– Да. Спокойной ночи.
Я прихватила в конюшне при таверне попону – свежестираную, ждущую своего часа в соломенной корзине. Конь, которому она предназначалась, растерянно заржал мне вслед, но я проигнорировала его возмущение. Добрых полчаса я петляла между острыми скалами, венчающими луг и похожими на скрюченные пальцы поднятых мертвецов, пока наконец не нашла себе удобную площадку для сна.
Относительно удобную, конечно.
Но мой жизненный опыт уже включал в себя ночевки в грязных переулках, на крышах и в подвалах, в полях и на побережье, даже в тюрьме. Так что я не жаловалась. Небо над головой – потолок, который мне по-своему нравится, ведь под ним как минимум никогда не бывает душно.
…Когда я уснула, ветер тоскливо пел в скалах и кедрах, а луна кокетничала, то и дело выглядывая из-за веера облаков. На лугу стрекотали цикады.
А когда я проснулась, рядом со мной сидел в позе лотоса Тилвас Талвани, подставивший лицо нежным лучам рассветного солнца.
– Мать твою! – рявкнула я от неожиданности. – Что ты здесь делаешь?!
– Медитирую, – он приоткрыл один глаз. – Тебе бы тоже не помешало. Доброе утро.
* * *
После некоторого допроса – краткого, но выразительного, – выяснилось, что Тилвас Талвани нашел меня с помощью все того же маячка. Я чувствовала себя облапошенной, ведь перед сном я старательно осмотрела всю свою одежду и ничего не обнаружила. И поэтому решила, что маячок, как и многие одноразовые артефакты, саморазрушился через некоторое время после активации.
Теперь же, прижав артефактора к скале, я требовала ответа: где на мне спрятана эта неэтичная дрянь. Тилвас в ответ шутил, говорил, что забыл, и советовал мне устроить стриптиз, чтобы уж точно избавиться от маячка.
К его вящему удивлению, я и впрямь начала раздеваться.
– О, – только и сказал он.
– Что, засмущался? – вскинула бровь я, но в самый интересный момент ушла за скалу.
Маячка так и не было. Странно.
Тем не менее я сменила свою одежду на вещи, прихваченные в таверне. В ней имелся ящик для пожертвований – он пользовался популярностью, ведь «Приют пилигрима» находился на дороге к монастырю – и я без особых угрызений совести взяла оттуда штаны и тунику с длинными рукавами.
Еще одни брюки, безрукавку и льняное таори я швырнула в Тилваса, выйдя обратно.
– Переоденься, – велела я. – И пойдем в город.
Когда он, в свою очередь, появился из-за скалы, я раздула ноздри.
– Парень, тебе следует спрятать свой паскудный амулет под одежду. Иначе наш маскарад не имеет смысла. Еще на лбу напиши: я Тилвас Талвани. И то привлечешь к себе меньше внимания: идиотов в Пике Грёз много, а вот богатых идиотов с такими побрякушками – уже ограниченное количество.
Аристократ ощерился.
– Я не могу его убрать.
– Почему это? Ностальгия заест? – ядовито поинтересовалась я.
Тилвас не стал отвечать, просто взял амулет и закинул его за ворот. Я удовлетворенно кивнула, но… мгновение спустя неверяще сузила глаза.
Амулет был снаружи. На ткани.
– Стоп, – сказала я.
– Пха, – сказал Тилвас.
– Сделай это еще раз.
Он убрал амулет. Я моргнула. Амулет вернулся.
– Не утруждайся догадками, Джеремия, – пропел аристократ, заприметив тяжелую работу мысли на моем свеженьком поутру лице. – Это необъяснимо. Я потратил шесть лет, пытаясь спрятать эту штуку – раз уж снять пока не судьба, – но, увы, он неизбежно оказывается сверху.
– Я снова начинаю думать, что зря с тобой связалась, – резюмировала я.
А сама сделала мысленную пометку: шесть лет, значит. Надо будет как-нибудь невзначай выяснить, чем занимался мой спутник в то время, может, и о происхождении амулета догадаюсь.
– Я могу прикрывать медальон рукой, – предложил артефактор и патетически возложил руку на грудь. – Буду изображать туриста, очень растроганного видами города.
– Мы идем в злачное место. Скорее ты будешь испуганным туристом.
* * *
День был погожим и свежим, как лимонное мороженое на палочке. Кучевые облака беспечно шатались по небу, им вторили пухленькие овцы, выгнанные пастухами на прогулку. Светло-зеленая трава шепталась и волнами перекатывалась на теплом майском ветру.
Мы пересекли несколько очаровательных полей. В центре последнего из них находилось небольшое святилище духа горных лугов – груовви. Я попросила Тилваса подождать и направилась туда.
Я не религиозна.
