– Максим, – Дитер быстро посмотрел по сторонам. – Важно не то, что вы думаете, а что думаю я. А думаю я, что нам обоим не нужны проблемы.
– Я тоже так считаю. Уберите оружие, и мы поговорим, – в серо-стальных глазах ростовщика было трудно увидеть сомнение или решительность, поэтому я напомнил: – Мне все еще нужны документы, и я надеюсь, что могу рассчитывать на вашу помощь.
– Оружие убирать еще рано, но я не против небольшой беседы, чтобы прояснить ситуацию. Когда ты видел его?
– Неделю назад, – быстро ответил я.
– Не может быть! – воскликнул немец и тут же схватился свободной рукой за шляпу, которую едва не сдуло порывом ветра.
При этом его трость слетела с локтя, он громко выругался на родном языке, посмотрел на меня, на револьвер, потом снова на меня и поставил оружие на предохранитель.
– Хорошо! – он поднял трость и оперся на нее. – Говори, а я постараюсь поверить.
– Сперва скажите, кем он вам приходился и откуда вы его знаете? Потому что, хоть он и бывший гвардеец, как мне говорили, но самый настоящий мерзавец.
– Тут ты прав, Максим, – Дитер слегка смягчился. – Он действительно мерзавец, но он работал со мной. Что тебя так удивляет?
– Неожиданно… – я едва совладал с собой.
Везение – это одно. А когда ты находишь не человека, но связь – тут уже кажется, что сама Вселенная дает тебе карты в руки. Бери и делай. Но нет, все оказалось не так просто.
– Он слишком внезапно пропал. Слишком даже для него. Я слышал о том, что он смог собрать банду, искал для нее людей. Таких же негодяев, как и он сам.
– Раз он такой плохой, зачем вам с ним работать?
– Вышибалы у меня долго не задерживаются. Одного недавно зарезали. Проработал всего ничего. Потом я взял Карла. До них и был Тарас. Дольше всех работал. У него имелась харизма, понимаешь? Люди его боялись.
– Чего же тут непонятного, – вспомнил я все наши с ним встречи. – С его-то навыками устрашения. И когда он пропал?
– Месяца два тому назад, может, два с половиной. Один момент, вспомню точно, – фон Кляйстер вытащил блокнот, отлистал несколько страниц, хмуря брови, а потом выпалил: – месяц и три с половиной недели.
Это гораздо больше, чем я думал. Вероятно, если немец не врет, то взявшись за дело с принцессой, гвардеец уже на него не работал.
– Так ты его видел две недели назад? – переспросил ростовщик.
– Неделю.
– Ага, точно, – удовлетворенно отметил он. – Ты так и сказал. И что он? Где и как?
– А вы уверены, что хотите это знать?
– Как же! Он мой лучший работник, между прочим. За три года, что он собирал для меня деньги, накопил большой опыт, так сказать.
– Может, капитал? – фыркнул я.
– Может, может, – загадочно отозвался Дитер и закурил.
– Господа, добрый день, – в проем вошел полицейский.
Бежевая форма, с мундиром на пуговицах, золотистый плетеный шнур на кепке. Все легкое, но внушительные габариты полицейского придавали массивности всему, что было на нем надето.
Он приблизился к нам, минуя густое облако дыма, внимательно рассмотрел обоих и, вдруг узнав немца, расплылся в улыбке.
– Господин фон Кляйстер, – полицейский слегка наклонил голову. – Простите, не узнал. Богатым будете.
– Будешь тут богатым, – процедил сквозь зубы ростовщик. – Что ни квартал, то нового работника ищу.
– Так это ваш? – патрульный присмотрелся повнимательнее. – Смахивает на умного парня. Не то что Карл. Кстати, а с ним-то что?
– Пьяный рабочий побил, заявление позже напишу, – быстро ответил Дитер.
– Ничего серьезного?
– Нет, ничего, – уже не скрывая раздражения, произнес немец.
Наконец-то полицейский понял намек, шагнул назад и поправил кепку. На поясе у него я заметил небольшую деревянную дубинку, лакированную, с узкой ручкой.
– Простите, что помешал, – патрульный раскланялся, – не смею более…
И не закончив фразы, он отправился восвояси. Дождавшись, когда массивная фигура скроется на улице, я спросил:
– Ваш знакомый?
