Альфа смотрит на меня долго, но потом все-таки нехотя кивает.
– Не хочу, чтобы ты присутствовала на похоронах, – признается он.
– Даже не собираюсь участвовать в этом фарсе, что устраивает твоя жена. Я не верю, что Рамон мертв.
Микаэль вскидывает брови, затем хмурится: в его взгляде плещется недоверие пополам с сочувствием. Потом альфа опирается о стол напротив меня и тяжело вздыхает.
– Я снимаю приказ.
Горьковатый привкус волнения врывается в меня, пульс ускоряется от резкого всплеска адреналина, но дышится теперь намного свободнее. Сейчас я все чувствую. Не только волнение, а все чувства, и среди них самое главное – любовь. Именно оно позволяет мне жить и надеяться.
– Ты действительно в это веришь, Венера? Что Рамон…
Он не заканчивает фразу, а я прислушиваюсь к своим чувствам. Гибель пары – это серьезно, и там, где сердце, у меня должна возникнуть черная дыра. Если, конечно, Рамон мертв. Но нет, ничего подобного я не чувствую.
– Я знаю, что он жив, Микаэль.
– Прошло три недели. Брат обязательно дал бы о себе знать. Не стал бы рисковать, когда у меня ты вместе с его дочерью. Он не стал бы заставлять тебя волноваться.
Мик наблюдает за мной, нарочно давит каждым аргументом, но для меня это не аргументы вовсе. Какое счастье думать о случившемся с Рамоном, сопоставлять факты, анализировать.
– Значит, пока он не может сообщить нам о том, что жив.
– Я сначала тоже так думал, но с каждым днем понимал, что продолжаю себя обманывать.
– Это не самообман, альфа. Это вера. Рамон – моя истинная пара. Я бы почувствовала, если бы его… не стало. А я почувствовала, когда на него напали. Не придала этому значения, но я почувствовала. Ему было больно. Но сейчас… Он будто без сознания.
Во взгляде Мика вспыхивает надежда. Вспыхивает и гаснет.
– Что, если ты ошибаешься?
– Тогда мне придется с этим жить. Жить ради дочери. Но и хоронить Рамона раньше времени я тоже не собираюсь.
Мы смотрим друг друга в глаза, и я понимаю, что альфа мне верит. По крайней мере, верит в то, что верю я.
– Сиенне это не понравится, но мы отложим похороны.
– Спасибо, – киваю я и поднимаюсь.
– Если ты что-то почувствуешь, сразу сообщи мне.
– Договорились, альфа. А ты больше ничего мне не приказывай. Я хочу чувствовать себя и Рамона. Если что-нибудь изменится, ты узнаешь первым.
Микаэль провожает меня до двери.
– Что бы это ни было, – уточняет он. – Даже если мои худшие опасения подтвердятся.
– Тогда ты сможешь прогнать меня со спокойной душой.
– Что? – Он ругается на вилемейском и не позволяет коснуться дверной ручки, преграждая мне путь: – Венера, ты же не думаешь, что я выгоню тебя из стаи?
– Рамон оставил меня на два дня, а я задержалась.
– Это не отменяет того, что теперь ты часть семьи. Ты можешь остаться здесь. Независимо от того, жив мой брат или нет.
Это меня немного успокаивает. Если вообще можно оставаться спокойной в такой ситуации. Приказа альфы больше нет, и меня понемногу потряхивает. Но так лучше. Так правильнее. Поднимаясь в свою комнату, я продолжаю прислушиваться к собственным чувствам, но по-прежнему не чувствую связи с Рамоном.
А ведь она была! Мы общались ментально. Я позвала его, когда мне подкинули змей. Рамон убедил меня, что я тогда кричала, но кричала я исключительно мысленно. Получается, если он тогда услышал меня, то может услышать и сейчас.
Остается только позвать.
Чем я и собираюсь заняться в спальне. Ложусь на кровать, делаю глубокий вдох и еще более глубокий выдох. И снова.
Но быстрые шаги и настойчивый стук в дверь нарушают мои планы. Я даже знаю, кто стоит по ту сторону двери, и открывать совсем не хочется.
– Венера, нам нужно поговорить, – не просит, требует первая волчица. Спешка означает только одно – Мик уже передал супруге, что церемонию прощания с верховным придется отложить.
И действительно, когда я сползаю с кровати и открываю ей дверь, Сиенна злая. Глаза сверкают желтым, ноздри раздуты, а ее тон обвиняющий:
– Как ты могла отменить церемонию?
