– Я грязный! Мамочка, помой меня. Мне новые штанишки нужно. Штанишки! Не хочу эти штанишки! Не люблю эти штанишки!
– И новое креслице для машины тоже, – грустно добавила Мэдисон.
Еще что? Сколько можно! Проклятие! Одежда у нее есть. Чистой рукой она осторожно достала из багажника меньший из чемоданов. Теперь нужна вода, много воды. Отличное у нее получается возвращение в «Мими». Сама в говне, сынок в говне, и вокруг скачет дочка и радостно оповещает о случившемся всех вокруг.
– Мама? Мама, а как мы машину помоем? А бабушка нам поможет? Я бабушке расскажу, как Райдер в машине обкакался.
Медленно, потому что взять Мэдисон за руку Мэй не могла, они двинулись вокруг дома. Держась поближе к забору стоянки, обошли стороной крыльцо и пробрались наконец к черному ходу. Даже в нынешней ситуации, полностью сосредоточенная на детях, она не могла не заметить, как все здесь обветшало. Куда больше, чем она ожидала. Трава не стрижена. Хотя у крыльца стоит урна, посетители бросают мусор прямо на землю. Оптимизм ее стремительно таял. По крайней мере, задняя дверь открыта.
Кивком головы Мэй велела Мэдисон ждать во дворе, а сама, взяв Райдера сзади за обе руки, чтоб ловчее держать его подальше от всего, до чего он мог дотронуться, направилась вместе с ним внутрь «Мими».
– Мама?
Возле плиты стоял парень под два метра ростом, такой же высокий, как Джей, только раза в два мощнее. Поверх черной футболки с шортами на нем был белый фартук, а на ногах – оранжевые резиновые сандалии типа тех, что носят повара у Марио Батали. Матери нигде не было видно. Зато, как в раме картины, в проеме двери, ведущей в зал для посетителей, она увидела Сабрину Скелли – последнего человека, которого ей хотелось сейчас встретить. Теперь понятно, чей это кабриолет и что за шикарный вэн на забитой машинами парковке. Надо было сразу догадаться, что они окажутся здесь раньше ее. Скорее назад, в машину. Мэй только было попятилсь к выходу, как за ее спиной раздался голосок Мэдисон:
– Я хочу картошки фри!
Не выпуская Райдера из рук и резко вильнув бедром, Мэй пихнула дочку, та шлепнулась на пол и театрально зарыдала:
– Больно! Картошки фри! Ты обещала жареного цыпленка с картошкой – вот я и хочу жареного цыпленка с картошкой! Где бабушка?
Повар обернулся на ее вопли, но, чертыхнувшись, шагнул назад, к плите. Снял с комфорки сковороду с цыпленком, быстро положил его на тарелку и взял два верхних квитка из пачки лежавших перед ним заказов.
Девица, которую Мэй не узнала, выглянула из зала в окошечко в кухню:
– Чем я могу вам помочь?
Но парень у гриля подпихнул ей тарелку с цыпленком, мол, займись своим делом, а сам бросил через плечо:
– Вход с другой стороны. Здесь кухня. Идите вокруг.
– Сама знаю, что кухня, – отрезала Мэй. – И где куда вход, тоже знаю. Я к матери, к Барбаре. К Барбаре! – громко повторила она. На раскаленных сковородках громко шипит и шкворчит масло, так что, наверное, ее плохо слышно. Но скорее всего, этот парень просто-напросто ее игнорирует. Что он вообще о себе думает? – Барбара – моя мать. Она здесь?
Полный отчаяния взгляд Мэй устремился на дверь между кухней и обеденным залом. Что, если Сабрина ее услышала?
– Значит, ты и есть Мэй, – сказал повар и повернулся на сто восемьдесят градусов. Что-либо понять по его виду было трудно, но Мэй показалось, что у него в глазах промелькнуло любопытство.
– Наконец-то. Твоя мать здесь долго торчала – тебя дожидалась. А потом домой ушла. – Он протянул руку. – Энди.
Пошел он… Он над ней издевается. Знал же прекрасно, кто она. А Барбара, значит, ушла. Какого черта! Но ответить Энди Мэй не успела. В кухне появилась Сабрина: неизбежная камера внимательно фиксировала сиявшее на ее лице выражение полного восторга.
– Мэй! Мэй Мор! – Она бросилась Мэй навстречу, готовая ее обнять, а та, подняв руки вверх, в смятении отступала прочь – и от Сабрины, и от Энди.
