– Ах, да… Да, что-то такое припоминаю. Как у вас дела?
Лена пыталась говорить как можно более вежливо и нейтрально, чувствуя себя очень неуютно в мокром купальнике, с влажными волосами, с которых стекала вода, и совершенно ненакрашенным, покрасневшим от загара лицом.
Данил смотрел темно и жадно, как-будто прикасался взглядом, оглаживал.
Это было странно и пугающе.
Это возбуждало.
– Да вот, отдыхаю здесь с друзьями. – Он, наконец, оторвал от нее взгляд, мотнул подбородком в сторону кафе, – не хотите присоединиться?
– Нет, – торопливо помотала головой Лена, – я уже ухожу, спасибо.
– Да ладно вам, – Данил не отрывал от нее глаз, опять, будто гипнотизируя, – совсем ненадолго. Мы не кусаемся!
– Нет. – Лена была далека от мысли сидеть в компании незнакомых людей, тем более в таком виде. – Спасибо.
К тому же, если его друзья одного с ним возраста, то она явно там будет не к месту.
– Ну давайте я вас подвезу, – Данил не унимался, по-прежнему сокрушительно улыбаясь, такой уверенный в своей неотразимости, в том, что ни одна женщина ему не откажет, что Лена, внезапно разозлившись, резко шагнула вперед, сокращая расстояние, и тихо, но очень решительно спросила:
– Данил, вы меня вообще слышите? Что вам от меня надо? Я не ваша ровесница, чтоб играть со мной, развлекать вас я не собираюсь. Я несколько раз сказала вам “Нет”, зачем вы настаиваете? Вам мало девушек вашего возраста? Решили поиграть во взрослые игры со взрослой тетенькой?
Данил, немного нахмурившись, удивленно окинул взглядом ее решительное лицо с нахмуренными бровями, затем тоже сделался серьезным:
– А если скажу, что ты мне понравилась? А? И никаких игр?
Лена посмотрела на него с внезапной усталостью, словно этот порыв все ее душевные силы забрал:
– Данил, не говорите ерунды. Мы с вами в разных весовых категориях.
Она отвернулась, достала платье, поискала глазами кабинку для переодевания.
– Прощайте, Данил. И, мой вам совет, найдите себе девушку своего возраста.
Лена развернулась, чтоб уходить, но Данил внезапно схватил ее за руку и со словами: “ Мне твои советы нахуй не нужны”, – дернул к себе и впечатался в испуганно раскрытые губы злым долгим поцелуем.
Лена буквально не смогла устоять на ногах от неожиданности, обвиснув в его руках. Она настолько удивилась, настолько не ожидала ничего подобного, особенно здесь, на пляже, в общественном месте, что даже в первые полминуты не понимала, что делать. Словно мозги напрочь отшибло.
Данил воспользовался этим временным затмением на полную катушку, по-хозяйски скользя руками по ее телу в мокром купальнике, залезая языком в безвольно открытый рот, прерывисто дыша, обволакивая ее своим тяжелым жарким телом.
Лена, к своему стыду, почувствовала, что ее тело очень даже бурно откликается на такое неожиданное ласковое насилие, грудь становится невозможно чувствительной, поддаваясь чужим рукам, талия выгибается послушно, ладони почему-то не отталкивают, а покорно лежат на широких плечах парня.
Это было странно. Это было чудовищно.
Понимание, что она ведет себя, как животное, поддаваясь напору незнакомого и ненужного ей мужчины, ворвалось в мозг, уже практически отключившийся, и отрезвило в момент.
Лена протестующе застонала Данилу в губы, начала извиваться, стараясь вывернуться из его рук.
Он почувствовал эту перемену в ее поведении, но еще немного потянул время, показывая ей, кто хозяин положения, продолжая неторопливо целовать, исследовать ее тело жадными руками. Затем оторвался от ее губ, но, не удержавшись, провел языком по шее и ключице, собирая соль и речную воду с кожи.
Лена, опять получив возможность говорить, торопливо и гневно забормотала ему в склоненную к ней шею:
– Данил! Данил! Да что вы себе позволяете? Отпустите меня, слышите? Я сейчас полицию…
Тут ее агрессор, наконец, оторвался от нее, заглянул в испуганные злые глаза:
– Не решай за меня, чего мне надо, а чего нет, поняла? Ты мне не мать и не училка.
– Отпусти, – Лена решительно уперлась руками ему в грудь, отталкивая.
Данил еще пару мгновений постоял, словно размышляя, отпускать или нет, затем нехотя разжал руки.
Лена, подхватив вещи, практически бегом побежала к остановке троллейбуса, наплевав на переодевание.
Только бы от него, только бы подальше! Только бы не пошел следом, не разглядел горящие от возбуждения и страха щеки, торчащие соски, что еще больше подчеркивались мокрым лифом купальника, не понял, как трясутся до сих пор коленки.
