– Теа, деточка, – обращается она ко мне, и я растерянно поднимаю на неё взор, осознавая, что она произносит моё имя уже не в первый раз. Старушка смотрит на меня своими хитрыми голубыми глазами-лазерами, прожигая насквозь, точь-в-точь как и её младший внучок.
– Я говорю, что было бы прекрасно, если бы ты организовала в честь предстоящего дня рождения Йена приём, – огорошивает она меня новостью. Я медленно обвожу взглядом стол и понимаю, что глаза всех членов семьи направлены в мою сторону. На лице Джил – жены Дуга отчётливо вижу затаённую злобу. Её маленькие мышиные глазки все три года, что я здесь выживаю, следили за каждым моим шагом. Стоило мне оступиться, как она тут же бежала к моему мужу и докладывала. Словно, если я разочарую Бенджамина, это придаст ей веса и рейтинга, подняв в местной иерархии чуть выше вверх.
Я тереблю пальцами салфетку, что лежит на моих коленях, потому что ладони от нервозности стали влажными, и перевожу взгляд на Йена. Он смотрит на меня как на таракана, вальяжно откинувшись на спинку стула, с интересом ожидая моей реакции на подобное заявление.
– Это чудесная идея, мама, – раздаётся сухой голос Бенджамина, – Теа давно пора вливаться в семейные дела.
А мне так и хочется заявить, что я здесь для декора, но остаётся лишь сглотнуть слюну и кивнуть, потому что на иное сейчас я вряд ли способна. Больше всего мне не нравилось, что Бенджамин вовсе не разделяет то ощущение, которое сопровождает меня с первого дня в этом особняке, – что я здесь ненадолго. Он ведёт себя так, словно рассчитывает, будто я задержусь в статусе его жены куда дольше чем на пять лет. Эта уверенность, о которой он не говорит, но которая сквозит в его поступках, пугает до чёртиков.
Милая старушка Аннабель, с внешностью божьего одуванчика, но пастью акулы, меня зачем-то подставила. Мне даже не хотелось думать, когда я найду время между учёбой и помощью папе на то, чтобы устроить званый ужин, который состоится аккурат через пять недель. Самое странное, что Йен вовсе не противился творящемуся вокруг него балагану, хотя в моей картине мира он вовсе не был похож на парня, который любит подобного рода мероприятия. В свою честь.
Всё моё поведение в начале ужина было рассчитано на то, чтобы у Йена больше не возникало желания подходить ко мне ближе чем на пару метров. Но вместо ликования на языке разлилась горечь с неприятным привкусом поражения. Потому радоваться его неприязни у меня никак не получалось. Да, он смотрел на меня с ещё большим отвращением, чем раньше. Но лучше мне от этого не стало.
Зато в глазах его отца разгорелось чувство, которого я опасалась больше всего, – предвкушение. Ему было шестьдесят восемь лет, и я искренне считала, что секс не на первых местах в его приоритетах. Но то, как он смотрел на меня весь вечер, буквально кричало об обратном.
Стоило подняться из-за стола, как холодные сухие пальцы Бенджамина Сандерса обхватили мою руку чуть выше локтя, преграждая мне путь к побегу. Я замерла, напряжённо уставившись в маслянистые глаза мужа и отчётливо ощущая взгляд Йена, направленный в нашу сторону. А затем его удаляющиеся тяжёлые шаги.
– Ты порадовала меня сегодня, Теа. Может не так уж ты и безнадёжна, как кажется. Видишь, если вести себя со мной должным образом, ты получишь гораздо больше, чем имеешь.
Я опускаю ресницы в показной покорности, которой не испытываю. Даже представлять не хочу, о чем думают члены его семьи, наблюдающие за нами. В его мире так естественно, когда всё вокруг продаётся и всё покупается. И возможно, даже его близкие полагают, что я могла, очаровавшись его счетом в банке, очароваться и им самим. Но я видела между нами лишь пропасть в несколько поколений. И больше ни-че-го.
Собираю всю имеющуюся у меня волю в кулак и медленно поднимаю ресницы. Смотрю на него открытым, предельно наивным взглядом, подавляя в себе внутреннее сопротивление. Затем облизываю нижнюю губу, немного выпячивая её вперёд, и провожу кончиками пальцев по его плечу, смахивая невидимые пылинки. Лишь догадываясь, насколько опасную игру затеяла.