– Не могу! Никак не могу! – Она показала на сына, и по лицу ведущей поняла, что запах уже сделал излишними всякие объяснения.
Энди, весело усмехаясь, повернулся к Сабрине и ее команде.
– Ребенок наделал в штаны, – сказал он. Сабрина бросила на Райдера взгляд женщины, не имеющей никакого представления о детях, а Мэй закивала, проклиная себя за согласие оставить Джессу в гостинице. Она бы сейчас любые деньги отдала, только бы спихнуть на нее Райдера, поздороваться с Сабриной, как подобает коллегам, и установить на следующие несколько дней нужный профессиональный тон.
– Подождите минуточку. Мы сейчас немного помоемся, – оправдывалась она. Камера переехала на нее, и она опустила руки, стараясь сделать вид, что это всего-навсего незначительный эпизод, а не до боли очевидная всем присутствующим полномасштабная крупногабаритная авария. У Райдера, однако, были совсем другие планы.
– Нам надо смыть какашки, – громогласно объявил он и прошествовал через кухню.
Мэй сдалась и взяла его на руки, будто все было в порядке.
– Отлично ты все объясняешь, – сказала она, обворожительно улыбаясь камере.
Надо засмеяться. Она точно знает, что надо засмеяться. Вот она, обыкновенная мать, разбирающаяся с повседневным маленьким непредвиденным беспорядком. Но как может какой-либо беспорядок иметь отношение к Мэй Мор? Не может! Поэтому натянутая улыбка – это все, что она смогла из себя выдавить.
– Мы ща, простите, пожалуйста.
Боже, что это за «ща»! Что она делает? Надо отсюда скорей сматываться.
Энди взял Мэдисон за руку:
– Пусть она лучше здесь подождет. В офисе места мало.
– Знаю, что мало, – начала было Мэй. В ее голосе прорвалось нараставшее раздражение против него и против всего происходящего. К тому же ей показалось, что он усмехается. – Пойдем со мной, Мэдисон.
Надо любой ценой убраться подальше от Сабрины и от ее камеры.
– Как хочешь, – сказал Энди. – А у меня есть картошка фри.
Он высыпал немного на тарелку и протянул ее Мэдисон. Дочка снизу вверх вопросительно посмотрела на Мэй. Той было не до благодарности, и она досадливо отмахнулась:
– Так и быть, оставайся. Мы с Райдером туда надолго.
– Я тоже хочу картошки, – заскулил Райдер.
– Райди, иди с мамочкой, – Мэдисон посмотрела на Энди. – Я тебе немножко картошки оставлю.
Сабрина опустилась перед девочкой на колени. Мэй махнула рукой – будь что будет. Пусть побеседуют. Даже Сабрина (Мэй уже лет сто знала и ее саму, и разные слухи о ней) не станет в отсутствие родителей выпытывать лишнего у шестилетнего ребенка. Она не намеревалась ни секундой дольше торчать перед камерой с обкаканным Райдером. Но картошка фри, похоже, что надо – этого она не могла не заметить. Когда она сама работала на кухне, они покупали замороженный полуфабрикат, а эту, кажется, сами чистят и сами режут. Барбара не сказала ей, что наняла повара. «Зачем матери кто-то понадобился?» – ломала голову Мэй. На мать такое было совсем не похоже. По крайней мере, этот парень убедил ее хоть что-то поменять к лучшему.
Через пятнадцать отвратительных минут Мэй была готова к своему дебюту в «Кулинарных войнах». В кухне Сабрина и оператор с камерой, гулькая от умиления, наблюдали за тем, как еще один незнакомый Мэй дядька невысокого роста учит Мэдисон брызгать мылом на тарелки и ставить их в посудомоечную машину.
– Спасибо, Зевс. Мамочка, смотри, что я умею!
Мэй, видно, выглядела удивленной, потому что стоящая за прилавком молодая, хорошенькая жизнерадостная девица рассмеялась и, высунув голову в окошко кухни, представилась:
– Я Анжелика. А у посудомойки Зевс. Его вообще-то Иезус зовут, – она произнесла имя на испанский манер, – но повар, который здесь раньше работал, называл его «Зевс». Вот «Зевс» к нему и приклеилось.
Райдеру была обещана его собственная порция картошки фри, и Мэй усадила сына рисовать на улице за столом для пикника, тем самым, за которым они с Амандой проводили каждое лето. Там они и на глазах у матери были, и под ногами не путались. Анжелика принесла картонные стаканчики с цветными карандашами. Стаканчики чуточку сплющены, чтобы можно было вставить между деревяшками столешницы – они с Амандой так сами всегда делали. И стол тот же самый, еще из их детства. И запах карандашей в вощеном стаканчике тот же. Может, и карандаши те же.
