– Да, сэр. Хотя не совсем. Я был там однажды, совсем недолго, на матче по крикету[4 - Здесь стоит упомянуть, что крикет в Индии, пожалуй, является спортом номер один и крайне популярен.].
– Ну конечно! Вы тот самый Патель! Как ваше запястье?
Сержант скривил губы.
– Прежним уже не будет.
Он терпеть не мог вопросов о своем запястье.
Голдблум что-то невнятно пробурчал. Патель воспринял это как сочувствие.
– Это далеко не Британия, так что не ждите чудес от местной бюрократии.
Он не сразу сообразил, что Голдблум говорит всерьез.
– Поймите, Патель, – продолжал министр. – Я почти всю жизнь имею дело с индийцами; по работе, да и вообще. Там действительно лучше плыть по течению, но ни в коем случае не подпускать их к штурвалу. В конечном счете им по душе те, кто верховодит.
«Всем министрам министр, – подумал Патель. – Осталось только назвать их туземцами».
– Я полагал, что отправляюсь туда ради содействия. Не верховодить.
– Мы не можем допустить, чтобы они запороли расследование. Мне сказали, что вы наделены лидерскими качествами…
Сказал ему это, конечно же, Скиннер. При этом самому Пателю говорил не наводить смуту… Интересно знать, что наговорили индийцам.
– Будет непросто вести расследование со связанными руками, сэр.
Не говоря уже об отсутствии укомплектованной следственной группы, добавил про себя Патель. Он не питал иллюзий относительно индийских ресурсов.
– Полагаете, вы зря потратите время? – Тон Голдблума определить было сложно.
– Так или иначе, я сделаю все, что в моих силах, сэр.
– Убийца может быть и британцем…
Вздор, подумал Патель. После беглого просмотра материалов, переданных по факсу, сержант не видел причин искать британский след в этом деле. Саба Хан покинула Британию год назад и проживала в Бангалоре[5 - Бангалор – крупный город в Индии, шт. Карнатака.]. И к моменту своей смерти встречалась со звездой индийского тенниса.
– Судя по материалам дела, это, скорее всего, индиец.
Голдблум помотал головой, как упрямый ребенок.
– У нее множество знакомств среди британских экспатов. Я бы не слишком полагался на предположения индийской полиции. Непохоже, чтобы Саба была убита кем-то из посторонних. Я знаю ее лучше других. Знал.
Глаза министра были широко раскрыты и блестели. Наконец-то показался шаттл.
– Почему вы считаете, что ее не мог убить посторонний?
Шаттл остановился. Прежде чем Голдблум успел ответить, двери открылись.
Патель шагнул внутрь. За ним последовали министр, его свита и еще два пассажира. Голдблум переступил с ноги на ногу, сцепил руки. Но затем был вынужден расцепить их и ухватиться за поручень, чтобы не упасть, когда шаттл резко тронулся.
Когда они сошли, министр проговорил над самым ухом Пателя:
– Мы были женаты года четыре или около того, когда нас пригласили в Балморал.
– В замок?
Голдблум благоговейно кивнул.
– Следующим утром там устраивали охоту на оленя. Саба запретила мне участвовать. До сих пор помню, как она стояла у окна, свирепая, в длинном черном платье. Из окон открывался потрясающий вид на шотландские горы, но мой взгляд был прикован к ней. Она была прекрасна, когда злилась, – смуглая, щеки горят…
Он резко умолк, устремив мечтательный взгляд на цифровое табло. Патель ждал.
– Там были все. Принц, герцог Веллингтон, Свен Хитчем, Ванесса Мёрдок… Так что я сказал: «Малыш, я не могу не пойти». Полагаю, с той минуты наш брак был обречен. Знаете, что она сделала? Ночью спустилась вниз, проскользнула мимо охраны и повесила амбарный замок на дверь оружейной. В итоге пришлось менять дверь.
Блестяще. В светской хронике ничего подобного не упоминалось. Очевидно, министру пришлось потрудиться.
