Карина Демина "Уж замуж невтерпеж"

Давно надо было помириться. Он ведь неплохой человек. И всегда желал Артану добра. А что у них о добре разные представления, так кто ж в том виноват-то?

Еще шаг.

И знакомое вдруг давящее ощущение. Тьма, до того притворявшаяся обыкновенной, по-настоящему оживает. Она клубится. И манит.

Она здесь.

Рядом.

Всего-то и надо, что подойти. Заглянуть. Даже не надо заглядывать, достаточно будет коснуться крышки. Руки сами потянулись к ней.

– Нет, – Артан стиснул зубы. Сердце колотилось, что сумасшедшее. А тьма… тьма хохотала. Беззвучно.

Кого ты хочешь обмануть, мальчик?

Ты притворяешься.

Ты всегда притворялся. И все тебе верили. Светозарный… какой из тебя светозарный, если ты всегда, с самого рождения своего, с первого вздоха, принадлежал именно тьме?

– Неправда.

– Правда-правда, – отозвалось эхо.

Правда. Иначе она бы не отозвалась. Тогда. Чернокнижниками не становятся. Ими рождаются. И ты родился таким.

Помнишь?

Все ли помнишь?

Или напомнить? Тот черный-черный коридор. Свечи. Зеркало.

– Это была детская глупость!

Книга, найденная в библиотеке. Теперь, спустя годы, кажется, что она сама в руки скользнула. И раскрылась на нужной странице. Древний язык, который Артану не давался, вдруг тоже ожил. И руны сплелись заклятьем.

Ты ведь его прочитал.

Ты и никто другой.

И ладно бы только прочитал. Кто решил испытать? Кто пробрался ночью в библиотеку? Кто принес зеркало. И склянку с кровью. Свиной кровью, которую хранили на кухне, чтобы делать колбаски? Помнишь, как тряслись руки, когда ты на эту кухню пробирался.

– Это была глупость. Детская глупость, – губы шевелились. И Артан слышал свой голос, словно со стороны.

И видел.

Их.

Мальчишек. Сколько им было? Ему пятнадцать. А Кристофу чуть меньше, но он всегда-то с радостью участвовал во всех проделках.

А уж такое приключение, как пропустить?

Босые. В белых ночных рубашках. С кровью этой. С зеркалом. Матушкиным, серебряным, на длинной ручке. Книга раскрытая. Грязная, то ли в жиру, то ли еще в чем испачканная.

Свечи.

И собственный голос, который нервно зачитывает старое заклятье.

– И что? – брат хмурится, потому как заклятье было произнесено, но ничего не изменилось. – А дальше?

– Погоди, – Артан зубами пытается вытащить пробку из склянки. В склянке тоже хранилось что-то матушкино, то ли масло розовое, то ли еще какая ароматная гадость. Но оставалось там мало, а склянок у матушки была дюжина, если не две.

Она и не заметила бы.

Она и не заметила.

Пробка выскочила, и руки дрогнули. Свиная кровь выплеснулась и на них, и на зеркало, и на книгу. Темные пятна впитались в страницы.

– А… дальше чего?

Он всегда был нетерпелив, младший брат.

– Не знаю, – Артан подвинул зеркало к себе. – Ждать, наверное. И думать.

– О чем?

– Ну, о том, что ты увидеть хочешь.

Кристоф нахмурился и постучал по лбу. А потом спохватился.

– А думать одному? Или двоим? И как оно тогда поймет, кому чего показывать?

– Не знаю. Может… давай я?

– Давай, – с легкостью уступил Кристоф. – Только ты, может, еще раз зачти? А то вдруг оно не поняло?

Артан кивнул и, облизав пересохшие губы, заговорил. Во второй раз слова древнего заклинания сплетались друг с другом. И каждое произнесенное меняло Артана. Оно тянуло изнутри.

Что-то.

И темная кровь, лившаяся на зеркало – хорошо, додумались и таз принести, в который зеркало и положили – завораживала.

В какой момент это случилось?

Будто внутри Артана что-то лопнуло. И из носа тоже полилось. Его кровь хлынула потоком, таким необычайно ярким, что Артан удивился. И запнулся.

Качнулась нить заклятья.

И впиталась в зеркало. Вместе с кровью. А потом… потом зеркало потемнело. Оно стало черным-черным, как тьма, что жила в глубине старого колодца, подходить к которому им строго-настрого запрещалось, но они все одно бегали. Даже когда в колодец провалился поваренок, и слуги стали шептаться, что это дом взял свою обычную жертву.