На Мэй нахлынули воспоминания, но присутствие Сабрины не позволило ей отвлечься на них. Ведущая уже возникла вместе с Мэдисон и камерой и тут же склонилась над страничкой-раскраской, а один из ее помощников пододвинул Мэй целую папку похожих раскрасок.
– Это твоя сестра рисовала?
Сабрине уже все известно: и кто такая Мэй, и то, что она должна приехать, и их с Амандой история, и бог весть что еще. Сейчас начнут раскапывать всю подноготную. Не вчитываясь, Мэй подписала разрешение на съемки – эти документы все одинаковые – и подняла глаза на камеру.
– Да, она. – Мэй тщательно выбирала слова. – Аманда всегда хорошо рисовала. Она не ожидала, что речь об Аманде зайдет так быстро, еще прежде чем они с сестрой смогут увидеться. Хорошо бы узнать, что там Аманда про нее наговорила? А с Барбарой Сабрина уже беседовала? Не в первый раз Мэй кляла и задержки рейсов, и нежелание матери и сестры скоординировать действия по телефону. Подойди они к делу с умом – ума-то у них хватает, – они вполне бы могли ограничить любопытство «Войн» цыплятами, и только цыплятами. Они с Амандой когда-то всегда действовали заодно. Правда, в последние годы у них пошли непонятные трения. Что с того? Прошлое пора оставить в прошлом. Теперь у них общие цели. Вот дьявол! Если бы только знать, что Барбара с Амандой наговорили Сабрине.
– Забавно, что вы до сих пор ее рисунки используете, – сказала Сабрина.
Ловушку готовит? В опасном направлении ее подталкивает? Мэй мысленно улыбнулась: она не так проста, ее голыми руками не возьмешь. Кому-кому, а Сабрине это должно быть известно.
– Почему бы и нет? Аманда и вывеску когда-то нарисовала.
Цыплята Аманды – часть «Мими». Даже если она продолжает их рисовать во «Фрэнни», они там ни к селу ни к городу. Мэй снова посмотрела на давно знакомых Амандиных цыплят. Чтобы дети не скучали, во «Фрэнни» им тоже наверняка дают нарисованные Амандой странички-раскраски. Просто Мэй это раньше в голову не приходило. Вот так и получается: всю жизнь человека знаешь, думаешь, тебе про него все известно, а тут бац – и какие-то раскраски возьмут и приоткроют тебе завесу. И выходит, что у него еще какая-то жизнь есть, о которой ты даже и не подозреваешь. Она даже не сразу опять настроилась на Сабрину.
– Давай о тебе немножко поговорим. Ты здесь, ты приехала. Но ведь для тебя это не просто возвращение домой – это же настоящее возвращение к твоим корням.
Мэй осмотрелась вокруг. Она даже с матерью еще увидеться не успела, а Сабрина уже пустилась с места в карьер. И местечко для этого выбрала – лучше не придумаешь: на заднем дворе перед кухней. Мэй постаралась отвлечься и не думать о том, на каком фоне она в первый раз предстанет перед своими потенциальными фанатами и подписчиками. Она расправила плечи и открыто посмотрела в глазок камеры.
– Конечно. Я безумно рада вернуться в родной дом, быть здесь полезной, сделать все, что в моих силах.
– И чем же ты собираешься здесь заняться?
– Наверняка здесь нужно кое-что подновить. – В надежде, что камера пропустит треснувшие горшки с воткнутыми в них вилами, давно увядшими цветами и сухой землей, Мэй махнула рукой на чуть меньше заросший сорняками пятачок перед верандой. Надо бы сказать матери, что все это – тоже лицо «Мими». – Я и про меню много размышляла, – она взяла в руки меню и подставила его под камеру. – Меню у нас простое, может быть, даже немного чересчур.
За ее спиной Энди поставил на стол перед Мэдисон и Райдером тарелки с цыпленком, салатом, жареной картошкой и масляными лепешками.
– Что значит «чересчур»? – поинтересовался он.
Оператор перевел на него камеру, Сабрина сделала шаг назад, а Мэй судорожно вонзила ногти себе в ладонь. Обсуждать с этим парнем меню, да еще при первой встрече и прямо перед камерой, в ее намерения не входило. Но с другой стороны, убедил же он мать картошку фри самим делать, как во всех приличных заведениях.