Патель проговорил со всей деликатностью:
– Как вам известно, сэр, до убийства мисс Хан были еще две жертвы. Все трое никак не связаны между собой. Маловероятно, что между убийцей и мисс Хан были какие-то личные отношения.
Конечно, Патель понимал, что Голдблум настаивал на связях с Британией, чтобы вовлечь Скотленд-Ярд.
– У нее был черный пояс по карате и коричневый по тхэквондо. В восемнадцать лет она обезвредила двух грабителей на Кингс-Кросс. Мне сложно поверить, чтобы какой-то незнакомец смог… – у него перехватило дыхание, – сотворить с ней такое.
От былой спеси не осталось и следа. Голдблум являл собой прискорбное зрелище. Патель поднял увесистую сумку и кивнул неистово жестикулирующей стюардессе у стойки.
– Она имела право на жизнь, – воскликнул Голдблум. – Как никто другой из всех, кого я знаю. Если б я только мог поменяться…
Поставив сумку, Патель воспользовался моментом, чтобы пожать министру руку.
– Приложу все усилия, сэр.
Глава 3
Водитель сигналил безостановочно, затем включил сирену. Толпа не расступалась – пять тысяч человек, хаотично разбросанных по площади и вдохновенно декламирующих мирные сентенции. Двое полицейских, теснившихся на переднем сиденье, выскочили из машины, на ходу отстегивая латхи[6 - Латха – окованная железом дубинка, традиционное индийское оружие.] с поясов. Мэр Харихаран вздохнул и опустил стекло.
– Никакого насилия, – бросил он вслед полицейским. – Эти люди так же вправе находиться здесь, как и я.
Как раз вовремя. Копы убрали дубинки и принялись распихивать людей с пути, сохраняя хотя бы видимость приличия перед своим боссом. Харихаран взглянул на часы: почти пять. Он опаздывал.
Наконец-то машина остановилась перед тысячелетней смоковницей, под сенью которой возлежал, распростершись на помосте, изможденный махатма Санкара. Вокруг него собрались нищие и попрошайки всевозможного сорта.
Харихаран вышел из машины. Ближе к вечеру повеяло прохладой, со стороны реки доносился слабый запах нечистот. Мэр прошелся вдоль толпы. Многие, когда узнавали его, замолкали. Какой-то мужчина с плакатом споткнулся о канат. Харихарану едва не вышибло глаз углом плаката. На мгновение он замер перед изображением в сантиметрах от лица: смазанные ретушью тела четверых неприкасаемых[7 - Неприкасаемые (далиты) – общее наименование ряда каст, занимающих самое низкое место в кастовой иерархии Индии; ее члены традиционно практически бесправны.] и шестерых мусульман, сожженных или повешенных толпой за прошедший месяц.
Харихаран взошел по ступеням и опустился на колени рядом с великим последователем Ганди, запачкав при этом брюки о грязный настил. Осторожно приподнял голову старика; лохматые волосы были белыми и мягкими, как сладкая вата. Молодая девушка поднесла стакан апельсинового сока. Мэр поднял стакан перед толпой. «Как Иисус со священным Граалем», – пришла в голову шальная мысль. Что там была за история?..
После длительного поста от старика осталась лишь иссохшая оболочка, в которой едва теплилось сознание. Доктор навис над ним со стетоскопом, как ястреб над добычей.
– И с глотком этого сока, – провозгласил Харихаран, – свами Санкара прерывает десятидневную голодовку.
Толпа затаила дыхание, люди сложили ладони. Мэр окропил соком пересохшие губы, растрескавшиеся до того, что стали похожи скорее на застывшие потоки лавы. Затем аккуратно уложил голову святого на подушку и пожал вялую руку. Обвел взглядом плакаты.
Я – далит, далит – это я…
Мусульмане нам братья.
Коровы – боги! Коровы – пища! Коровы – предлог!