– Я стараюсь быть хорошей девочкой, – тут же опускаю ресницы, не в силах терпеть похоть, разгорающуюся в его взгляде от моих слов.
– Поднимайся наверх, – доносится до меня его шёпот – я слишком далеко зашла. Едва ли не зажмуриваюсь от досады и давящего на грудь свинцовой тяжестью жуткого предчувствия.
У меня затряслись поджилки от мысли, что мою спальню от его разделяет лишь тонкая стена и дверь, которую можно без труда вышибить. До меня наконец дошло, что перегнула палку. Теперь мой муж хочет взять то, что я так неумело ему предложила этим вечером. Идти в сторону моей комнаты вовсе не хотелось, и я выбралась на веранду глотнуть свежего воздуха. Казалось, что ещё чуть-чуть, и меня задушит паническая атака.
Я так стремилась к тому, чтобы Йен держался от меня подальше, что совсем не рассчитала свои силы. Переступила порог и прилипла мокрой от прошибшего меня пота спиной к шершавой стене, прикрыв глаза. Хотелось отмотать этот ужин на начало и вести себя с мужем как обычно. Так, словно я гостья в его доме.
Прохладный воздух немного затушил страх. Я нервно перебирала причины, которые всегда становились отговоркой от близости с Бенджамином. Их было такое огромное количество, что казалось, даже произносить их вслух – нелепо. Ведь каждая из них очевидна. И о каждой из них он знал.
Раздался скрип, и я, вздрогнув, открыла глаза. В темноте опустившегося на пригород вечера я не заметила, что вовсе не одна решила подышать воздухом. Йен стоял в тени, прислонившись к металлической ограде, и молча смотрел на меня. Из сада доносился стрёкот сверчков, ветер ерошил его светлые волосы, бросая пряди на лоб. И в этот момент мне хотелось быть кем угодно, но только не его мачехой.
– Что же ты не спешишь греть мужу постель? – разрушает он уютную тишину колючим вопросом, заданным каким-то уставшим голосом.
Я перевожу взгляд на сад, прикусывая до боли нижнюю губу. Только бы не сболтнуть лишнего. Не признаться в том, что я всей душой ненавижу этот дом и постель, о которой он говорит. Мне хочется сбежать от его вопроса, и одновременно тело тяжелеет от терзаюшего меня желания остаться ещё на чуть-чуть, здесь, с ним. Пусть даже мы друг другу никто. Пусть он плохо ко мне относится и ещё хуже обо мне думает. Но находиться с ним рядом – словно поддаваться самому сладкому искушению, которое только мог сотворить для меня дьявол.
И вместе с тем я чувствовала разъедающую меня тоску. Она приносила боль и разочарование от осознания того, что я не могу быть с таким, как Йен.
– Давно тебя интересует сексуальная жизнь твоего отца? – спрашиваю едко, задирая подбородок вверх.
Щелчок зажигалки, и его лицо на мгновение освещает дрожащий огонёк, отразившись в голубых глазах странным отблеском. Мне казалось, спортсмен его уровня не должен иметь иных привычек, помимо бега по утрам. Но что я, в сущности, о нём знала? Только сплетни из светской хроники и статьи, публикуемые в спортивных журналах. Победы в хоккее и женщины чередовались в его жизни с завидной регулярностью.
В моей же жизни критически не хватало свободы выбора. И я до чёртиков завидовала девушкам, которых ничто не останавливало от того, чтобы поддаться его чарам. Хотя бы на одну ночь. Пусть к утру сказка закончится, а принц превратится в козла, выпроваживающего принцессу из апартаментов. И всё же я чётко осознавала, что могла бы приглушить голос разума и отдать частичку сердца ради одной ночи с ним. Без любви и всякой надежды на взаимность. Пожертвовав своим достоинством и честью. Ведь он иного не предложит. И я бы так и поступила… не будь замужем за его отцом.