– Так что, по-твоему, значит «чересчур простое»? – еще раз настойчиво спросил Энди. Мэй так и не поняла, что звучало в его вопросе, вызов или интерес?
– Мне, Энди, без сомнения, нравится, что в «Мими» готовят. – Она наклонилась и взяла кусочек картошки с тарелки Райдера. Сын запротестовал, но Мэй от него отмахнулась и со смаком положила ее в рот. – Объедение.
Энди выжидающе молчал. Судя по выражению лица, на лесть он не поддался. Что он о себе думает? Кто он тут такой, чтобы «Мими» от нее защищать? Тоже еще, нашелся страж репутации.
– Не припомню, чтобы в нашем меню многие годы что-то менялось. – Ты-то здесь, приятель, без году неделя. – Я полагаю, пора обсудить какие-то новые полезные для здоровья блюда, продукты без искусственных добавок. К примеру, – она посмотрела на небольшую деревянную миску с зеленым салатом на столе, – можно смешивать салат и листовую капусту. Что-то в этом роде. Мы лучше это потом обсудим.
– А почему бы не сейчас?
– Ну, во-первых, матери здесь нет. Решает здесь все она. Я сейчас просто вслух размышляю. – Мэй приветливо и примирительно улыбнулась.
Но образумить Энди было невозможно. Он расправил плечи и воинственно выпятил грудь:
– Барбара хотела, чтобы ты приехала, потому что ты всю эту кухню с теликом и реалити-шоу знаешь, – он мотнул головой в сторону камеры. – Но на нашей кухне мы с Барбарой в одну дуду дудим: никакие перемены «Мими» не требуются. Что готовили, то и будем готовить, потому что лучше ничего быть не может. А с моцареллой пусть во «Фрэнни» выпендриваются.
Этого ей только не хватало! Энди явно видит в ней какую-то угрозу, да еще думает, что она ничего не смыслит в их с Барбарой деле. Нелепость какая-то! Она о меню всерьез даже пока не думала, хотя сделать тут что-то можно и нужно. Всюду только и разговоров, что о здоровой пище. Да и про меню она заговорила, только чтоб уйти от расспросов про «возвращение домой». Мэй инстинктивно скрестила руки на груди.
– Моцарелла тут ни при чем. И вообще, давай эти разговоры отложим. Мать подождем.
– Согласен, давай подождем. – Он повернулся и направился в кухню. – Ты же знаешь, она на моей стороне будет.
По-прежнему лучезарно улыбаясь, Сабрина вернулась на свое место, а Мэй посмотрела вокруг, пытаясь придумать, как бы закрыть эту тему. Она снова потянулась к тарелке Райдера и стянула у него последний кусочек курицы:
– Пальчики оближешь!
Протестующий вой Райдера заставил Сабрину и ее оператора отшатнуться, они поспешно заговорили о меню с каким-то посетителем, а Мэй тем временем потихоньку перекинула Райдеру кусочек курицы с тарелки Мэдисон – дочку гораздо больше интересовала картошка.
– Прости, дружок. Я тоже голодная. Надо было спросить у тебя разрешения.
Райдер всхлипнул и кивнул.
В любом случае, цыпленок был хорош. Даже лучше, чем раньше. Она взяла у Мэдисон еще кусочек – Энди положил девочке почти взрослую порцию. Мэй весь день практически ничего не ела, а уж про вкус картошки фри и жареного цыпленка и вовсе лет сто как забыла. В Нью-Йорке настоящих жареных цыплят днем с огнем не сыщешь. А эти что надо: сочные, нежные, с корочкой, с кожицей, которая сама собой от мяса отделяется! И картошка! Тонко нарезанная, горячая, чуть хрустящая, посыпана их фирменной смесью соли с травками. А свежеиспеченные слоистые лепешки! А салат со сладкой масляной заправкой! Рецепт заправки, простой и некогда всем известный, Барбара теперь хранила под строжайшим секретом. Боже! До чего же все это вкусно! Хотя, конечно, с точки зрения калорий и холестерина – полная катастрофа.
«Даже Джей, наверное, сразу три таких порции съел бы», – подумала она рассеянно. Если бы только захотел иметь с ней дело после всего произошедшего. И если бы она его сюда пустила. а она стопроцентно этого делать не будет. Жаренный в масле цыпленок стоял первой строкой в списке того, что Джей есть отказывался. Ее муж искренне считал, что цыпленок за двадцать восемь долларов из «Голубой ленты» – дурной тон. А уж после часа ночи в каком-нибудь баре Нижнего Ист-Сайда и подавно. Нет, что такое «Мими», Джею никогда не понять – это Мэй уже на их первом свидании увидела.
