– Николай? – У нее абсолютно чужое выражение лица, и тон такой церемонный, будто они едва знакомы. Забыла, как голая лежала под ним? – Какими судьбами?
– Вы кто, простите? – пыжится тип рядом.
– Инструктор по рукопашному бою. – Ник в одно движение оттирает типа от Любы. – Любовь Станиславовна, вы забыли, что у нас сегодня урок?
– Колька, ты охренел? – С нее махом слетела вся ее напускная церемонность и холодность. – Какой урок?
– Третий бесплатный. – Он забрал у нее букет и всучил в руки оторопевшего от его натиска хмыря.
– Какие уроки? О чем вообще речь? – негодует тип. – Любушка, объясни мне, что происходит?
Хрен тебе, а не Любушка!
– У Любови Станиславовны сегодня по плану урок самообороны. Отменить невозможно. Всё заранее согласовано, не так ли, Любовь Станиславовна?
– Коля… – У нее совершенно потрясённый взгляд. – Ты пьяный?
– Я не пью. У меня режим. Всё, не будем терять время. – Он схватил ее за руку, кивнул хмырю. – Всего наилучшего.
– Эй, погодите! Люба!
– Или ты идёшь со мной сама… – Он наклонился к ее уху. – Или я унесу тебя на руках. Предварительно сунув этого типа башкой в сугроб.
– Ты… ты… ты… – Она совершенно не находит слов для хоть сколько-нибудь связного ответа.
– Всё, время не ждёт!
Она едва успевает перебирать ногами, Ник ее буквально тащит. А Марк так и остался стоять на месте, удовлетворившись ее невнятным: «Ах, да, урок… Я и забыла». И кто Марк после этого? Не мужик точно! Один размазня, другой звероящер! Вот за что ей это?
– Ты мне так руку выдернешь!
– Извини. – Он не разжимает ладонь. – А мы и пришли, собственно.
– Куда?
– К машине.
И тут она начинает хохотать. До слёз. Нервное напряжение отпускает, наверное. И, несмотря на возмутительное неандертальское поведение Кольки, отчего-то вдруг становится легко и хорошо. Она не хотела этого, не хотела. А он пришёл и спас ее. Принц Звероящер на красном Daewoo Matiz. Люба снова, едва успокоившись, начинает уже сдавленно хихикать.
– Чего ты ржёшь? – Тон у него вроде бы как обиженный, а глаза улыбаются.
– Ой, спасибо-о… насмеши-ил… – Она аккуратно убирает выступившие в уголках глаз слезы. – У тебя ноги из-под днища не торчат? Чем ты думал, когда такую машину выбирал?
– Она не моя. Варькина. Хотя, вообще-то, нам родители одну на двоих машину обещали купить. – Он пиликнул сигналкой. – А потом… В общем, на тот момент, когда они собрались машину брать, я лежал в больнице под капельницей. И Варвар выбрала, как обычно… лучший вариант для нас обоих. «Коля, ну ты же знаешь – я боюсь больших машин!» – весьма удачно передразнил он сестру. – А то, что я в маленькие не влезаю, об этом она не подумала. А отец сказал, что это мои проблемы, что у меня есть мотоцикл, а гараж не резиновый, и вообще… В общем, вот такая история с этой машиной, – невесело заключил он.
Люба вдруг перестала смеяться. Кое-что в его словах зацепило ее, и конкретно.
– Под капельницей? А… зачем? Почему? В смысле, я не знала, что у тебя что-то серьёзное было со здоровьем.
– Да так, ерунда, – отмахнулся он. – Садись в машину.
– Нет.
– Люба…
– Ты первый. – Она демонстративно убрала руки в карманы шубки. – Хочу посмотреть на это шоу.
Ник не выдержал и улыбнулся.
– Твоё право. Если верить Варьке, – тут он вздохнул, – это действительно смешно.
Садился он в машину спиной вперёд. Потом наклонил голову, и лишь затем втянул в машину свои длинные ноги.
– Эй, шеф, – Люба наклонилась, заглядывая в машину. – А там для пассажира вообще-то место еще есть?
– Садись, давай, – усмехнулся Ник. – Счётчик включён.
– Ну, и куда мы едем?
– Ко мне домой.
– Чай пить? – съехидничала она.
– Вроде того.
– Слушай, ты, инструктор… по рукопашному бою! Ты, между прочим, сорвал мне свидание! С моим постоянным молодым человеком!
– Угу. С постоянным молодым человеком. Странные у вас отношения, скажу я тебе. Учитывая… хм… ряд обстоятельств.
– Не твое дело! Между прочим, мы планировали сегодня… – Тут она краснеет, понимая, что сказала явно лишнее.
– А до сегодняшнего дня вы что… не?
– Самойлов!
– У вас было что-то или нет?
– А с чего ты взял, что у тебя есть право задавать мне такие вопросы? – Она снова заводится. Какие-то американские горки с настроением в последние полчаса – то злость, то смех.
– Нет у меня такого права, – ровно соглашается Ник, не отрывая взгляд от дороги. – Так было или не было?
Она молчит какое-то время. А потом почти прошептала:
– Нет. Не было. После тебя никого не было. И вообще – не было…
Он отвернулся к окошку – сдержать довольную улыбку невозможно.
– Но учти! Это еще ничего не значит! И не мечтай – я не собираюсь больше… потакать твоим капризам! Если ты думаешь, что тебе стоит только щёлкнуть пальцами и я тут же…
– Тут же что?