Моё платье спереди казалось консервативным. Закрывало грудь по горло, длиной чуть ниже колен, вместе с тем оголяло спину почти до самых ягодиц. И если бы я хотела прямо сейчас избавиться от одежды, достаточно было бы лишь опустить бретельки с плеч. Эти мысли крутились в моей голове, когда я смотрела на Йена. Казалось, если сейчас платье упадёт к моим ногам и я в одних трусиках подойду к нему – это будет так естественно.
И судя по тому, что я увидела в его глазах, он читал меня, как открытую книгу. Я, словно застигнутая на месте преступления, как в тот день, когда пялилась на него в тренажерном зале, испытала острый приступ стыда. Дёрнулась, чтобы скрыться от его глаз, но он каким-то невероятно ловким движением умудрился поймать моё запястье и удержать.
В отличие от пальцев отца, его казались такими горячими, что, кажется, оставляли ожог на коже. Прожигали до самого сердца.
Он тянет меня ближе к себе, и, несмотря на его травму, наши силы остаются по-прежнему неравны.
– Не иди к нему, – раздаётся тихая просьба.
Я опускаю глаза, не в силах выдержать его взгляда, и смотрю на руку, что не даёт мне уйти. Длинные, крепкие пальцы, кисть, увитая напряжёнными венами, мощное предплечье – всё это вновь рождает в голове порочные ассоциации. Я пытаюсь вообразить, как выглядит его член, и от этих непрошеных предположений во рту пересыхает. Моему телу нужна разрядка. Секс. Поэтому сейчас меня так раздирает похоть и глубоко замурованная в теле страсть.
– Отпусти, – молю его, но Йен лишь ближе тянет, пока моя нога не оказывается между его ног, а грудь касается его рубашки. Его пальцы разжимаются, словно он понимает – я никуда не денусь, и скользят выше по голой коже рук. Поддевают бретельку наряда и опускают её с плеч. Движения ловкие, быстрые. Уверена, до травмы он практиковался в раздевании девушек ежедневно.
– Я же по глазам вижу, что ты течёшь, когда смотришь на меня. Хочешь, я тебя прямо здесь трахну? – задаёт уже будничным тоном вопрос, кончиками пальцев рисуя узоры на моём остром плече. Затем ныряет под ткань наряда, едва не добираясь до сосков.
Я отпрянула от него, точно ошпарившись, вырвавшись из состояния транса, в который он меня погрузил. Судорожно, неловко вернула наряд на место.
Моё поведение меня ужасает. Пугает до дрожи, потому что он лишает меня воли. В его присутствии я плавлюсь, как мороженое, мой мозг размягчается до консистенции жижи и сбоит. Такое ощущение, будто устроенное сегодня для него представление только раззадорило парня. Неужели он разглядел в отце лишь соперника, с которым захотел посоревноваться?
Вижу в его глазах холодный расчёт и нацеленность задеть меня, причинив боль. Тут же во мне что-то щёлкает, переключаясь на новую волну. Моя рука тянется к его паху, и я, задыхаясь, обнаруживаю значительных размеров эрекцию.
Губы растягиваются в хищной улыбке, когда моя ладонь прижимается к члену под брюками, выбивая из молодого человека полустон-полухрип.
– Если тебя это так заботит, то, когда мой муж сегодня будет меня трахать, я постараюсь представить на его месте тебя.
Глаза Йена почти чёрные, с расширенными, как у наркомана, зрачками, полностью закрывающими радужку, наполняются злобой. Мне кажется, скоро это тёмное, разъедающее чувство перельётся через край, затопив нас обоих.
Он до боли сжимает мою руку и убирает от себя, словно я олицетворение всего самого гадкого и мерзкого, что есть в его жизни.
– Стерва.
Я разгладила наряд, проведя ладонями по бёдрам, и, бросив последний взгляд на парня, покинула террасу.
Сначала мои шаги, подгоняемые возбуждением после обмена шпильками с Йеном, были быстрыми. Я спешила уйти от него подальше. Сбежать. Но приближаясь к своей спальне, я автоматически замедлила шаг. Ноги просто не несли туда.
Сжала пальцами дверную ручку, глубоко вдыхая воздух.
Для того чтобы добраться в свою комнату, нужно пересечь территорию Бенджамина. Так уж мы решили после свадьбы: наши спальни разделены стеной, но объединены одним входом, где его часть комнаты оказалась проходной. Хвала небесам, хотя бы ванные раздельные.