Мои отношения с шестью богами-хранителями ограничиваются тем, что я училась в университете, посвященном Селесте. И, как я уже говорила, моих почтовых воронов зовут в честь богов. Изредка перед походом в какую-нибудь особенно паскудную гробницу я могу зажечь свечу для богини Дану, знаменитой своей способностью выкручиваться из неприятностей.
Однако мне не понять серьезного подхода к культу богов-хранителей. Как минимум достаточно унизительно поклоняться тем, кто так похож на тебя, разве нет? Боги – они ведь… плотные. У них есть тела, сексуальные предпочтения, не самые лучшие, согласно легендам, характеры, слабости и странности, откровенные дурости – как по мне. Они путаются с людьми и совершают ошибки, они самонадеянны и в то же время испуганны – как и все мы, перед лицом бесконечности. Они такие же, как и мы, по сути. И поэтому я им не доверяю. Как и людям.
К тому же однажды, когда я попала в беду, никто из богов не пришел вовремя, хотя в тот раз я искренне воззвала к ним. И знаете что? Я прощаю их за это. Но поклоняться – увольте.
В этом плане мне гораздо ближе культ рёххов – духов природы, населяющих архипелаг Шэрхенмисты.
Рёххи – это бесплотные сущности, которые покровительствуют тем или иным природным зонам, явлениям и состояниям. Домашние духи. Глубоко нематериальные, невидимые. Воплощенные в образе животных – а вот животных я как раз люблю.
Рёххи живут будто на другом слое реальности, практически не связанном с человеческим бытием: люди не могут касаться рёххов, а рёххи не могут касаться людей. Однако при этом духи природы имеют возможность взаимодействовать с другими сущностями и тварями, а также с предметами и вещами – при условии, что у рёхха для этого достаточно личных сил.
Конечно, духам не молятся, как богам. Скорее – просто задабривают их, совершая либации[2 - Либации – бескровные жертвоприношения.], а еще чаще – используют святилища как возможность посидеть в тишине и прислушаться к собственным мыслям, непостижимо возникающим и толкущимся на черном экране сознания.
В общем, рёххи – это наш маленький островный культ, почти игрушечный, услада для тех, кто уже ни гурха не вывозит психологически, а идти к знахарю не хочет.
Сейчас я подошла к святилищу груовви – духа, который имеет обличье сурка и покровительствует горным лужайкам Шэрхенмисты.
Святилище груовви выглядело как небольшой источник, обложенный по кругу камнями, с деревянным навесом и медным черпаком, висящим на перекладине. На крыше сидела деревянная фигура самого духа – сурок был толстеньким, довольным жизнью и солнечным весенним деньком.
Под навесом шуршали десятки записок, привязанных к балке красными нитками. На каждой была нарисована какая-нибудь руна – в зависимости от того, что хотел попросить у груовви оставивший ее человек.
Я сняла черпак, набрала в него воды и обмыла сначала левую руку, потом правую, а после – прополоскала рот. По правилам воду из источников духов нельзя пить, но я считаю это глупостью – такая вода, напротив, гораздо вкуснее обычной. Я очень сомневаюсь, что даже если груовви прямо сейчас сидит у меня за спиной, пожевывая травинку, добродушный сурок обидится из-за пары глотков, утекших в меня, а не в землю.
Я закончила ритуал низким поясным поклоном, после чего вернулась к Тилвасу Талвани. Он ждал меня, сидя на обочине горной тропинки и играя с ящерицей, которая с какой-то радости его не боялась, а, напротив, залезла на колено мужчины и сладко жмурилась сообразно тому, как Тилвас почесывал ей кожистую макушку.
Артефактор никак не прокомментировал мою внезапную религиозность. Если что-то и роднит всех без исключения шэ?рхен – так это глубочайшее уважение к чужим ментальным проблемам.
* * *
Путь в город был долгим – мы игнорировали проторенные пастушьи тропки и спускались по самым непролазным местам.
В огромной котловине внизу переливался под лучами солнца Пик Грёз – острые спиральные башни, причудливые дома из темных пород древесины, множество веревочных мостиков, поверху соединяющих целые кварталы, ярко-оранжевые храмы богов…
Наконец мы спрыгнули со скалы сначала на крышу какой-то лавки, потом – непосредственно на землю, и, выбирая тихие улочки, отправились прямиком в Квартал Гильдий.
Он представлял собой настоящий город в городе, скрывающийся за высокой красной стеной. На деревянных въездных воротах были вырезаны многочисленные предупреждения о том, что ждет вас внутри. Улицы стали не в пример у?же, прохожие – эксцентричнее, а по каналам, пронизывающим квартал, плавали черные плоты торговцев. Тут и там огромными черепахами выделялись здания гильдий: ассасинов, наслаждений, игроков, охотников, бойцов, виноделов и другие.
Вскоре мы стояли у дверей Полуночного братства.
