Маленький, толстенький. Нетвердо еще держащийся на пухлых ножках и предпочитающий везде передвигаться ползком. Вкусно пахнущий.
Это не Кот и не Егерь, а я мог бы его купать, таскать на руках, напяливать малюсенькую хоккейную форму, заказывать хоккейную клюшку… И в еле заметном пока животе Маси мог бы быть мой ребенок. Второй. Девочка, возможно. Похожая на Масю. С ее огромными глазами, тонкими чертами лица, темными волосами. Такая же улыбчивая и смешливая…
Понимание, что все, абсолютно все, сука, в моей жизни могло бы быть, если бы не был самоуверенным дураком, бьет в очередной раз настолько больно, что не могу дышать. Реально задыхаюсь от происходящего.
Смотрю на свою Масю, что-то строго выговаривающую мне, и думаю, настолько тупым я был мудаком. И почему так поздно, непростительно поздно понял, что на самом деле, она не подруга мне, не боевой товарищ… А совсем другое. Совсем…
– Борюсь! Ты меня слушаешь вообще? – возвращает к реальности голос Маси.
– Ты красивая такая, – отвечаю невпопад и тут же прикусываю губу. Не надо опять…
– Конь, – тут же рявкает голос Егеря, – не зарывайся!
Понятно, хоть и вне зоны видимости, но бдит. Они оба, и Егерь, он же Матвей Егерский, он же «Железный человек», тафгай, «Человек-гора» и много других определений, которыми его награждает регулярно канадская пресса, и Кот, он же Ярослав Котов, «Снайпер», «Золотая клюшка» и прочее, прочее, прочее, когда дело касается их женщины, становятся совершенно неуправляемыми ревнивыми придурками. Невыносимыми и подозрительными к любому мужику, появляющемуся на орбите Маси. Не так давно приревновали к массажисту Сашки. Напугали парня до усрачки. Спасло его только то, что геем оказался…
Меня они терпят.
Вынуждены.
Прекрасно знают о моем отношении к их женщине, злятся, ревнуют, бесятся. Но сделать ничего не могут.
В свое время я им нехило помог, хотя, естественно, сделал это не столько для них, сколько для моей Маси.
И вот теперь…
Теперь я у них что-то вроде домашнего питомца. И не нравится, и проблем доставляет много… И никуда не денешь, мы в ответе за тех, кого приручили… Приходится терпеть…
– Тебе идет беременность, – продолжаю я, игнорируя недовольное рычание Егеря, – сказали, кто будет?
– Да, – она светло улыбается, и сердце у меня останавливается от этой улыбки. А еще – от того, как она руку на живот кладет, – мальчик…
– Поздравляю…
– Спасибо, Борь, – серьёзно кивает она и продолжает, – уходи оттуда, пожалуйста. Я переживаю за тебя. Я… Мне будет очень тревожно, если ты… там задержишься…
Вот никого не послушал бы. Любого бы нахер послал. А ее – не могу. Она беременная. Ей нельзя волноваться.
– Хорошо, Мась, – киваю серьезно, – сейчас допью и пойду.
– Спасибо, Борюсь, – улыбается она снова, и у меня перед глазами все плывет.
Отключаюсь, пытаясь проморгаться, не получается…
Черт, похоже, надрался все же…
Затем в голове становится совсем тяжко. Словно в кисель ее опускаю.
И наступает темнота.
В себя прихожу от яркого солнечного света, прицельно бьющего прямо в глаза, и это больно.
Во рту – погано настолько, насколько может быть, если переберешь мерзкого пойла на голодный желудок.
И что-то сильно беспокоит. Кроме тошноты, головной боли и рези в глазах. Эти-то ощущения вполне знакомы, они нихера не беспокоят…
Нет. Что-то еще…
Кто-то меня касается острожно. Трогает. За лицо…
Черт, да чего такое-то?
Кошка, что ли, трется?
Приоткрываю один глаз, голову тут же простреливает дичайшей болью, от которой чуть опять в обморок не грохаюсь.
Но тихий умоляющий голос:
– Не спи, ну пожалуйста… Не спи… – заставляет все же удержаться на поверхности.
С трудом сглатываю горький сухой комок в горле, от которого чуть было не начинает выворачивать проглоченной накануне дрянью.
Но терплю.
Надо же… Я вчера, получается, нажрался все же так, что припер в номер бабу… Надо ее выпроводить. А потом уже с белым другом всласть пообниматься. Это как-то лучше без посторонних делается. Душевнее выходит.
Слепо отмахиваюсь от назойливой руки, а уже понятно, что баба меня гладит по лицу. За каким-то хером. Может, на продолжение ночи надеется? Если да, то я вообще красавчик. Явно что-то смог, несмотря на конскую дозу спиртного…
Переваливаюсь набок, так и не раскрывая глаз. Хриплю:
– Воды дай…
Мне тут же суют под нос стакан. Почему-то железный… Странно, но плевать.
Жадно пью теплую, мерзкую на вкус воду, от которой поднимается муть в животе и глазах.
Нихера себе, я нажрался…
Надеюсь, никого не убил…
Все остальное можно пережить…
Разлепляю чуть ли не пальцами веки, с удивлением смотрю на забранное решеткой окно. Так. Походу, мои выводы неверные в корне.
Я кого-то вчера убил. Иначе, с какого хера в тюряге?