– Я? Это сделал альфа.
– По твоей указке!
– То есть я влияю на решения твоего мужа?
Сиенна откровенно подвисает: открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег. Ответить мне «да» означает признать, что я имею власть над Микаэлем. А если я этой власти не имею, то и какие ко мне претензии?
Удивительно, я выдерживаю яростный взгляд с божественным спокойствием, будто все еще нахожусь под приказом. Сиенна далеко не дура, просто, как когда-то сказал Рамон, слишком импульсивная, иногда сначала делает, потом думает. Как сейчас.
– Я понимаю твои чувства, – она складывает руки на груди. – Действительно понимаю.
А я понимаю, что Сиенна говорит про ребенка, которого когда-то потеряла.
– Но лучше мы сразу простимся с Рамоном. Проводим его в последний путь и перестанем подпитывать себя ложными надеждами.
– Сиенна, Рамон мне все рассказал. Про твое горе. Про его горе. Но это не одно и то же. Мой истинный все еще жив.
– Он не может быть твоим истинным! – выпаливает она и прикусывает губу. Так и читаю в его взгляде злость уже на себя саму. Вроде того, что кое-то сболтнул лишнего.
– Это почему? – хмурюсь я.
– Это обман, понятно? Дар божественных. Чтобы в них влюблялись волчицы. Поэтому Рамон не хотел жениться. Не хотел иметь ничего общего с нашим племенем. С волчицами. Встречался только с людьми. Я тоже считала, что я его истинная. Избранная прямым потомком самих Предков, особенным волком. И жестоко за это поплатилась.
– Ты сама от него отказалась?
– Это он так сказал? – усмехнулась Сиенна, но как-то совсем невесело. – Ну-ну. Мы должны его похоронить.
В ее глазах решимость, но во мне решимости не меньше.
– Я не собираюсь хоронить живого волка. Я собираюсь достучаться до него. Ментально.
– Ты его не почувствуешь, Венера. Эта связь односторонняя. Была односторонней, пока он…
Она закрывает ладонью рот, резко поворачивается и уходит.
А я возвращаюсь на кровать, к прерванному занятию. Только сосредоточиться не так просто. Слова Сиенны разбередили старые раны, а еще совсем меня запутали. Что же случилось тогда, десять лет назад? Между ней и Рамоном. Кто от кого отказался на самом деле? Мне нужно все выяснить.
Как ни странно, сфокусироваться помогает дочь. Она начинает толкаться, напоминая мне о важных вещах. О том, что надо бы найти ее папу. Найти и передать ему, что он не один.
Я дышу, пока не расслабляюсь полностью. Раньше, когда меня преследовали панические атаки, я делала это для того, чтобы заглянуть вглубь своего сознания. Сейчас я делаю это для того, чтобы заглянуть в сознание истинного.
Но натыкаюсь на плотную стену. Как будто не могу до него дотянуться.
А может, и не могу. Может, мы слишком далеко друг от друга.
Кажется, мне нужна консультация специалиста. То есть того, у кого есть истинная пара.
ГЛАВА 2
Я была знакома, по меньшей мере, с двумя истинными парами, но, не раздумывая, открыла ноутбук и написала Чарли и Доминику. Я бы сразу позвонила, но в Крайтоне еще слишком рано, а значит, нужно немного подождать. Несколько часов – всего ничего в сравнении с потерянным временем.
С Чарли я связывалась несколько раз будучи под приказом, но, конечно же, ни слова о Рамоне не сказала. Судя по нашему последнему разговору, Волчий Союз также не спешил объявлять всем об атаке на верховных. Доминик тоже ничего не знал, несмотря на то что был старейшиной Легории. Но если я расскажу, он может мне помочь. Действительно может помочь. Что-то узнать. Как-то найти моего истинного. Я почти себя убедила, что теперь все смогу.
Нужно только дождаться ответа Доминика.
И вот когда чего-то ждешь, время тянется невероятно медленно. Растягивая каждую минуту, трансформируя ее в часы, а то и дни. Но теперь у меня не было приказа, который успокаивал нервы. Успокаиваться приходилось самостоятельно. Поэтому звук шагов и стук в дверь показался мне спасением.
На пороге оказались доктор Сураза и Альваро.
– Добрый день, Венера, – поздоровалась Франческа. – Микаэль сказал, что тебе, возможно, понадобится моя помощь.
