– А можно мы закажем пиццу?
– Нет, нельзя.
– Ну мама.
Костик корчит милую мордашку, отросшая челка падает на глаза, и он так забавно трясет головой и смахивает ее в сторону.
– Нет. И переоденься, ходить в пижаме весь день – это дурной тон. Ну бабуля тебя научит манерам.
Я очень люблю своего сына, но понимаю, что мальчику нужен отец или мужчина для воспитания, как хороший пример для подражания, так уж заведено.
А не только безграничная любовь бабушек, матери и всего модельного агентства, которое он очаровал с рождения. Мне иногда становится страшно, что из него вырастет циник, купающийся в женском внимании и красоте, который будет как его отец, брать что хочет, а потом отказываться от этого.
Папа ушел собираться, я просто смотрела в окно на свой старый двор, тополиный пух летал в воздухе, все, как тогда.
– Мам, звонят в дверь. Это пицца?
– Какая пицца? Мы ничего не заказывали.
Бабуля засуетилась, она, конечно, сдала за эти семь лет, уже не такая властная и громкая, но такая же модница и кокетка, которая не выйдет из спальни без макияжа и украшений.
– Я открою. Костик, пей молоко.
Не ожидала, но на пороге был Сергей с детским новеньким велосипедом.
– Привет, милая, ты, как всегда, прекрасна и обворожительна, – тянется, целует, прижимая меня к себе, так трогательно и нежно.
– И тебе привет. Что это?
Сергей ничего не успевает ответить, в прихожую с визгом врывается сын, хлопает в ладоши и уже прыгает вокруг велосипеда, пытаясь на него вскарабкаться.
– Небольшой подарок для озорного пацана. Ну что ему еще делать здесь, пока ты занята?
– Так-то, конечно, нечего, кроме как сломать руку или ногу, упав с него.
– Не преувеличивай, все будет хорошо, словно ты сама никогда не падала с велосипеда.
– Сереженька, как я рада вас видеть, боже мой, какой галантный молодой человек.
Сергей целует бабуле руку, улыбается, дает потрепать себя по щеке.
– Не то что тот, ну, ты помнишь, Регина? Ты как раз тогда и упала с велосипеда, этот хам сбил тебя своим танком.
– Бабуля!
– Регина, что за танк был и что за мужчина? Мне начинать ревновать?
– Не слушай, Алевтина Германовна сегодня большая фантазерка.
– Ой, да какая я фантазерка? Все так и было, ну Регина, вспомни, заносит он ее на руках, а на девочке живого места нет, колени ободраны, все в крови, локти исцарапаны, сама вся в слезах.
– Это когда было?
– Ой, дай бог памяти, вспомнить, в каком году.
– Мама, мама, это ведь мне, да? Мама, ну можно мне? Я не упаду, я обещаю, я ведь уже умею кататься на таком.
– Он еще представился сам, назвал имя, как же…дай бог памяти.
– Бабуля! Хватит! – вышло слишком громко и резко, все посмотрели на меня, даже подошедший отец.
Бабуля это так говорила, будто все случилось вчера, и не было этих семи лет. Меня саму начинало накрывать, но уже приближающейся истерикой, сначала встреча с Матвеем, потом яблочный пирог, сон и вот еще велосипед.
Словно кто-то специально переписал сценарий и решил вновь окунуть меня в то время.
– Я прошу вас, хватит говорить все одновременно, – беру себя в руки, понижаю голос.
– Регина, с тобой все в порядке? – отец спросил первым, но такой вопрос хотели задать все.
– Это называется ПМС, я слышал, – сын ответил за меня, Сергей улыбнулся.
– Ты слишком много времени проводишь с бабушкой Эльвирой в модельном агентстве. Как вернемся, отдам тебя в школу для мальчиков на полный пансион.
Костя надул щеки, продолжая гладить велосипед.
– Папа, ты готов?
– Я – да, а вот тебе надо выпить зеленого чая.
– Давайте я вас отвезу, – Сергей вызвался помочь, но на телефон пришло сообщение о приехавшем такси.
– Серёжа, спасибо, но не надо, и за велосипед спасибо. Давай мы вернемся и встретимся днем в парке, я обещала Костику, который будет молчать и не говорить глупостей, ведь так? – обратилась к сыну, тот кивнул. – Покататься на аттракционах.
– Как в Париже, – сын снова влез, взрослые улыбнулись.
– Серёж, хорошо?
– Как скажешь дорогая, ты сегодня такая грозная, что и спорить страшно.
– Тогда мы уехали, Костик сидит и слушается бабушку, на улицу один не выходит, ждет маму. Так, Костик?
– Так.
– Мальчики на выход, папа, нас ждет такси.
Что-то я на самом деле сегодня на взводе, надо расслабиться, взять себя в руки, прекратить психовать и так на все реагировать. Волнение за отца, встреча с прошлым, Сергей, со своей учтивостью и повышенным ко мне вниманием, начинает выводить из себя.
Простились у подъезда, в такси взяла отца за руку, так и ехали, успокаивая друг друга.
– Ты слишком много работаешь, так нельзя, папа.
– Я работаю немного, давать советы по бизнесу – это не работа, а безобидное хобби. Да и надо напрягать мозг, иначе выживу из ума, как наш сосед, буду сидеть на лавочке и кормить несуществующих голубей.
– Тебе надо переехать в Италию к нам.