И смех и грех. Харихаран поймал взгляд внучатой племянницы, поднесшей ему сок, и почтительно улыбнулся. Во многом именно благодаря ей махатма принял предложение мэра.
Его улыбка померкла, когда он заметил людей, дубинками прокладывающих путь полицейскому «Болеро»[8 - Речь идет об индийском внедорожнике «Махиндра Болеро».]. Машина уперлась в помост, и шеф полиции Раджкумар явил миру свои тучные формы. Он с трудом вскарабкался на сцену, игнорируя ступени всего в паре шагов от него. «Всегда-то от него ускользают детали», – подумал Харихаран.
Раджкумар натянуто улыбнулся мэру. Затем кивнул стюарду, и тот принялся выправлять на стойке микрофон, опущенный к ложу святого. Санкара, пока еще оставались силы, зачитывал своим последователям афоризмы Ганди. Представители прессы хлынули за ограждения, вооруженные блокнотами, камерами и микрофонами.
Но эту роль Харихаран уготовил для себя. Он подступил к микрофону, мгновение смотрел на толпу, затем скользнул взглядом по журналистам.
– Знаю, вы собрались здесь, чтобы услышать слова махатмы. Однако он еще слишком слаб после голодовки. – Мэр одарил их обаятельнейшей улыбкой. Улыбкой, достойной двух сроков подряд. – Не хочу разочаровывать, но придется вам довольствоваться мной.
Кое-кто рассмеялся. Уже неплохо.
– Кто-то из вас, возможно, остался недоволен исходом великого жертвования, совершенного вашим предводителем. Что? Обещания продолжать дискуссии? Чаще говорить о возросшем самоуправстве? «Разве недостаточно было разговоров? – спросите вы. – Что насчет действий? Нам нужны меры». Я понимаю ваше недовольство, поверьте. Гонения против меньшинств… Самосуд в защиту коров… Но мы должны обратиться к причинам этих проблем. Не отвечать насилием на насилие, иначе даже наша доблестная полиция, – он демонстративно улыбнулся Раджкумару, – перестанет справляться. Мы живем в демократическом обществе и должны обеспечивать верховенство права. Махатма Санкара воплощает собой совесть нашей великой нации. Он от всей души поддерживает дебаты. Именно поэтому я, – тут он приложил руку к груди, – созвал эту межпартийную группу. Также мы приветствуем вклад всех правоохранительных органов, как от полиции, так и административных служб.
Харихаран вновь посмотрел на Раджкумара, затем бросил взгляд на престарелого Санкару, все еще распростертого на своем ложе, после чего продолжил:
– Но я обещаю больше! Обещаю здесь и сейчас, что пойду еще дальше. Я внесу предложение о новом законе… – Он выдержал паузу, заслышав ропот. – Особом законе, чтобы справиться с этой угрозой.
Кто-то из репортеров поднял руку. Харихаран покачал головой и добавил:
– Давайте же вместе провозгласим в этот день победу во имя мира! И пусть все сообщества объединятся во благо нашей великой нации. Джай-Хинд!
Последовали аплодисменты. Кто-то хлопал воодушевленно, другие – без всякого энтузиазма. Харихаран не придавал этому значения. Время постепенно сведет на нет патовую ситуацию. Процесс уже пошел – вместе с глотком апельсинового сока.
Он стал спускаться со сцены, глядя на часы и игнорируя репортеров.
– Господин мэр, на пару слов, – окликнул Раджкумар; голос преисполнен мнимого уважения, на лице под объективами камер застыла улыбка. – Мне не нравится, что вы вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются.
– Меня? – удивился Харихаран. – Свами сам попросил меня поднести ему сок. Я не знал, что он пригласил заодно и вас. Может, вы поднесете ему овсянки… Я слышал, это наиболее подходящая пища по завершении поста.
– Я говорю о вовлечении Скотленд-Ярда в наше внутреннее расследование.
