Почти.
– После того, как изнасиловал меня?
Ярость переполняет от одного только слова. Настолько, что я рывком прижимаю её к стене и смотрю на распахивающиеся губы, хватающие воздух.
Маленькая дрянь!
– Изнасиловал? – шиплю ей в лицо. Буря внутри просыпается. – А не ты ли, Ева, стонала подо мной? Раздвигала свои стройные ножки? Звала меня по имени, а?
Её глаза слезятся сильнее.
И клянусь – если бы эти слёзы вызвал кто-то другой – я бы его убил.
– Я просила остановиться! – кричит мне в лицо. – Ты опоил меня! Именно поэтому мне было хорошо! А потом ты взял меня! И тогда…
Она проглатывает слова и плачет. Опять. Голос дрожит. Я буквально слышу стук её бешено колотящегося сердца. Вижу как вздымается её грудь на каждом всхлипе.
– Мне было больно! И я просила перестать! Ты не послушал!
Не мог. Ни оторваться, ни насытиться. Только терзать это маленькое тело, зная, что потом оно всецело будет принадлежать мне. Как и её душа.
Но она и так принадлежала мне.
– Всем девственницам больно, – рычу.
И ничего подсыпать ей не пришлось бы. Сама бы легла под меня.
Но я подстраховался. Боялся, что её, такую хрупкую, порву. Ждать больше не мог, чтобы её подготавливать. Ни морально, ни физически.
Ева для меня – как кусок свежего мяса перед хищником. Соблазнительна, аппетитна. Невозможно устоять.
– Не в этом дело! После всего этого, бросив меня, ты возвращаешься и спрашиваешь, где твой ребёнок?
Её толчок – как комариный укус.
– Нет его. Умер. Представляешь?
– Знаешь, что делают за такие шутки, женщина? – шиплю ей в лицо. И злюсь от одной растекающейся по лицу улыбки. От её слов.
Решила меня позлить?
Ей удаётся!
Я выхожу из себя!
Настолько, что хочу обхватить её шею руками и сломать!
– Шутки? Если бы он нужен был тебе… Ты хотя бы раз поинтересовался моей жизнью, после того как бросил, – она резко становится смелой. Слишком. Переходит грань дозволенного, чего я ей не разрешал. – Но ты разве сделал это?
Нет. Не мог.
– Если бы да… То ты знал бы, что твой ребёнок – мёртв.
Глаза сами превращаются в два блюдца. А пальцы на её талии сжимаются крепче, желая разжаться и повернуть её к двери. Вжать в неё Еву. Задрать платье и проучить. За такие слова.
Долго. Мучительно. Сладко.
Не жалея ни секунды.
Слышать те стоны, крики и своё имя из её рта.
– У меня был выкидыш, – выплёвывает. – И теперь благодаря тому, что тогда ты поступил как самый настоящий подонок… Я не могу больше иметь детей. И тем более терпеть мужчин. Любых. Благодаря твоим играм. Спасибо тебе, Амир. Ты действительно бесповоротно изменил мою жизнь!
И снова этот толчок. Слабый. Сопротивляющийся.
Носом воздух втягиваю. Задыхаюсь. И улавливаю запах лаванды, который до сих пор скручивает всё, вплоть до органа в штанах.
– А теперь уйди. Иначе я испорчу все твои взаимоотношения с сыном. Вот же он удивится, когда он узнает, что его отец опоил студентку, а потом воспользовался ею, зачав ей ребёнка. Да так красиво, что та ничего и не поняла. А когда поняла – поздно уже было. Это же из-за того препарата, что ты мне дал, да? Спасибо, я вспомнила ту ночь не сразу!
– Пор-рть, – выпаливаю, рыча. Опять всё полыхает. Убить её готов. – Мне насрать.
Три года назад я так не сказал бы.
Из-за Аяза я уехал. Это он всё разрушил. Если бы держал своего дружка в штанах, а мозг в голове – не натворил бы дел. А мне не пришлось бы бросать Еву, делая всё это с ней. У меня не было выбора. Я даже из страны выбраться не мог из-за подозрений государства в сторону нашей семьи.
И только решив этот вопрос…
Я здесь.
Смотрю в карие, заплаканные глаза, от которых душу выворачивает. Мою. И не только из-за него.