Троллейбус как раз подъехал, хоть в этом повезло.
Лена запрыгнула внутрь, уселась на сиденье, и только теперь смогла выдохнуть, откидываясь на спинку в изнеможении.
Мысли в голове прыгали бешеными лягушками, и основной было: “Какого черта она так среагировала???”.
Уже на подъезде к своей остановке, более-менее успокоившись, Лена пришла к выводу, что во всем виновато, как всегда, отсутствие секса.
Правда, она никогда не могла предположить, что так от этого зависима.
Последние годы жизни с мужем, болезненный развод, казалось, навсегда отвратили ее от радостей этой сферы жизни. И, до недавнего времени, Лена и не задумывалась об этом.
Муж был ее первым и единственным мужчиной, ей было с ним хорошо в начале их совместной жизни, но вот затем… Затем стало не до этого. А позже Виктор стал Лене настолько отвратителен, что одна мысль о том, что он к ней прикоснется, вызывала тошноту.
Первый звоночек того, что не совсем ей все безразлично, прозвенел тогда, в вечер встреч, когда Данил прикоснулся к ней, убирая волосы за ухо.
Потом, после встречи возле библиотеки, придя домой, она, стыдливо отводя глаза, стояла возле зеркала, осматривая себя, вспоминая его недвусмысленный тяжелый взгляд, гадая, чем она могла привлечь его, и не находя ответа.
В итоге решила, что ей все привиделось, придумалось, и, может, по совету Кати, все-таки пойти купить вибратор?
Но сейчас, после этого наглого поцелуя на пляже, стали понятны две вещи.
Во-первых, ей не привиделось. Она определенно чем-то заинтересовала Данила. И второе: ей точно нужен вибратор. Потому что тело, похоже, проснулось от многолетней комы и теперь могло подвести ее в самый неожиданный момент. Такой, как сегодня.
Лена вышла из троллейбуса, перешла дорогу, прошла внутрь квартала, к своему дому.
Задумавшись, она не сразу поняла, что уже какое-то время слышит вполне отчетливый рев мотора сзади. Не похожий на машинный. Скорее… Скорее всего, это мотоцикл!
Лена, внутренне вздрогнув, медленно обернулась, уже зная, кого она увидит за спиной.
Данил. Конечно, Данил.
Сидит, зараза, на своем мотоцикле, уже успел мотор заглушить, поняв, что она его увидела. Улыбается своей бесшабашной мальчишеской улыбкой. А глаза-то внимательные, острые. Жадные.
Лена, поежившись и гадая, как она так его проворонила и поздно заметила, лишь вскинула подбородок и пошла к нему.
Надо расставить все точки над i. Ну адекватный же он человек, в конце концов! Должен же слова понимать?
Он встал с байка и пошел ей навстречу.
Лицо Данила было спокойным, все таким же открытым, улыбчивым.
В общем, Лена обманулась его нарочито неопасным видом, и не отшагнула назад, позволив ему подойти близко. Слишком близко.
– Данил…Вы что-то хотите мне еще сказать? – начала она, строго нахмурив брови, призвав на помощь весь свой преподавательский опыт.
Он – мальчик, обычный мальчик, избалованный, привыкший получать все, чего ему захочется. Любой каприз. Сегодня его капризом была она.
Вот только она не готова выступать в роли игрушки. Какие бы ни были у него мотивы – обломается.
Она умеет разговаривать с детьми.
– Хочу.
Тут Данил резко сократил расстояние между ними, прихватил Лену за плечи, подтягивая ближе к себе, одной рукой обхватывая ее за талию, а другой сжав оба ее запястья. Сделал он это до того быстро и ловко, что Лена даже сказать ничего не успела.
Вся ее решительность, весь настрой, весь опыт педагогической деятельности – все эти прекрасные качества сейчас стали неактуальны. Позабыты.
Лена стояла в его объятиях, замерев, как мышонок в тисках удава, сердце билось где-то в районе горла, ноги подкашивались.
– Ты одна живешь? – тихо, прямо в губы, спросил Данил.
Она кивнула, как завороженная, хотя где-то в глубине еще функционирующей части мозга, забилась в истерике мысль: “Дура, дура! Чего ж ты творишь, дура?”
Но тело совершенно не среагировало подступающую паническую атаку, просто отключив мешающий ему орган. За ненадобностью.
Данил повлек ее к подъезду, не выпуская из рук, не прерывая телесный контакт, словно понимая, что, отпусти он ее хоть на секунду, и сразу мозг отвоюет позиции.
– Этаж какой?
– Первый.
Уже в подъезде возле квартиры Лена все-таки актуализировала аварийный режим, правда сил хватило только на затормозить.