Моего супруга больше всего на свете волновала собственная репутация. То, как он выглядит в глазах окружающих его людей. Упаси боже кто-то заподозрит, что его жена не соглашалась делить с ним супружеское ложе. И я играла в этот цирк, соблюдая его правила.
Когда я вошла, Бенджамин обтирался полотенцем и повернулся в мою сторону.
– Что-то ты задержалась, жёнушка, – произносит с издёвкой в голосе, – или смелости поубавилось?
– Вы же отлично знаете – это представление я устроила для вашей семьи. Мы ведь именно так с вами и договаривались, – на людях я всегда обращалась к нему на ты, но, стоило оказаться с ним наедине, возводила между нами ещё одну преграду. Мне хотелось, чтобы он помнил и понимал, что навсегда останется для меня посторонним человеком.
– Так дальше продолжаться не будет, Теа, – заявляет мой супруг.
Его голос мягкий и осторожный, точно он обращается к слабоумной, которую не хочет спугнуть.
Больше всего в нём меня пугала уверенность в том, что бедная девчонка ради части его богатства согласится лечь под него. Возможно даже изображать влюблённость и смотреть, как преданная собака, в рот. Однако мне не нужны его деньги, и ему это известно с момента нашего знакомства.
И всё же почему-то он не захотел взять в жены ту, которая бы согласилась исполнять его прихоти добровольно. Бенджамин Сандерс любил извращённые игры, где фигурами были не пешки, а люди. А я всего лишь дополняю его коллекцию игрушек.
Мне очень хочется напомнить, что я получу развод через два года, но что-то удерживает меня. Возможно, страх того, что он скажет, будто наш уговор в этой части уже не в силе. А я не могла лишиться надежды на освобождение от него. От этого дома.
Я смотрю на мужчину, стараясь скрыть отвращение. Для своих лет он был ухожен и подтянут. Без висящего живота или бульдожьих брылей на лице. Он регулярно посещал тренажёрный зал, наматывал километры в бассейне и не забывал про омолаживающие процедуры. Но, как по мне, все эти усилия не скрывали его истинный возраст. Лишь подчёркивали страх старости, которым от него разило.
Допускаю, что зрелые женщины, может быть, даже сочли бы его в некоторой степени привлекательным. Но они не волновали магната, который мог позволить себе самое лучшее, свежее наливное яблочко.
Как-то случайно мне в руки попался его сотовый, и я, поддавшись любопытству, заглянула в его фотогалерею. Он хранил в телефоне фотографии своих юных любовниц. Каждая из них нуждалась в его деньгах. И я не винила их в этом. Возможно, их положение было даже более безнадёжным, чем моё. Почти все они оказались похожи на меня, как родные сёстры. И поняв это, я ощутила, как дрожь страха и омерзения прошла по телу.
Мне хотелось поскорее оказаться в своей комнате, поэтому я поспешила добраться до двери, ведущей в неё.
Но не успела. Ладонь захлопнула мою дверь в ту же секунду, как я попыталась её отворить. Я уставилась на неё пустым взглядом, рассматривая пигментные пятна на сухой, покрытой морщинами коже с седыми волосками. В нос ударил запах его геля для душа. Какая-то смесь дорогих благовоний, от которых меня начало подташнивать.
– Что вы делаете, Бенджамин? – затаив дыхание, спрашиваю.
– Раздевайся, Теа.
Поднимаю на него глаза, не веря собственным ушам.
– Уберите руку, – требую дрожащим голосом.
Он надвинулся на меня быстро, всем своим массивным телом. Его пальцы стянули мои волосы, понуждая опуститься на колени. Боль была резкой, стремительной, и слёзы потоком полились по щекам от собственной беспомощности. Я слышала всхлипы, срывающиеся с моих губ, похожие на хныканье, и ненавидела его за то, что он пытается сделать со мной. Ненавидела себя за то, что оказалась в подобном унизительном положении.
Дикий вопрос проносится в голове: будь у меня в руке нож, осколок бокала или ещё что-то острое и смертоносное, смогла бы я убить его, защищаясь? И по тому, как яростно я сжимала кулаки, ответ был однозначным. Смогла бы.