А потом как-то раз они поехали в Сент-Луис на свадьбу его университетского друга. Свадьба была отличная, но Джей, единственный цветной из всех гостей, с презрением жителя Западного побережья безапелляционно раскритиковал и город, и штат, и весь Средний Запад. Тогда Мэй ему поддакивала, уверяла, что с радостью позабыла «окраины Канзас-Сити», куда в рассказах о своем детстве уже давно перенесла Меринак. В сотый раз она мысленно клялась себе: ее родной городок Джей увидит только через ее труп. Разве могут за несколько лет измениться эти ограниченные людишки с их серенькими мечтами и бессмысленным существованием? Ей повезло. Она отсюда выбралась. И Джею вовсе не нужно знать, насколько длинный путь она проделала, чтоб от всего этого оторваться.
Жареный цыпленок из «Мими» ему бы, однако, понравился. И лепешки. И вся их давняя история. Пусть только сначала свои шуточки про «Волшебника Изумрудного города» подальше куда-нибудь засунет. Пропади все пропадом! Сам ведь работает с ресторанами – это его консалтинговая специализация. Консалтингом он, может, уже сыт по горло, но без ресторанов и кулинарных изысков жить не может, это точно. Должен, кажется, сам понять, что «Кулинарные войны» не только ей на пользу пойдут, но и «Мими». Но о «Мими» он ничего не знает, так что до ресторана ему нет никакого дела. В последнее время ему вообще нет никакого дела до всего, что ее волнует. Если только это с детьми не связано.
Она посмотрела на Мэдисон и Райдера. Сын и дочка уже наелись курицы и картошки и теперь, как когда-то они с Амандой, таскали пальцами из миски салат. Наверняка во «Фрэнни» Амандины дети едят салат вилкой. До чего все-таки удивительно! Здесь, в этом знакомом месте, ее достижения последних лет померкли, а далекое прошлое вдруг получило над ней и ее памятью странную власть. Дети Аманды должны были стать частью «Мими», но этого так и не произошло. а ее дети в ее родном городе не растут, двоюродных сестру и брата ни разу в жизни не видели, а вот поди же, пальцы в салат запускают. Где только они этому научились?
Об их отношениях с Амандой Мэй обычно старалась думать поменьше, а лучше совсем не думать. Помнить помнила, но Аманда существовала для нее где-то на заднем плане. Все это когда-нибудь само собой разрешится, а здесь и сейчас на Мэй никак не влияет, значит, и беспокоиться нечего. Зачем ворошить прошлое? Нечего неприятности зря на себя накликать.
На потом она отложила кое-что еще: свои отношения с мужем. Сейчас лучше всего признать, что с точки зрения съемок сегодняшний вечер прошел впустую. Завтра с утра она начнет все сначала.
* * *
Вечер подошел к концу. Энди, Анжелика и Зевс уже готовились к закрытию. Мэй вежливо попрощалась, взяла на руки засыпающего от усталости Райдера и понесла его к арендованной машине. Мэдисон засеменила следом. Вооружившись рулоном бумажных полотенец и универсальной жидкостью для чистки, Мэй кое-как привела в порядок омерзительно заляпанные сиденья, застелила их мешками для мусора и опустила стекла. Не обращая внимания на причитания детей о вони в машине, пристегнула их, включила им видео и, пока они не заснули, сидела, не заводя мотор. Помахала выехавшей со стоянки в своем кабриолете Сабрине и достала телефон. Наконец-то! От Джея сочувствующий ответ на ее жалобы с дороги по поводу трехчасового кошмара с перелетами и отложенными рейсами. Правда, он не удержался и добавил-таки яду: «Сама же свои перелеты придумала». Но дальше, смотри-ка, даже успеха ей пожелал. Мэй решила истолковать это в свою пользу: он желает успеха не только с поездкой, но и со всей ее затеей.
Теперь можно и ему коротенькое сообщение послать:
Укладываю детей спать. Говорить не могу. Как дела?
Подождала. Скользнула пальцем по экрану: проверить, есть ли ответ. Джей, несмотря на свои громогласные заявления о необходимости отключиться от суеты и послать к черту их житейскую какофонию, был привязан к своему телефону ничуть не меньше, чем она сама. А вот и он:
Не поздно ты их укладываешь?
Здесь на час меньше. Они днем спали.
Тогда ладно.