– Данил…
– Ты чего, хочешь прямо здесь? Поговорить? Чтоб бабки все из глазков повыпадали?
Он был убедителен. Или ей так хотелось верить в это? Хотелось, чтоб он убедил ее?
Лена кивнула, как в тумане, и открыла дверь, отчетливо понимая той самой, все еще функционирующей частью мозга, что делает она это совершенно зря. Что впускает в дом зверя.
То, что Данил и не собирался разговаривать, было очевидно.
В темной прихожей развернуться было негде, дверь захлопнулась сама, потому что именно к ней Данил и прислонил не стоящую на ногах Лену.
Он притормозил немного, упершись двумя руками по обе стороны от ее лица, вдохнул запах речной воды, исходящий от ее волос:
– Так че ты там насчет поговорить? А?
– Я… Я думаю, в комнате будет удобнее… – Лена облизнула совершенно сухие губы, уперлась руками в грудь парня, стремясь увеличить расстояние между ними, в полумраке коридора глаза Данила сверкнули каким-то совершенно хищническим блеском.
Как не похож он был сейчас на того очаровательного улыбчивого мальчика, что клеился к ней возле библиотеки и потом, на пляже!
От того молодого парня веяло энергией, светом, веселым мальчишеским задором. От мужчины, что стоял так близко от нее сейчас, волнами исходила тяжелая плотная аура секса, подчиняющая, лишающая рассудка.
– Да, – согласно кивнул он, наклоняясь еще ближе, совершенно игнорируя упирающиеся в него руки Лены, – в комнате точно будет удобнее.
Ладони его соскользнули с дерева двери, оказались на талии женщины, затем ниже, на ягодицах, резко приподняли, словно она и не весила ничего, и посадили Лену на бедра.
Платье задралось, через мокрую ткань купальника Лена ощутила жестко врезающуюся прямо ей между ног грубую ткань мотоциклетных штанов, Данил резко двинул бедрами, усаживая ее еще ближе, удобнее, и понес Лену в комнату, безошибочно находя дорогу в спальню.
Лена, которая от трения через ткань трусиков, уже была практически на пределе, не сопротивлялась больше. И поговорить не пыталась.
О чем тут разговаривать?
Она совершает очевидную глупость. Это понятно. Как понятно и то, что в ближайшие часы она точно ни о чем думать не будет.
Мозг печально покрутил пальцем у самого себя и со вздохом отключился. Тело, омываемое предоргазменными волнами, счастливо и свободно гикнуло и нырнуло в пучину удовольствия.
Аккуратно опрокинутая на кровать, Лена сквозь полуприкрытые ресницы наблюдала, как ее нежданный мужчина раздевается, стягивая футболку через голову, открывая потрясающий крепкий расписной торс с широченными плечами и огромными массивными руками, дергает за пряжку ремня, моментально освобождаясь от штанов и обуви, приостанавливается, с огромным удовольствием оглядывая фигуру раскинувшейся перед ним женщины.
И Лена, под этим одобрительным взглядом внезапно начинает чувствовать себя невероятно привлекательной, нереально сексуальной и невозможно молодой.
Она медленно поднимает руки, начинает расстегивать пуговки летнего простенького платьица, открывая вид на все еще мокрый лиф купальника, на грудь с торчащими от возбуждения сосками, отчетливо проглядывающими через влажную ткань.
Пальцы подрагивают, и Лене не с первого раза удается расстегнуть пуговицы дальше, эта задержка просто невозможна для Данила, поэтому он решительно тянется руками к ее платью и рывком распахивает его, не обращая внимания на охнувшую от неожиданности женщину, попутно сдирает все остальные мокрые тряпки с ее тела, обхватывает освобожденные груди широченными ладонями, и Лена стонет, стонет от невероятного, давным давно забытого ощущения сильных уверенных мужских рук на своем теле.
На теле, которое, оказывается, совсем не собиралось уходить в спячку навечно, и теперь ей это доказывает, доказывает каждым бешеным импульсом под кожей, каждым дрожащим мускулом под чужими пальцами, каждым невольным вздохом, вырывающимся из груди.
Лена не соображает совершенно, что происходит, что с ней делает Данил, она только чувствует, только ощущает, только воспринимает. Всей кожей, всеми мускулами, всем телом. Всем сердцем.
Руки скользят, радуясь новым тактильным ощущениям, гладкости кожи, твердости мышц, колкости щетины.
Грубый рывок, сопровождающая его несильная боль, не возвращают с небес на землю, нет. Наоборот, задевают новые, еще не задействованные до этого нервные окончания, которые тоже ноют от радости, от того, что они, наконец-то, понадобились!
Движения, жесткие и размашистые, длинные и неторопливые, постоянно меняющийся темп, абсолютно отключают способность воспринимать реальность. Хоть как-то воспринимать реальность.