– Жди здесь, – приказала я Тилвасу. – И постарайся не привлекать лишнего внимания, вокруг бродит много неприятных людей.
– Да уж, я по тебе понял, – отозвался Талвани и еще драматичнее прижал руку к сердцу, пряча медальон.
Я хмыкнула:
– Любуешься городом, как и планировал?
– Нет, сдерживаю тошноту. Любоваться тут правда нечем. Копия нашего Пика Волн, только без моря и с этими ужасными кедрами вместо елок. Почему у вас вообще есть статус столицы? Дыра какая-то.
– Ты неблагодарная дрянь, – жестко осадила я Тилваса. – Именно Пик Грёз зарабатывает деньги для всего государства и зачем-то делится с вами, приморскими городишками.
– Не веди мы морскую торговлю, вы бы стухли в своих горах. А еще мы – культурная столица.
– А мы – настоящая, – с нажимом сказала я. – Сенат заседает у нас, у вас лишь наместник. Что касается культуры…
…Как любые настоящие шэрхен, мы могли до посинения спорить о том, какая столица лучше – береговой Пик Волн или скалистый Пик Грёз. Это являлось настолько классической темой, что, с одной стороны, ее было неинтересно обсуждать, а с другой – начав, ты просто не мог остановиться. Есть мышечная память, а есть, кажется, дискуссионная – твой мозг уходит в отключку, а язык продолжает плеваться остротами в адрес второй столицы.
Впрочем, хотя такие споры нередко доводили до взаимных проклятий с использованием тканых кукол и втыкаемых в них иголок, мы, жители Шэрхенмисты, никогда не злились на оппонента по-настоящему. В глубине каждого из нас живет древняя безмятежность, спокойствие океана, которое позволяет нам относиться к чужому мнению с пиететом и уважением, даже когда оно не совпадает с нашим.
Сейчас Талвани и я с пиететом и уважением обозвали друг друга «портовым шлюхом» и «сенатской подстилкой», после чего с достоинством разошлись. Он нырнул в ближайший переулок, а я поднялась по ступенькам гильдии.
Упоминать о том, что я сама – уроженка Пика Волн, из-за чего вся критика с моей стороны была откровенным притворством, я, конечно, не стала.
5
Полуночное братство
Dicitur cornix cornici nunquam oculum effodere
«А говорят, ворон ворону никогда глаз не выклюет».
Здание Полуночного братства выглядело, как оплывший панцирь из темного камня.
Круглые окна были затянуты красными слюдяными пластинами, над входом со скрипом раскачивалась латунная табличка с символом гильдии – белым рыбьим скелетом. Здание выглядело не таким уж большим: основная часть комнат располагалась под землей, наверху находились только просторный общий зал с кухонным уголком и кабинет Мокки Бакоа.
Всего во владениях Полуночного братства сейчас находилось пять зданий. Два из них являлись бывшими штабами других воровских гильдий. Еще два – убежищами, то есть конспиративными домами, скрытыми в центральных кварталах Пика Грёз. В убежищах воровская элита могла прятаться от властей или отдыхать между серьезными делами. Найти убежища просто так считалось невозможным.
В столице было еще одно, третье, убежище, которое когда-то принадлежало Братству Скользких и которое Скользкие отказались выдавать даже за очень высокую цену. Мокки до сих пор активно искал его для своей коллекции, но пока что поиски не увенчивались успехом.
Я поднялась по трем полукруглым ступеням крыльца и постучалась. Не успел затихнуть звук последнего из моих ударов, как в двери приоткрылось окошко. В окошке появилось лицо.
– Привет, Чо.
– Привет, Коготочек. Что тебе надо? – миролюбиво отозвался Чо.
Коготочек – это мое нелюбимое прозвище.
– К Мокки на пару слов.
– Мокки занят.
– Мокки сейчас ест свой завтрак, насколько я знаю его любовь к четкому расписанию. Я не скажу ничего такого, что заставило бы его подавиться.
– Ну смотри. Плохое настроение Мокки – много проблем для всех нас. Не подведи.
И Чо открыл мне дверь.
Внутри гильдии все потихонечку просыпались и выползали наверх, приманенные запахами с кухни. Острые локти, блестящие глаза и широкие ухмылки, нестерпимое самолюбование и жажда мериться всем подряд, – гильдийские воры были похожи на сборище недокормленных, худых по весне лебедей. Нескладные и громкие существа, они обменивались шуточками и перекидывались паровыми булочками, пока на жаровне грелся чугунок с русалочьим кофе.
Чо – белобрысый выходец из болот южной части острова, бледный и всегда маниакально сбривающий брови – захлопнул за мной дверь и двинулся туда же.
Но он ушел недалеко. Я схватила его за плечо и развернула:
– Верни.
– Ну ты и зануда, – надул губы Чо и вытащил из кармана только что снятое с меня магическое колечко.