– И бросить здесь бабулю? Нет, этого я не смогу сделать.
– Надо переехать всем, вас давно звали, даже были готовы визы.
– Она не поедет, это в ее понимании, предать родину.
– Кто-то делает это легко, предает не только родину, но и любовь.
– А вот это низко, этот человек не стоит ничего.
– Я знаю.
Как занятно, мы говорим с папой о разных вещах, но понимаем друг друга.
Глава 10
– Самир, чем обрадуешь?
– Пока нечем, фуры стоят на границе соседней области, надо пускать по одной или перегружать на легковые, там какая-то адская облава намечается.
– Понял, действуй по обстоятельствам.
– Демидов уже в курсе?
– Самир, не время и не место для таких разговоров.
– Понятно, ладно, брат, дел полно, удачи.
– И тебе.
Смотрю в окно, на небе ни облачка, солнце раскаляет воздух и плавит асфальт. С седьмого этажа клиники видна парковка, мой черный красавчик «Ягуар», Лёха с разбитым носом топчется рядом.
Пусть скажет спасибо, что целы почки и не ссыт кровью, а только харкал ею. Тварь паскудная Дина решила раздвинуть ноги за моей спиной. Честно, вот мне похуй на нее, но, пока она моя официальная жена, иметь тогда, когда захочу, буду только я ее.
Самир волнуется, конечно, ведь с уходом Демидова, а точнее меня, как его правой руки, его поставки могут прекратиться, а искать новые каналы ой как трудно, но я обещал ему и в этом помочь.
Нужно время, все спланировано и рассчитано. Но я был не готов к одному – к появлению вновь в моей жизни Регины. Словно фарфоровая куколка, такая нежная и соблазнительная, с яркими, сверкающими огнем зелеными глазами. Как много в ней всего намешано, как так она может быть одновременно невинной с виду и взрывоопасной?
А меня не то что накрыло, а словно и не отпускало все эти семь лет, ведь, как сейчас, помню ее тело, запах, вкус.
Совсем не вовремя она появилась. Когда все только начинается, когда я полгода как вернулся и из кожи вон лезу, чтобы снова угодить Демидову, которому уже на кладбище друзья прогулы ставят.
– Матвей Евгеньевич, пройдемте.
Доктор зовет за ширму, снимаю брюки и белье. Пришел провериться из-за подозрений о неверности жены. Рано, конечно, наш незащищенный секс был только вчера, но не мог спокойно сидеть и ждать, хотя ведь подозревал, что что-то не так, но в последнее время совсем нет дела до Дианы.
Доктор проделывает все необходимые процедуры, надеваю брюки. Хорошая клиника, много специалистов, все конфиденциально, но, сука, все равно на душе противно, даже удовлетворения от разбитой рожи Алексея нет никакой.
Он клялся и божился, что у них ничего не было, что Диана сама к нему липнет и соблазняет, но он ни разу не поддался.
Чувствую, пиздит Лёша, но не пришиб, пусть пока боятся и сидят тихо, прижав хосты. Я потерплю еще немного.
– Матвей Евгеньевич, вот направление, сдадите кровь на третьем этаже.
– Хорошо.
– Как все анализы будут готовы, мы с вами свяжемся.
– Спасибо.
– Всего доброго.
С интерната не проходил обследований и не видел врачей, кроме стоматологов, там каждый год нас словно готовили в космос, худых, вечно голодных, взвешивали, измеряли, писали отчеты.
Очень хорошо помню мать, родила в восемнадцать, не пойми от кого, имя своего отца узнал лишь тогда, когда научится понимать, что такое отчество. Евгений, значит, а может, мать все это и выдумала.
Я, наверное, всегда мешал ей жить, и мое рождение она считала ошибкой, на аборт побоялась идти, так и сказала мне однажды, десятилетнему пацану. Мало что понял, но потом, со временем, дошло, ненавижу ее за это даже сейчас.
Надо было избавиться от меня до рождения, не мучила бы никого тогда. В шесть лет отдала в интернат, это, конечно, не детский дом, где все отказники с пеленок, у многих были матери, кто сидел, кто безбожно пил и кололся.
Моя решила выйти замуж, молодая еще, не потрепанная жизнью, новый мужик был против чужих детей. Сука, мне сейчас тридцать семь, я должен забыть, перегореть, но мне все еще страшно и мерзко вспоминать, то время и родную мать.
Сжимаю в кармане брюк листок направления в кулак, смотрю в пол, а внутри меня поднимается осадок грязи и дерьма, которого я хлебнул в детстве.
Сигнал приехавшего лифта, створки открываются, вхожу не глядя и лишь потом поднимаю голову.
Зеленые глаза, распущенные длинные волосы, отливающие рыжиной, белая, словно прозрачная кожа и несколько веснушек на носу.
Регина.
Моя яблочная девочка.
На ней узкие голубые брюки, белая атласная маечка, высокие каблуки, что делают ее ноги еще длиннее и стройнее, я помню, как завис на них, когда увидел ее под колесами своего внедорожника.
Сглатываю скопившуюся во рту слюну, жму кнопку, два больших шага – я рядом с ней. В ее красивых глазах испуг, вот она хочет что-то сказать, но не даю ей этого сделать.
Если сейчас я ее не поцелую, не попробую эти влажные губы на вкус, точно захлебнусь дерьмом из своих воспоминаний.