– Я ему помогаю, скажем так.
– А кто, кроме полиции, носит такие дубинки?
– Да все, кому не лень. Но обычно короче делают. Чтобы прятать было проще. А что?
– У Тараса такая была.
– Он много, чем владеет. И попутно еще… – ростовщик изменился в лице и замолчал.
– Так он вас обокрал?
– Тебе не следует этого знать. Что с ним случилось? Ты сказал, что он больше «не трясет своими усами». Как это понимать?
– Буквально, Дитер. Буквально, – вздохнул я.
– Ты что… – немец подошел ближе и пристально, словно отыскивая правду, всмотрелся в мое лицо, – убил его?
– Вам не следует этого знать. У вас знакомые в полиции. Вдруг я скажу лишнего, сдадите. Я же пришел к вам решать проблемы, а не получать новые.
– Будем считать, – медленно проговорил Дитер, – что мы поняли друг друга. Жаль. Хоть он и мерзавец. Но он знал кое-что об одном деле. Ладно. Но тебе это знать необязательно. Идем, догоним этого дикке.
– Кого? – спросил я, но немец уже умчал вперед, выстукивая тростью по брусчатке со скоростью пулемета.
Едва не споткнувшись о выступающий булыжник, я почти бегом бросился за ним, влившись в толпу. К счастью, костюм немца было видно хорошо. И он стремительно догонял патрульного.
Перекинувшись с ним парой слов, Дитер отыскал меня в толпе и подхватил за локоть.
– Идемте, идемте, – бодро сказал он. – Сделаем документы.
– Где? Как? – я растерянно сыпал вопросами, а немец перетащил меня через дорогу и устремился вглубь городских кварталов, удаляясь от реки.
– В участке оформим.
Я поспешно вырвал руку и остановился. Фон Кляйстер удивленно посмотрел на меня:
– Ты думаешь, что я тебя сдавать веду? Дурная шутка. Идем. Тут рядом.
Все еще недоверчиво поглядывая на немца, я прикидывал, чем я рискую, отправляясь следом за ним. Не слишком ли я доверяюсь, по сути, первому встречному? Что я могу потерять здесь?
– Боже, ты без труда отметелил пьяницу, мило побеседовал с князем, а теперь боишься служивых? Что с тобой?
– Слишком большой кредит доверия, – сострил я, чтобы успокоиться.
– Хорошо сказано. Но без документов его тебе смогу оказать лишь я.
Переборов все сомнения, я рискнул отправиться к полицейским, хотя еще утром планировал держаться подальше от всех служителей закона.
Глава 32. Документ с историей
Пишущие машинки, скрипучие ручки и шуршащие карандаши. Полицейский участок портового района предстал передо мной именно в таком скучном виде. Должен признаться, я ожидал чего-то лихого, вроде как из американских фильмов про копов.
Вот здесь – вереница проституток, накрашенных, напомаженных так, что Пеннивайз в ужасе смывается в канализацию. А тут – перекачанный полисмен ломает челюсть задержанному, который хотел сбежать из участка. И комната для допроса, откуда доносятся крики и стуки.
Но всего этого не было. Небольшое помещение занимало человека четыре. Когда мы вошли, ни один не поднял головы. Все так и остались сидеть за столами, занимаясь каждый своим делом.
Двое шуршали желтоватой бумагой. Еще один ел, а последний как будто бы дремал. Не работал, по моему ощущению, никто. Но хотя бы было чисто.
Небольшое помещение выглядело, как зал: по двум стенам расположились двери. Решетка в правом дальнем углу была как будто сварена из толстенных металлических труб и висела на массивных петлях. Выглядела она мрачно.
Зато через большие окна в помещение лилось достаточно света, чтобы днем работа велась без включенных ламп. Я так и не разобрался, разочарован я был увиденным или же наоборот, меня это успокоило и придало уверенности.
Дитер уверенно прошел мимо работников прямиком к двери начальника отделения. Дернул на себя дверь и вошел, поманив меня за собой.
– А-а, это ты! Я тебя не ждал, – низкий, грудной голос принадлежал мужчине чуть старше Дитера.