– Эй… – голос раздается сбоку неожиданно. Я как-то позабыл, что тут еще и баба… Откуда, бляха? Разворачиваюсь со скрипом, всем телом, не рискуя вертеть головой, чтоб не вырубиться опять, и замираю, глупо тараща воспаленные глаза.
Похоже, выводы про тюрьму тоже в корне неверные.
Потому что откуда в тюрьме взяться ангелу?
Глава 2
– Ты как?
Ангел, вполне нормально, без акцента, говорящий на русском… Достали меня, значит, ножом вчера все-таки…
Разговаривать бесполезно, да и опасно, если честно. Рот открывать страшно. Чего-то ощущение, что вода, которую только что выпил, там не приживается…
Потому сжимаю губы и киваю. Норм, то есть.
– Ну хорошо… – ангел садится ближе, несмело трогает за лицо, озабоченно хмурит четко очерченные брови, поджимает губы. Тоже красивые. Вообще, ничего такой ангел… Залипательный… Интересно, а они бесполые? Ангелы эти? Ну, в религии вроде так… Если правда, то жаль… Потеря потерь…
И о чем я сейчас думаю, интересно?
Поспешно сворачиваю мысли с ненужного совершенно направления на нужное.
Ангел касается тонкими пальцами лица, и от этого кайфово. Ловлю себя на желании подставиться, словно кот, под ласку.
Нехило шандарахнули меня, похоже…
– Ты, вроде, в порядке… Ничего не сломано… – а осмотр-то очень даже профессиональный…
– Я в больнице?
Ох, бля! Это мой голос, что ли?
Ангел отшатывается и бледнеет еще больше. Оно и неудивительно, таким утробным рыком запоздалых путников на кладбище пугать… Или зомбаков в «Ходячих» озвучивать…
Затыкаюсь, кашляю натужно, пью еще отвратной воды из железной кружки.
Ну давай, Коняшка ты гребанный, приходи в себя уже! Ежу понятно, что не в раю ты! Хоть и с ангелом, которого еще требуется разъяснить, кстати…
Между тем, получаю ответ на свой вопрос:
– Нет.
Информативно.
Ладно, сделаем усилие.
– А где?
– Не знаю.
Очень информативно.
Сажусь, отдуваюсь, с радостью ощущая, как башка перестает кружиться. Да и живот успокаивается. Вроде.
– Воды еще дай.
Ангел ползет к большому грязному ведру, стоящему в углу… камеры? Комнаты? Хлева? Скорее, последнее. Но ладно. Разъясним. На моих глазах зачерпывает кружкой из этого ведра воду и передает мне.
Ладно. Ладно. Не думаем, какие микро и не микроорганизмы водятся в этом ведре в здешнем климате. В конце концов, если чего внутри заведется, современные средства работают на раз… Спросите, откуда знаю? А вот не скажу. Тайна это моя. Тщательно оберегаемая, в глубинах памяти навсегда закопанная. Ну, а если серьезно… Как-то раз, в одной дружественной африканской стране один молодой придурастый военкор, думающий, что он – прямо суперкоммандос… А дальше – то самое. Тайна.
Выпиваю до дна, с удивлением ощущая, что желудок вполне уже смирился со своей участью, а в голове – тоже наступает прояснение. И в глазах.
Осматриваюсь.
Хлев, да, последнее предположение было верным.
Грязища, зарешеченное низкое окно, лавка вдоль стены, на ней то самое ведро. А в другом углу – второе. Вот, похоже, мне и его надо использовать… Но как быть с соседкой?
Разворачиваюсь, разглядываю ангела. И удивленно хмыкаю.
Нихера себе… Ангел.
Не, что-то такое есть, конечно, не зря же с похмелья привиделось. Блонди, с короткими кудряшками, натуральными, по-моему, с огромными глазищами и тонкой шеей.
Лицо красивое, очень. Смотрится… Залипательно, да.
Наряд странный. Футболка серая, свободная, штаны карго серого тоже цвета, висящие на худой заднице мешковато. Кеды. Какие-то феньки на тонких запястьях.
На самом деле, с первого взгляда не отличишь – парень симпатичный или девчонка. Плоская, длинная, может, чуть ниже меня ростом, но в любом случае, для женщины высоковата.
Пока разглядываю, она щурится насмешливо и садится на лавку.
– Если надо в туалет, вот ведро.
Ого. То есть, няшу-скромняшу не будем стоить? Уже хорошо…
Встаю, покачавшись, словно журавль на ветру, ругаюсь сквозь зубы матерно, тоже не сильно заботясь о нежных ушах Ангела. Раз сама предложила воспользоваться ведром, то уж русский народный язык как-нибудь перетерпит.
Потом возвращаюсь обратно, с удивлением ощущая себя вполне живым.
Вот поразительное существо – человек. Мало ему надо для счастья. Попить, стравить давление в организме… Умыться бы еще…
– Эй… – так, с голосом надо что-то делать все же… Или он у меня теперь навсегда такой? Как у актера Ливанова… Бля-а-а-а… Кашляю, пробую еще раз, – эй… – в этот раз выходит неожиданно тонко.
Ангел, спокойно наблюдающая за мной со скамьи, приподнимает бровь, удивляясь метаморфозам моего голоса. Это еще что, малыш, ты не слышала, как дядя Боря умеет петь… Пожалуй, хорошо, что не слышала… Целее нервы будут…
– Та-а-ак… – это слово выходит вполне нормальным, кстати. Может, просто не стоит начинать с гласных букв? – Тебя как зовут?
– Ева…
