Екатерина Ромеро "Любовь под наркозом"

У меня подрагивают пальцы, и я слышу собственное частое дыхание.

В глаза светит яркая операционная лампа.

Боже, это ожидание хуже смерти, но я держусь.

Я все еще надеюсь, что моя травма просто ерундовая, и уже через неделю я буду танцевать свою партию балета. Я – Джульетта. Наконец-то мне дали главную роль во вступительных курсах, и я просто не имею права подкачать.

Вздрагиваю, когда двери операционной открываются, и я краем глаза вижу, что сюда входит еще двое врачей, говоря что-то грубыми голосами. Они тоже все в операционной одежде. Даже на головах специальные марлевые маски и шапки, делающие их еще более страшными в моих глазах.

Скоро. Совсем скоро уже.

Сердце учащает ритм, но я делаю медленный выдох. Все нормально, нормально.

Я совсем не чувствую своего тела ниже пупка, и от этого становится не по себе. Сейчас даже встать не могу, чтобы увидеть, как выгляжу.

А вдруг…вдруг, я голая там, внизу? Может, моя накидка сползла, и сейчас они все смотреть будут на меня?

– Доктор! Подойдите! Аа!

– Что такое, чего ты кричишь?

Это тот самый врач, что колол мне анестезию в спину. Я не вижу его, но слышу голос. Где-то над моей головой раздается. Низкий и чуть хриплый. Очень строгий. Такой…пробирающий до мурашек, волнующий, но одновременно с этим успокаивающий своим басом.

– Я там…внизу голая?

– Конечно.

– О, Боже, нет! Все, хватит. Мне не нужна операция. Я хочу встать!

– Тихо. Тихо, я сказал! Не вставай. Ты прикрыта. Чего не надо, не видно.

Чувствую дрожь в теле, когда врач берет мою руку, и укладывает ее на специальную высокую подставку.

– Что…это еще не все разве?

– Катетер поставлю, и заснешь. Скоро уже.

Нежную кожу руки опаляет холодный спирт, и я чувствую жжение, а после звук отрываемого пластыря.

– Вот и все, солнце. Засыпаем.

Я готовлюсь, предвидя, что вот-вот сейчас усну, но ничего не происходит. По вене разливается что-то холодное, но сна у меня ни в одном глазу.

– Доктор, кажется, ваша анестезия не деййссствуу…

В голове что-то начинает сильно звенеть и шуметь. Язык заплетается, и вскоре меня просто вырубает.

Глава 2

Мне совсем ничего не сниться, даже родители, которых я так мечтаю увидеть хотя бы под наркозом. Спиной ощущаю твердый неудобный стол, а значит, я уже не сплю.

Открываю глаза от каких-то резких металлических звуков. В голове, словно мед всколотили, все какое-то заторможенное и расплывчатое, но спать мне уже совсем не хочется.

Немного голову приподнимаю и вижу, как над моей травмированной ногой склонились двое хирургов в хирургических костюмах, и что-то делают прямо сейчас!

Мамочки. Они же режут меня в эту самую секунду!

К горлу подкатывает тошнота, и я резко хватаю ртом воздух, все еще не понимая, что происходит. Кажется, последние события слиплись в какой-то комок, и я сейчас в своем состоянии соображать мне трудно.

– Помогите. Где я…Что…

Слезы подступают к глазам. Это кажется каким-то страшным сном, который все никак не заканчивается.

Хочу подняться, но в тот же миг чьи-то сильные руки ложатся мне на плечи, и укладывают обратно на операционный стол.

– Ты на операции еще. Вставать нельзя.

Тот самый бархатный низкий голос. Я уже точно слышала его, и кажется, сегодня.

Немного тошнит, когда слышу едкий запах спирта и каких-то препаратов. Мне не больно, но морально это выдерживать просто ужасно. То самое ощущение, когда понимаешь, что прямо сейчас твое тело режут на части.

– Нет, перестаньте, я не хочу!

Я вроде как, взрослая уже, однако в этот момент начинаю жалобно хныкать и стонать. Этот чертов день все никак не заканчивается. Сегодня должна быть финальная тренировка, а не операция!

Ну почему, почему мне так не везет то все время?

Из глаз стекают слезы, и я невольно кривлюсь от жалости к себе.

– Хватит, пожалуйста! Пожалуйста…

Реву, но чувствую, как кто-то убирает мои волосы с лица, и проводит ладонью по голове.

– Спокойно. Посмотри на меня. Я тут. Посмотри мне в глаза.

Открываю вымученные веки, смотрю вверх, и впервые вижу склонившегося прямо надо мной врача. Он в белой хирургической маске, закрывающей все его лицо, кроме глаз. Таких темно-зеленых, больших, невероятно красивых глаз, обрамленных черными густыми ресницами. Волосы доктора тоже не видно из-за медицинской шапки синего цвета.

– Кто вы такой?

Знаю, вопрос глупый, но в этот момент мне как-то не до логических рассуждений. Я лежу на операционном столе в окружении, как минимум, трех врачей мужчин, и мне уж точно не до смеха.