Начальник полиции имел широкое, скуластое лицо, массивный нос и подбородок, чуть выпяченный вперед. Волосы он зачесывал набок, но не зализывал, что, как я успел заметить, было в этом городе модно среди мужчин среднего возраста.
В отличие от патрульного на нем не было мундира – только белоснежная рубашка. На левом запястье сверкали наручные часы. Тяжелый взгляд мне не понравился сразу.
– Значит, ты ждал кого-то другого, – ответил немец и без приглашения сел на стул с мягкой спинкой. Я последовал его примеру.
– Как догадался? – выражение лица не менялось и понять эмоции начальника полицейского участка было очень сложно.
– За километр сверкаешь бритым подбородком. Либо кого-то ждешь, либо собираешься на свидание. Катерина, разумеется, не в курсе?
– Да что ж ты при свидетелях-то! – полицейский стукнул кулаком по столу. – Что ж ты себе позволяешь!
– Брось, Модест Никодимыч, тут все свои.
– Свои, хм? – нахмурился глава участка. – Не знаю такого. Первый раз вижу.
– Но не последний же, – смягчился немец и его голос тут же стал слащавым. – Видишь ли, дело у нас к тебе есть. Знакомься, это мой новый, но очень хороший друг Максим. Максим…?
– Абрамов, – тут же подсказал я.
– Ага, – подхватил фон Кляйстер. – Всего ничего знакомы, а помощи оказать успел столько, сколько некоторые ваши за год делают.
– Не надо набрасывать… – пожевал губу Модест Никодимыч.
– Да никто и не собирался. Все работают в меру возможности. Кто-то ест. Кто-то читает газеты. Кто-то баб трахает вечерком. Как и всегда. Но ты не сердись, дружище. Я по-доброму. Неужели в наше время кто есть чист, аки ангел?
Немец почти что пел, а я только слушал и удивлялся, как он умудряется при своем акценте иногда говорить едва ли не как мужик из деревни. Точно уловив мою мысль, Дитер исправился.
– Так давай к делу. За мной не станет, ты же знаешь. Документы надо оформить.
– Документы, говоришь? Ему, что ли? – и снова полицейский уставился на меня так грозно, будто я, причина его сегодняшнего отрыва от отдыха, от его взгляда провалюсь сквозь землю. – Давай, оформим, коль ты в нем уверен.
– Уверен, уверен. Почти как в самом себе.
– Ты и в Тарасе был уверен, так он, гад, пропал, надув тебя на двести тысяч золотом.
– Так и ты говоришь, что не нашел ничего.
Дружеская перепалка продолжилась. Я же принялся лихорадочно высчитывать и прикидывать, какие тут крутятся деньги. Если с князя мы только что стрясли двадцать тысяч в бумаге, что по курсу равно серебряным рублям, то это всего лишь двести рублей в золоте. И Дитер утверждал, что это немалая сумма. Да и князь плакался – значит, действительно много.
А тут – двести тысяч. Это же сотне князей надо раздать денег в долг и потом собрать обратно. Приличная сумма. Астрономическая. И по весу не один десяток килограммов будет. С другой стороны, Подбельский же мне тоже в золоте не рубль оставил, пока гостил.
– Эй! Парень! Добрый молодец! – Модест Никодимыч щелкнул пальцами у меня перед лицом. – Гляди-ка, отозвался. Богатырь, мать его так! Давай оформляться. Диктуй имя, возраст, где живешь… все говори.
Я вопросительно уставился на немца. Тот закивал:
– Я все устрою.
Полицейский заерзал в кресле, уронил с него свой мундир. Наклонился, поднял и, отряхнув от пыли, повесил обратно на спинку. Затем выдвинул ящик стола и, пока он кряхтел, я прочитал его фамилию: Коняев – вышитую на пластинке с левой стороны мундира.
Он бухнул на стол целую стопку корочек. Бордово-красных, как наши привычные паспорта, только на лицевой стороне изображался двуглавый орел с распростертыми крыльями поверх контуров Империи.
Затем Модест Никодимыч подвинул к себе пишущую машинку, безжалостно воткнул в нее документ и принялся печатать мои данные под диктовку.
– Адрес проживания, – затребовал он и, когда я назвал Верхнеклязменскую, оба уставились на меня. – Что такого?