Но та тьма спала.

Эта же… она клубилась, она выползала. Она… Кристоф вдруг замолчал. А тьма потянулась к Артану. И он к ней. Он видел себя со стороны. Безумный взгляд. Приоткрытый рот, который растянулся в улыбке. Тоже совершенно безумной. И когда пальцы коснулись зеркала, Артан и в самом деле увидел.

Он… забыл!

Он ведь увидел! Действительно увидел! Книга не обманула. Тьма редко лжет, ей этого не нужно. Правда тоже бывает на диво многообразной.

И здесь.

Туман.

Горы.

Он никогда-то раньше не видел таких гор. Они казались стеклянными. Город. Очень и очень древний город. Артан это понял сразу. Он видел его. И видел себя. Там, на опустевшей улице. Он шел мимо мертвых домов, по вымощенной белым камнем дороги.

Солнце слепило глаза.

Но он шел.

Он должен был.

Туда, где возвышался то ли храм, то ли дворец. Строение столь прекрасное, что сердце замирало от предвкушения.

– Артан! – крик брата донесся откуда-то издалека. А он все смотрел.

На мраморную лестницу, покрытую трещинами. Но сквозь них не проросли травы. Здесь, в этом городе, у трав не было сил.

На распахнутые двери.

На кости, что остались лежать перед ними. И обратились в прах от легчайшего движения воздуха. На залу, что ждала годы и годы.

Кого?

Артана?!

Тот же мрамор пола. И белые стены, изрезанные золотыми символами, столь древними, что слабых знаний Артана не хватает, чтобы прочесть их.

Но он идет.

И отмахивается от тени за плечом, той, что пытается остановить его.

Он точно знает, что должен добраться.

Куда?

К дюжине колонн, что выросли в центре зала, подобны диковинным деревам, если в мире существуют мраморные деревья. Они образовали круг, а в центре этого круга, на полу, испещренном все теми же золотыми символами, лежала дева.

Она была столь прекрасна, что дух захватывало.

– Артан, очнись! – этот крик заставил его задержаться. На мгновенье. И мгновенья хватило, чтобы на плечи пала невыносимая тяжесть. – Стой!

Артан дернулся, а потом ударил.

Он должен.

Он побежал, опасаясь, что тот, кто за спиной стонет, что он остановит Артана. Нельзя было допустить этого. Нельзя! И звуки шагов его, и сорванное дыхание нарушили многовековую тишину. А он, переступив границу, которую охраняли мертвецы – впрочем, Артан знал, что ему они не повредят – остановился перед девой.

Она была обнажена. И тогда великолепие женского тела вновь поразило Артана. Он устыдился и этого великолепия, и собственных глубоко постыдных желаний, что возникли в душе его.

А дева открыла глаза.

И улыбнулась.

Её губы шелохнулись, но ни слова не произнесла она, лишь тяжело, словно пытаясь превозмочь некую силу, сковавшую её, подняла она руки.

И с них потекла кровь.

Алая-алая, нарядная. Кровь наполнила её ладони, и струи скользнули по запястьям, оставляя на белоснежной коже узоры. К локтям. И ниже. Кровью вдруг вскипела кожа девы, а тело изогнулось. Из губ вырвался рык.

– Стой! – эхо крика осталось где-то там, во внешнем мире.

Артан же склонился над девой.

– Чем тебе помочь? – его душа раскалывалась от боли. А дева вдруг рванулась навстречу и губами коснулась губ его.

Тьма опалила.

И…

…и он очнулся. Там, в библиотеке.

Таз.

И кровь в нем, черная, свернувшаяся. Зеркало, которое будто оплавилось. Он сам, едва способный сидеть от слабости.

Кристоф, что скулил, свернувшись рядом.

– Крис, – просипел Артан. Губы горели. Тело горело, ломило от слабости и еще чего-то. А чего? Он понять не мог. – Ты… ты…

– Ты? – Кристоф сел и вытер разбитый нос. – Ты… нормально?

Артан хотел было кивнуть, но слабое это движение заставило застонать от боли. И он сдержал стон.

– Что тут…

– У тебя глаза вдруг черными сделались. Я звал, звал, а ты никак… и кровь. Кровь шла все время. Из носу. Ты… видел? Что ты видел?

– Нет, – зачем-то соврал Артан, чувствуя, как сама суть его сжимается от ужаса. – Ничего. Наверное… что-то не так пошло.