– Ах, вот что, – произнес мэр. – Так я здесь ни при чем. Боюсь, новости о вашей некомпетентности достигли священных кулуаров центральной власти. Такое решение принял министр внутренних дел.
Раджкумар лишь хватанул воздух ртом. Вывести его из себя было легко.
– Послушайте, – сказал Харихаран, вкладывая в голос дружеские нотки. – Я бы на вашем месте принимал любую доступную помощь. Вы теряете контроль на всех фронтах. Международный терроризм в Лал-Кила, религиозные зверства в Шиваджи-Нагар и Кук-Таун… В следующем месяце совпадают Ганеш-чатуртхи и Курбан. На следующей неделе – протестный марш против «Энол кемикалс» и перекрытие дороги перед офисом «Пепси» на Каббон-роуд. «Твиттер» наводнили местные социалисты плюс растет недовольство после группового изнасилования той университетской профессорши. Тамилы снова столкнулись с засухой и устроили сидячую забастовку перед Видана-Сауда. И как вы намерены справляться со всем этим? А теперь еще и махарани[9 - Махарани – титул владетельной княгини в Индии; представительница знати.] убивают в собственных постелях…
Лицо Раджкумара сжалось на глазах. Необычное зрелище для столь тучного человека.
– А что мне делать? – посетовал он. – Центральное бюро, будь оно проклято, направило все ресурсы и личный состав на борьбу с терроризмом.
– Вот именно. Так что не стоит отвергать помощь, когда ее предлагают.
– Простите, всего один вопрос, – спросила репортер, имевшая наглость подняться на помост. Полицейские спали на ходу.
– Я сказал, никаких вопросов.
– К шефу Раджкумару, – ответила журналистка с пышными волосами, в бесформенных западных одеждах, с блокнотом в руках. – О последних убийствах.
– Что ж, тогда предоставляю его вам. Мисс?..
– Кадамбри, из «Индиан».
– А, серьезное издание… Что ж, мне пора. И не отпускайте господина Раджкумара, пока не ответит на все ваши вопросы.
Харихаран повернулся спиной к шефу полиции и дал знак водителю заводить машину.
Глава 4
Ману прислушивался несколько мгновений, прежде чем пройти на кухню. Супруга наставляла служанку, как правильно готовить окру. Ярко-зеленое сари смотрелось на ней вполне уместно; волосы, недавно вымытые и еще мокрые, стянутые на концах в узел, ниспадали на спину. Ее лицо было красиво в классическом для Южной Индии понимании: округлые щеки, большие глаза, густые ресницы и брови, полные губы. Здоровая и энергичная, как непоседливый детеныш. Завидев мужа, она счастливо улыбнулась.
– Кофе?
– Просто воды.
И жена, и служанка засуетились в поисках стакана. Служанка оказалась первой. Жена вырвала стакан у нее из рук и наполнила водой.
– Я в душ, потом отлучусь. Вернусь в девять.
Жена кивнула, но ее улыбка вышла несколько напряженной.
Насвистывая мелодию из последней «Горячей десятки фильмов», он принял душ и, пока вытирался насухо, оценивающе осмотрел верхнюю губу в зеркало. Взял миниатюрные острые ножницы и подправил усы. Миллиметр здесь, миллиметр там.
В спальне придирчиво подобрал костюм. Конечно, темный. И рубашку приятного кремового цвета. Без галстука. Открыл угловой шкаф и достал с нижней полки ящик для ботинок, водрузил его на кровать. Затем выдвинул ящик с носками. Выбрал две пары черных носков. К счастью, у него не потели ноги по жаре и в тесной обуви. Он сел в небольшое кресло и натянул обе пары, после чего надел ботинки. Крепко зашнуровал.
Представил, как все будет выглядеть. Возможно, настало время внести пару деталей, нечто особенное. И он уже знал, что следует добавить. Ману пришел в возбуждение, почувствовал, как разыгрался аппетит, потекли слюнки. Он будет голоден, когда вернется.