– Тут же брошусь к тебе в постель! И не рассчитывай! И вообще… – У нее внезапно заканчиваются слова.
– Зачем ты тогда со мной едешь?
Вопрос кажется настолько неприкрыто издевательским, что Люба задохнулась от возмущения.
– Знаешь, что?! Не знаю, что ты там себе вообразил, но ты мне противен! Я не хочу тебя, понял? Останови машину! Немедленно!
Удивительно, но малолитражка тут же резко принимает вправо, прижимается к обочине. Но открыть дверцу Люба не успевает – он обхватывает ее лицо, а губами запечатывает рот. Вот и продолжай дискуссию в таком невыгодном положении!
Она попыталась отпихнуть его, вырваться. Но он держал ее, словно в тисках. Сопротивление было сломлено и спустя минуту салон огласил первый тихий стон. Делай это, да, вот так! Ты знаешь, как мне нравится…
– А теперь… – Он все-таки оторвался от ее губ, но дыхание тяжёлое. – Скажи еще разок… – Он буквально рычит. – Скажи, что я тебе противен и ты меня не хочешь!
– Скотина!
– А ты-то как меня бесишь!
– Звероящер!
– Стерва!
Красная малолитражка резко, с пробуксовкой колёс, трогается с места, вливаясь в поток машин.
Щёлкнул замок. Дверь распахнулась. Они вошли в квартиру. Николай зажёг свет в прихожей, помог Любе снять шубку.
Она нарушила затянувшееся молчание:
– Кем ты меня считаешь? Своей личной игрушкой? Ты полагаешь, что если ты… ты стал у меня первым, то теперь я обязана быть только с тобой, исполнять твои прихоти? Разве ты имеешь право так вот врываться в мою жизнь, хватать и тащить куда-то, лишь потому, что тебе… тебе приспичило? Я только этого достойна в твоих глазах? Знаешь, я такого от тебя не ожидала. Если бы я знала, что ты будешь так со мной обращаться, я бы никогда… Не думала я, что всё выйдет именно так! – Она выпалила это зло, на нерве, заводя себя, но отчего-то не вышло выдержать этот тон и последние слова прозвучали горько и обиженно.
Ник не знает, что сказать, стоит, словно нашкодивший школьник перед распекавшей его учительницей.
Люба тоже молчит. Молчание затянулось. И тут Николай прижимает ее к себе и шепчет на ушко:
– Нет. Всё не так, как ты говоришь.
– А как?
– Вот так…
Первый нежный поцелуй приходится в висок. А потом в щёки, закрытые глаза, кончик носа и, наконец-то, в губы. Нежно и томительно неторопливо. Он шепчет между поцелуями, как наговор, как заклинание: «Вот так… Вот так…» Вот так. И сопротивляться этой магии совершенно невозможно.
* * *
Он выложился на двести процентов. Прислушиваясь к каждому ее вздоху. Не сводя взгляда с лица. Замечая малейшую дрожь тела. Не позволяя себе, думая лишь о ней, только о ней. И отпустил себя ровно тогда, когда почувствовал, какая она мягкая и расслабленная в его руках. И не только в руках – там, где соединились их тела, она тоже перестала болезненно сжиматься, доверившись ему. И нет и следа слез на лице, и ее бедра так мягко подаются ему навстречу. Вот тогда он себя отпустил. Воздержание длиной в несколько месяцев, их с Любой два предыдущих раза, во время которых он только заводился как сумасшедший вхолостую… В общем, оргазм его накрыл как хорошая волна: ослепил и оглушил. Таких ярких и сильных ощущений он и припомнить не смог – потом, когда способность соображать вернулась. А сначала просто лежал рядом и дышал, как выброшенная на берег рыба. Было нереально хорошо, и в тот момент ничего не хотелось. Вообще. Но потом он всё же собрался с мыслями.
– Ты как?
– Нормально. – Она ответила ровно, глядя в потолок.
– Нормально и… – Ник поворачивается всем телом к ней, подперев голову рукой.
– И не больно. – Всё тот же взгляд в потолок.
– Не больно – и всё?
– Ну… – Она склоняет голову набок, прижимаясь к плечу щекой, будто с этой точки ракурс лучше. – В конце стало даже… немного приятно.
– Капец. – Он со стоном откидывается обратно на подушку. – Вот сейчас у меня образуется комплекс неполноценности размером с Гренландию!
– Почему?
Он все-таки умудрился оторвать ее от созерцания потолка.
– Потому что это самый большой в мире остров!
– Молодец! Садись, пять тебе по географии. А комплекс неполноценности-то тебе зачем?
– И без него бы прекрасно обошёлся.
– Ну и?..
– Я лежу в постели с самой красивой девушкой, которую только видел в своей жизни. У нас только что был секс. И единственное, что она почувствовала со мной – это «в конце стало немного приятно». Кто я после этого? Лузер!
– Ну, извини, – невесело усмехается Люба. – Что ж делать… если я такая… невосприимчивая. Фригидная, видимо, – блеснула она познаниями. – Не зря же до таких лет… хм… в девках засиделась.
– Люб, ты несёшь бред.
– Угу. А ты с Гренландией – образец адекватности.
Она снова переключает внимание на потолок.
Похоже, выбор у него очень простой. Или смириться с этим взглядом в потолок и «невосприимчивостью». Или попытаться шугануть своих тараканов. Ник вздохнул. Нет ничего труднее, чем бороться с собственными комплексами. Живучи, сволочи.
Глава седьмая,
посвящённая обоюдному сеансу психотерапии и его последствиям