Бенджамин уткнул моё лицо в ворс ковра, словно я была для него нашкодившим щенком, которого он хочет проучить, наказать и подчинить своей воле. Выдрессировать, вышколить. Как своих любимых доберманов, снующих вечером по огороженной территории особняка, с красным пламенем в глазах подобно адским псам.
– Слушай внимательно, маленькая тварь, – доносится до меня его срывающийся от тяжёлого дыхания голос, – вздумаешь раздвинуть ноги перед моим сыном, я тебя закопаю в саду под розами.
Мужчина отпускает мои волосы и поворачивает лицом к себе, чтобы я видела лютую ненависть, что полыхает в его глазах. И я знаю, что он, несомненно, исполнит сказанное, стоит мне ослушаться. Он был настолько двуличен, что в начале нашего знакомства я даже не представляла себе, с каким чудовищем меня свела судьба.
Бенджамин Сандерс, замурованный в деловой костюм, в идеально выглаженной рубашке и красивом галстуке, с водителем, открывающим перед ним дверь Роллс-Ройса, казался мне образцом элегантности, сдержанности и хороших манер. На деле же моя жизнь, сам факт моего существования для такого, как он, не значили ровным счётом ничего. По его желанию я стала ему супругой, но если завтра я вдруг пропаду, то никому не будет до этого дела. За мои поиски примется лишь престарелый отец. Моя жизнь ничего не стоит, и ему это известно.
Я слышу, как шёлковая ткань наряда трещит, врезаясь в кожу, когда Бенджамин стаскивает с меня одежду. С губ срывается крик, и в ответ я получаю оплеуху, которая рикошетит в моей голове звоном в ушах и звёздочками перед глазами. Он закрывает мой рот в опасении, что кто-то может услышать эти утехи.
– Заткнись, сука.
Мысленно я уже была готова выйти в окно, если он завершит начатое. Меня настолько сильно трясёт, что кажется, где-то внутри грудной клетки на пределе работает моторчик. Ещё чуть-чуть страха и отвращения, и он взорвётся. Но, когда мужчина избавился от полотенца, я понадеялась, что максимум, что мне грозит, – это избиение. Возраст брал своё – он не был возбужден. От открывшейся мне картины хотелось смеяться, но всё же инстинкт самосохранения вовремя удержал от глупой ошибки.
Он оставил меня валяться на полу. А в моей голове даже не родилась мысль выбежать в коридор и позвать на помощь. Если я опозорю мужа, меня постигнет кара и пострашнее изнасилования. Ему были известны все ниточки, за которые следует дёргать, чтобы я оставалась послушной.
Наблюдаю, как он тянется рукой к комоду, на котором лежит оранжевый флакончик. Догадывалась о его содержимом. Бенджамин бросил таблетку для стимуляции потенции в рот и запил водой. Мне почему-то показалось, что это не первый его приём «волшебного» лекарства за вечер. Ведь он ждал моего прихода. И я надеялась, что если права, то и дополнительная доза ему не поможет.
– Сделай мне минет, – произносит буднично.
Меня передёргивает от отвращения, и я скалю зубы, точно дикое, отчаявшееся животное. Я не привыкла, чтобы кто-то меня выручал или защищал. Это всегда было только моей задачей. Да и помочь-то особо некому, кроме отца. И сейчас никто не побежит меня избавлять от ужасного монстра.
Во мне вскипает чёрная, подогретая на медленном огне, ненависть. Она такая бездонная, что, заглянув в меня, можно увидеть лишь кромешную тьму. Я ненавижу этого человека всей душой за то, как он со мной поступает. Тогда, около четырёх лет назад, он предложил мне сделку, от которой я не смогла отказаться. У каждого из нас были свои причины её заключать. Ему нужна была красивая кукла, а мне – спасение. Но я возненавидела его именно сейчас, из-за этой попытки меня растоптать, унизить и сломать.
И вдруг я поняла, что мне больше не страшно. Потому что самое страшное со мной уже произошло.
– Клянусь, я отгрызу твой член, если ты попытаешься засунуть мне его в рот, – шиплю на него.
