид принца прогоняет остатки сна, и он устремляется к своему высокопоставленному пациенту.
– Добавьте в ваши припарки серебутон и топькрапиву, – подсказываю я, пока меня волокут из комнаты. – И подмешайте в настойку белой ржавчины.
Я сомневаюсь в том, что мой совет придется ко двору, но я не доверяю старым средствам, которыми пользуется целитель. Они по большому счету бесполезны. У Торина не намного больше шансов выжить под его опекой, чем без таковой.
К сопровождающему меня Брэйдону присоединяются еще пять стражей, и, несмотря на обстоятельства, я ощущаю удовлетворение: они не забыли, кто я такая. Не какая-то случайная женщина вышла замуж за их принца, но Гадюка. Есть из-за чего нервничать. Захоти я, и они упали бы замертво в считанные минуты. К счастью для них, я не желаю им смерти. Я не покину этот замок, пока не буду точно знать, что с Торином все обойдется.
Меня уводят в подземелье и бросают в холодную камеру. Летний замок используется нечасто, поэтому казематы по большей части пусты, и лишь немногие соседи оказываются свидетелями моего прибытия, что радует, поскольку именно я в последнее время снабжала Острова пленниками.
Когда Брэйдон вешает на цепь замок, я перехватываю его руку.
– Я этого не совершала. Человек, который на него покушался, все еще там, на свободе. Он может вернуться. Что бы вы про меня ни думали, пообещайте, что позаботитесь о Торине.
Брэйдон выдергивает руку и плюет мне в лицо:
– Гадюшница! Тебя за это вздернут.
Я сохраняю внешнюю невозмутимость, но внутри у меня все закипает. Брошенная в камеру, пользуюсь моментом, чтобы оценить ситуацию. Дрожа от холода в одной сорочке, я начинаю осознавать весь безмерный ужас произошедшего. Кто-то попытался убить Торина. Кто-то, специально этому обученный. А король вешает преступление на меня.
Я сажусь.
Дело – дрянь. Во всех отношениях. Кому потребовалась смерть Торина? Кому она будет на руку? Очевидно, королю. Однако при всех его недостатках, я не верю, что он на такое способен. Заказать убийство собственного сына! Но если не он, тогда кто же? Я не признала убийцу, но, возможно, он заодно с тем незнакомцем, который не выходил из тени на протяжении вечернего торжества.
Но тогда, за исключением трех стражей, ни у кого не должно быть сомнений в том, что я находилась в покоях со своим мужем. Разве присутствие Гадюки не заставит большинство хорошенько подумать, прежде чем отважиться на нападение? Если только убийца не охотился за мной. Полагаю, что гораздо больше людей желают моей смерти, нежели смерти Торина.
Война с бандитами, которую я затеяла, была кровавой и жестокой. Передо мной всегда стояла – и стоит – цель: арестовать и отдать правосудию за совершенные преступления, однако бандиты готовы сражаться не на жизнь, а на смерть, а в моей команде собраны лучшие бойцы. Хотя я и потеряла нескольких Змей, это ничто по сравнению с уроном, который понесли бандиты, но, пока мои ребята празднуют победу, я пребываю в напряжении и неуверенности. Бронн считает, это из-за того, что я по-прежнему боюсь стать такой же, как Адлер, но дело не только в этом. Не такое правосудие я воображала себе на Востоке.
Как бы то ни было, бандитов на свете еще хватает, включая самую опасную и пользующуюся дурной славой шайку под предводительством зверюги по имени Карн. Им удавалось всякий раз уходить у нас из-под носа, настолько сильна их сеть запугивания. Ближе всего мы подобрались к ним, когда захватили тайник с оружием, которое забрали себе. Совсем несложно представить, что Карн захотел подослать ко мне убийцу, – уверена, что он с удовольствием прикарманил бы титул Гадюки, – но во что поверить сложно, так это в то, что кто-то из его людей окажется настолько искусным, чтобы поймать нож на лету.
Я опускаюсь на холодную землю и думаю о Торине, нервно постукивая ногой. Успел ли целитель? Или все уже кончено? Закрыв лицо ладонями, я борюсь со слезами. Я уже потеряла Грейс, мою сестру по всему, кроме крови. Я не могу потерять и его тоже.
Стоило ли мне воспользоваться волшебством, чтобы помочь ему? Смогла бы я? С тех пор как я покинула Эстер на Восьмом острове, у меня не было времени подумать об этой своей стороне, обо всех возможностях, которые я оставила позади, отвергнув ее предложение научить меня стать волшебницей. А может быть, я просто не позволяла себе как следует об этом подумать. Я приняла решение бросить Запад, сосредоточиться на восстановлении мира на Востоке, а в этой войне волшебству не было места. Я похоронила часть себя, ту дикую, неуправляемую силу, которой так боюсь и которой так сильно жажду.
Я бьюсь головой о стену, отчаянно пытаясь освободиться от сводящих с ума мыслей.
Нет, мое желание воспользоваться волшебством было всего лишь глупым порывом. Я бы не знала, с чего начать, – вот правда, которая гложет меня. А если бы я позволила Эстер научить меня, когда она предлагала, смогла бы я исцелить Торина?
Ответов нет. Можно только ждать. Я ничего не сделаю, пока не узнаю, что Торин выживет.
Когда наступает рассвет, слышу приближающиеся шаги. При виде гостя сердце начинает биться чаще, но я не шевелюсь.
– У вас пять минут, – говорит ему тюремщик и оставляет нас одних.
Я подбегаю и хватаю руки Шарпа через решетку.
– Как он?
– Жив. – Шарп крепко пожимает мою руку. – Пока.
Мое облегчение настолько ощутимо, что его, кажется, можно пощупать.
– Слава богу!
Шарп качает головой:
– Он без сознания, Марианна. Не просыпается.
– Не переживай, это неплохо. Ему нужно набраться сил. Видимо, целитель дал ему снотворного.
Я чувствую, как тяжесть ночи соскальзывает с моих плеч, и очень хочу заверить Шарпа в том, что теперь все будет хорошо. Однако его лицо остается каменным, и он продолжает качать головой.
– Ты не понимаешь, – говорит он. – Я уверен, что целитель его усыпил. Только не затем, чтобы он выздоровел.
Наконец до меня доходит смысл его слов:
– Они не хотят, чтобы он подтвердил мою невиновность.
Шарп наклоняет голову:
– Извини. Король хочет, чтобы суд совершился незамедлительно. На свадьбе уже собрались все самые важные советники, все союзники в его распоряжении. Он принимает меры, чтобы избавиться от тебя.
Я не отвечаю. И я не удивлена.
– Есть еще кое-что, – продолжает Шарп. – Он распорядился обыскать твои покои. – Он крепче сжимает мою руку.
– Он забрал документ, ты об этом?
Разумеется, король был бы не прочь уничтожить доказательство того, что готов уступить трон Торину. Шарп кивает:
– Он не хочет, чтобы ты осталась в живых, Марианна.
Конечно не хочет. Но что он будет делать со своим сыном?
– А Торин?
– Не знаю, – отвечает Шарп с тревогой. – Может быть, король надеется, что без тебя Торин не представляет собой угрозы. Вероятно, он разбудит его, как только…
– Как только умру я.
– Я боюсь за него, – признается Шарп. – Но не думаю, что король убьет Торина.
И все же я начинаю подозревать, что он уже предпринял эту попытку.
– Ты ведь знаешь, что я тут ни при чем?
Мой вопрос не громче шепота. Ответ значит для меня все.
– Я не был бы здесь, если бы хоть на мгновение подумал, будто виновата ты.
На лице его появляется легкий намек на улыбку, впервые за долгие месяцы. Если он таким образом подает мне сигнал дружбы и поддержки, это срабатывает.
– Спасибо тебе.
– Я сделаю все, чтобы помочь, – говорит он, хотя мы оба знаем, как это будет мало.