Кто бы мог подумать, что альфа такой болтун! Все уже в курсе, что я могу волноваться?
– Альваро вы прихватили за компанию?
– И ради перевода.
Да, я понимаю уже процентов восемьдесят из того, что говорят окружающие. Особенно когда они говорят медленно. Но вот собственное произношение страдает на все четыре лапки, плюс у меня попросту жуткий акцент. Поэтому я всех понимаю, а меня – не всегда.
Альваро сегодня молчалив и мрачен, хотя, может, он в последнее время такой, и я не замечала этого под эйфорией приказа. Но он не спешит вмешиваться в наш с доктором разговор.
– Венера, не нужно было отказываться от помощи Микаэля, – упрекает меня Франческа. – Мы тогда избежали кризиса, но сейчас главное не вернуться к нему. Ты в очень уязвимом положении.
– Я знаю, Франческа. Но я не собираюсь устраивать рыдания в стиле Сиенны. Я сильнее, чем кажется.
Доктор Сураза смотрит на меня с уважением.
– Ты гибкая, – говорит она. – Силу можно победить большей силой, а вот гибкость силой не одолеть.
Франческа кладет ладони на мой живот, прикрывает глаза и чувствует. Это сила волчиц-лекарей, которая окутывает меня мягким покрывалом. Она лучше современных сканеров.
– Все хорошо, – говорит она, отстраняясь, и я облегченно выдыхаю. Потому что вера верой, но слова Сиенны меня все-таки задели. Как задело то, что я позвала Рамона, а в ответ ничего не услышала. – Ты действительно в порядке, девочка? Все-таки такие новости для всех могут стать ударом.
– Я не верю в его смерть.
– Что? – переспрашивает доктор, а Альваро отлипает от подоконника, на который опирался все это время и поворачивается к нам. В его взгляде неверие и надежда: сейчас он очень похож на альфу.
– Она не верит, что Рамон умер, – повторяет он мои слова и пытливо смотрит на меня: – Не веришь?
– Нет, – качаю головой. Хочется рассказать им про истинную пару, но что-то останавливает меня в последний момент. Словно знаю, что не все это поймут. Если Франческа еще может, то для Альваро это вовсе странно, он человек. Поэтому говорю ту правду, которую проще принять: – Для начала мне нужны доказательства.
– Я тоже об этом говорил, – переходит Альваро на легорийский, в его глазах зажигается огонь, хотя он и не вервольф, но они горят непоколебимой верой. – Пока нет доказательств, я отказываюсь в это верить.
Эта поддержка такая милая. И нужная. Потому что мне надоело упоминание похорон.
– Теперь я вижу, что Микаэль зря меня сюда прислал, – перебивает нас Франческа. – Наша девочка чувствует себя прекрасно. Но Венера… – Она осекается, но потом все-таки продолжает: – Если ты все же получишь доказательства, какими бы они ни были, если почувствуешь, что тебе это нужно, обращайся сразу к Микаэлю. Или зови меня.
– Обязательно, – обещаю я, понимая, что пожилая волчица так заботится обо мне.
– Если честно, – говорит Франческа, прежде чем уйти, – я тоже очень надеюсь, что Рамон жив.
Альваро остается и переходит на вилемейский: мы договорились, что теперь общаемся только по-вилемейски, чтобы я могла практиковаться.
– Не стал говорить при Франческе, но мне кажется, что Волчий Союз играет в свои игры. Может, вообще схватили Рамона и где-то прячут. Но Альма приезжала сюда неспроста.
– Ты тоже поклонник заговоров.
– Какой есть, – невесело усмехается он. – Но Рамон… Он спас мне жизнь. Я ему обязан. Нет, неправильно сказал. Я не могу вернуть ему долг, но если я как-то могу ему помочь, я все сделаю.
Он распаляется настолько, что начинает эмоционально размахивать руками.
– Он спас тебе жизнь? – уточняю осторожно.
– Да, я ребенок из не самой лучшей семьи. Но это не лучшая история для беременной женщины.
– Расскажи мне, Альваро, – прошу я. – У меня крепкие нервы.
– Отца своего не знаю, а мамаша использовала меня вместо бейсбольного мяча, когда я плохо работал. Потом вовсе продала.
– Продала?!
Для меня, как для будущей матери, это не просто ужасно. Да у меня на голове волосы шевелятся!