– Врач. Анестезиолог-реаниматолог. Кирилл Александрович. Я тебе эпидуральную анестезию делал, помнишь?

– Ага…помню.

Почему-то сильно заплетается язык, но я со всех сил борюсь с собой. Спать все еще не хочется, как ни стараюсь. Почему вообще я проснулась раньше времени? Что это за пытка-то такая…

Снова пытаюсь подняться, но Кирилл Александрович не дает. У него прямо таки стальная хватка, и очень сильные руки.

– Нет. Не вставай. Как тебя зовут?

Он все еще склонился надо мной, и так смотрит на меня, что я аж замираю. Прямо, строго, опасно. Глазами своими изумрудными сканирует, завораживая меня.

Смотрю на него, и произношу тихо, но он слышит:

– Я Ляля.

– Да я понял, что ты ляля. Как тебя зовут?

– Ляля. Имя такое. Ляля Ромашкина.

– Хорошо. Не двигайся, Ляля. Еще не закончили.

Жаль, что я не вижу его лица, но глаза вижу, и Боже, какие они……Как омуты, словно драгоценные камни. Невероятно притягательные. Красивые, будоражащие.

Какой-то хруст сразу же приводит меня в чувства. Как я могу любоваться глазами врача, и спокойно с ним болтать, пока хирурги собирают мою ногу?!

Какой кошмар.

– Я не хочу больше. Отпустите! У меня уже не болит нога. Мне уже лучше. Намного.

Всхлипываю. Пытаюсь встать, но его железная рука намертво меня прибивает обратно к столу.

– Нет, рано. Нельзя. Твоя нога не болит, потому что сейчас ты ее не чувствуешь. Спокойно. Операция ещё идет.

– Я не хочу…мамочка!

– Кирилл, да усыпи ты ее уже! Работать мешает.

Слышу чей-то раздраженный голос. Кажется, я уже слышала его. Когда делала рентген. Этот тот самый пожилой врач. Климнюк, кажется.

– Нельзя, у нее сердце слабое. Перебои все время. Я и так уже лошадиную дозу ввел. Ромашкина, так чувствуешь что-то?

– Где?

Кажется, он как-то проверяет мою чувствительность, однако я вообще ничего не ощущаю.

– Понял. Хорошо.

Устало прикрываю глаза, но понимаю, что спать все равно совсем не хочу.

Слышу, как тикает слева мой пульс. Быстрый, как у мышки. На пальце какая-то прищепка установлена.

В руке капает прозрачная капельница. Раз. Два. Три.

Становится не по себе. Операция кажется вечной, хотя мне вроде уже лучше. Наверняка там ничего страшного нет. Ох, сколько же новых движений я теперь пропущу, подумать страшно. А вдруг…вдруг вообще не поступлю в академию в этом году?

Холодок проходит по спине. Ой, нет. Даже думать об этом не смею. Я стану известной балериной. Обязательно стану.

Открываю глаза, смотрю вверх, но теперь не вижу этого доктора в синей шапке и маске. Его нет рядом, нет!

Мгновенно становится страшно. Он ушел, а значит что-то идет не так. Точно не так!

– Кирилл Александрович, где вы, где вы?!

Мой голос эхом разноситься на всю операционную. Кажется, я кричу. Громко. С надрывом.

Сердце учащает ритм, и я немного успокаиваюсь только тогда, когда через несколько секунд снова вижу этого врача перед собой.

– Я тут. Чего ты кричишь?

– Побудьте рядом. Пожалуйста! Не уходите.

Не знаю, когда успеваю столько наглости набраться, но почему-то мне спокойнее, когда он со мной. Чисто интуитивно хочется верить, что тот, кто без зазрения совести загонял сегодня мне иглу в позвоночник, сможет контролировать ситуацию сейчас.

– Я и был здесь. Ты просто снова уснула. Операция еще идет.

– А как там внизу…я прикрыта? Никто меня не видит?

– Видит, конечно.

В душе все леденеет. Я, в общем-то, не планировала показывать себя во всей красе чужим мужикам. Господи.

– Что?! Я что, голая? Нет, все! Дайте мне встать. У меня уже ничего не болит! Все прошло, прошло!

***

Слезы подбираются к глазам. Такого стыда я еще ни разу в жизни не испытывала. Благо, все мои выступления на балете приходили в костюмах, и ничего лишнего никто никогда не видел. А сейчас на меня смотрит, как минимум, трое взрослых мужчин. Голую. Совсем голую. Ох, мамочки.

Всхлипываю. Начинаю рыдать в голос.

– Неет, не надо!

– Спокойно. Ляля. Посмотри на меня.

Слезы стекают по щекам, но я все же ловлю его серьезный взгляд на себе. Строгий. Мужской.

– Ты прикрыта, и то, чего не надо, хирурги не видят. Закрывай глаза. Ты вообще-то должна спать уже, третий час как.

Снова на глаза его смотрю. Красивые. Брови черные, широкие, густые. Интересно, а без маски этот врач тоже симпатичен?