Ребёнок, которого я желал увидеть три года… Его нет.
Я не знал. Вообще думать о ней боялся. Чтобы не сорваться.
Я и так два года терпел до встречи в Дубае. Ждал, пока ей восемнадцать исполнится. А потом терпеливо ожидал, пока она сама придёт ко мне. Еле сдержался, чтобы в той арке на неё не наброситься.
Она – мой алкоголь, который кружит голову. Вырубает мозг. И только вдали от неё могу думать.
А с ней – вообще невозможно.
Я не сразу понимаю, что она говорит.
Бесплодие. Боязнь мужчин.
Первое особо врезается в слух.
– Тебе лечиться, Саидов, надо…
Я ещё раз втягиваю носом её запах. Веду ладонью по волосам. И резко сжимаю их, злясь на самого себя. И на неё.
Потому что родилась такой. Притягательной. Дико соблазнительной.
– Я тебе не верю, – стойко отвечаю. – Ты ответишь за свою ложь, Ева. Знаешь как?
Усмешка сама озаряет моё лицо.
– Повторим ту ночь, – вспоминаю её. Сладкую. Мучительную. Грёбаную ночь. Белые простыни. И её изгибы на ней. Я помню всё до секунды. Как одежду рвал и всё остальное. – Всё до мельчайших подробностей. Родишь мне. Снова.
Она застывает и словно не дышит.
– А если я не вру? Ты уйдёшь?
Я резко отстраняюсь. Еле отпускаю. Челюсти от неё сводит. Зубы сжимаю так, что те чуть не крошатся.
Не могу рядом с ней больше быть.
Выводит.
Всем.
Поведением, манерой общения. И собой.
Я сейчас сорвусь и снова возьму её. Прямо здесь.
– Не уйду, – говорю честно. – Как бы ты ни хотела, что бы ты ни сделала… Я тебя в покое не оставлю, Ева. Считай, что время без меня – было для тебя курортом и отдыхом.
Разворачиваюсь, сжимая кулаки.
– Вспоминай это каждый раз, когда захочешь избавиться от меня.
И ухожу.
Даю время на размышления. Ей.
И знаю, что мы встретимся завтра с утра. Дом она не покинет – я позаботился об этом.
Глава 7
– Доброе утро, милая, – Аяз подлетает ко мне, целует в щёку. Я нахожу его на кухне, перебрасываю через плечо сумку и отстраняюсь, как он только подходит ко мне.
Знаю, что несправедлива по отношению к нему.
Но я больше не хочу находиться в этом доме. И так с трудом пережила эту ночь, ворочаясь от страшных снов. Мне снился тот день и та ночь. От которой мне было противно. И дико больно.
Потому что Амир был прав.
Мне понравились те минуты близости.
До того момента, пока он не навис надо мной. Не сжал мои бёдра мощными и нетерпеливыми пальцами.
Дальше – начался ад.
Поэтому болело всё тело после того случая. А я-то думала, похмелье… И продолжила бы так думать, пока не напилась. А я сделала это один раз в жизни. Прямо в дрова. Я не помнила себя, никого и не понимала, что творю.
Действия были неконтролируемы, как и мысли.
Зато в этом беспамятстве я всё увидела.
Сначала подумала, что это всего лишь фантазия моего больного сознания. Потому что скучала по Амиру, зная, что мы больше не встретимся.
А потом…
Они были такими реалистичными.
Что я вспомнила всё, вплоть до каждого его касания и моего вздоха.
И это снилось снова.
Так, что я проснулась ночью в поту.
И находиться в этом доме не могу.
Как и с этими людьми.
Аяз не виноват в том, что его отец сделал, но психологически не могу это принять. Воротит. От понимания, что он – его плоть и кровь.
– Ты чего?
– Прости, – говорю неискренне. Не могу в его сторону смотреть. Отторжение. – Я поеду. У меня дела, и мигрень надоела. Я опять не в духе.
Он понимающе кивает. Гладит по плечу своей ладонью.
И я напрягаюсь, вытягиваясь словно струна.
Не от движения.
А от чужого присутствия за спиной.
– Вы ранние птахи.
Прикрываю глаза и перевожу дыхание.
Я его всем телом ощущаю. Словно на него радары стоят.