Я вижу своё отражение в высоком зеркале за его спиной. С потёкшей по щекам тушью, размазанной помадой и алевшей от удара скулой, я была похожа на буйнопомешанную. Но сдаваться я не собиралась. Лучше сдохнуть.
Отчаяние придаёт мне силы. Я уже не сомневаюсь, что, если он изнасилует меня, я попаду в ад, но утащу его за собой. Ему остаётся совершить ещё один шаг, и я перейду черту. Но в этот раз обратного пути уже не будет.
Мужчина вновь приближается ко мне, обхватывает пальцами моё лицо, поднимая таким образом на ноги, и всматривается в глаза. Я не знаю, чего он хочет этим добиться, и только продолжаю упрямо смотреть на него в ответ. Из-за слёз вообще мало что могу разглядеть, но чувствую, что не должна опускать ресниц.
– Раз сама не способна держать ноги сведёнными, уберегу тебя от ошибки. Через неделю поедешь с моей матерью отдохнуть, и не вздумай выкинуть какую-нибудь глупость. А теперь пошла вон.
Бенджамин отшвырнул меня в сторону моей двери, и я сильно ударилась рукой, но даже не подумала обернуться к нему. Схватилась за ручку, как за спасательный круг, и оказалась по ту сторону стены от него.
Страх всё ещё меня переполнял, а дрожь не отпускала тело. Я закрылась, хоть и понимала, что преграда, разделявшая нас, слишком хрупкая, но всё же лучше она, чем ничего. Обняла колени руками и ждала, когда меня перестанет трясти.
Так я и заснула на полу под дверью. Видимо, из-за пережитого стресса, почувствовав себя в безопасности, сразу отрубилась.
Добравшись утром до ванной, я поняла, что совершила ошибку, последствия которой будут на моём лице ещё долго. Из отражения на меня смотрела девица с синяком под глазом, отёкшими из-за слёз веками и покусанными губами. Но всё же именно взгляд выдавал пережитые мной минувшей ночью испытания.
К моему огромному облегчению, глава семейства Сандерс уже покинул свою спальню. Мне так хотелось, чтобы он уехал в очередную командировку, чтобы не видеть его подольше. Когда он отсутствовал, я всегда чувствовала себя лучше, необходимость с ним общаться меня угнетала. Совсем не расклеиться помогала мысль о том, что я скоро окажусь вдали от него.
Толстый слой корректора и тонального средства, бледные румяна и немного туши оживили мой образ, хотя стеклянное выражение из глаз никуда не делось. Несмотря на то, что я знала, что нахожусь в супружеских апартаментах одна, дверь свою открывала с некоторой осторожностью. Словно ожидая, что муж кинется на меня из-за угла и продолжит начатое. Но все тени, напугавшие в этой комнате вчера вечером, днём попрятались под кровать. Комната Бенджамина Сандерса пахла его дорогим одеколоном, деньгами и безнадёжностью.
Сил находиться в этом доме не было. Где угодно, но только не здесь. И закинув ноутбук в рюкзак, я уехала в город на учёбу, выйдя из дома через выход для прислуги. Не стала, как обычно, просить водителя отвезти в город, решив, что слежки Бенджамина с меня пока достаточно.
4. Йен
Скука. Мои дни, наполненные ожидаем, скрашивали лишь стычки с этой девчонкой. Я мог бы открыть телефон, и выбрать одну из тех девиц, что готовы бежать ко мне по щелчку пальцев. Но не хотел. Даже мысль об этом казалась пресной, лишённой всякого вкуса.
Мне хотелось вновь увидеть Теа. Каждый раз, когда кто-то из членов семьи переступал порог гостиной, я надеялся, что это будет именно она. Вчерашняя сцена не выходила из головы, а мысль о том, что девушка делит супружеское ложе с моим отцом, доставляла почти физическую боль. Я долго ворочался, не находя в себе сил уснуть, сдерживая желание ворваться в их спальню и забрать её оттуда. И чёрт возьми, в какой-то момент казалось, что это единственно верное решение.
Она так и не спустилась к завтраку.
Вытерев уголки губ салфеткой, Джил разомкнула свои тонкие губы и режущим слух голосом поинтересовалась:
