– Я говорю, что старый, значит, старый. Ну, чего тебе?
– Сэр, вам никто ещё не говорил, что через пару месяцев такого бардака мы уже не сможем работать?
– Знаешь, Кенди, ты действительно забыла, что я адмирал.
– Сэр, люди не хотят больше служить. Даже хуже, чем не хотят, – не могут. И деваться им некуда. Я когда в прошлый раз внизу была, так и не рискнула выйти за ворота базы. Просто боюсь, что земляне со мной сделают что-нибудь нехорошее. Вы слыхали, одну девчонку из десанта изнасиловали и убили?
– Они её потом очень ловко надели на громоотвод, – сказал Рашен. – А на животе у неё было выжжено: «murder». Сам видел. А ты чего хотела? Чтобы её искупали в шампанском? Убийца, он и есть убийца.
– Сэр, я вас не понимаю, – сказала Ива упавшим голосом.
– Говорю же, милая, я всё-таки адмирал.
– Объясните, сэр.
– Я знаю в сто раз больше твоего. И в подробностях. Кроме того, я не только знаю, что происходит, но и догадываюсь, зачем это делается. Нас с тобой, милая, хотят сжить со света. И делают это самым эффективным способом – разлагая флот изнутри. Мы больше не нужны, понимаешь?
– Ох… – выдохнула Ива. – Что же делать, сэр?
– Ждать, – сказал Рашен жёстко. – Сидеть и ждать моего приказа.
– Чует моё сердце, – пробормотала Ива, – что долго мы не высидим.
* * *
– Ну что, Andrey? – спросил Рашен вместо приветствия. – Как себя чувствует наш «Махди»?
– Кто? – удивился Вернер.
– Классику надо знать, – упрекнул Рашен. – Присаживайся.
– Спасибо, – Вернер уселся напротив адмирала и прищурился на него одним глазом, вспоминая. – Махди – это Пол Атридес, да?
– Угу, – Рашен кивнул. – У нашей славной группы F в чести народный фольклор. Набрал я себе помощничков, век бы их не видеть. Искал умных и начитанных, а теперь ловлю себя на мысли, что лучше бы они были тупые и необразованные. Особенно штаб – просто одно расстройство. Что ни день, то какой-нибудь молодой талант берётся тонко пошутить. Скажет пару слов с умным видом и щурится на меня, вот как ты сейчас. А остальные и рады бы засмеяться, да совестно – жалеют старого дурака…
– Oleg Igorevich, с чего вы взяли, что вы старый? – искренне удивился Вернер.
– Ощущение, – сказал Рашен и неопределённо помахал ладонью в воздухе. – Знаешь, после того паскудного случая у Юпитера… Первые дни, когда мы только на базу пришли, я ещё от шока отходил и чувствовал даже подъём какой-то. А после… Устал. Надорвался я, Энди, понимаешь? Вот целых десять лет и живу в надорванном состоянии. Ладно, что там по твоей части? Какие новости?
– Так я вам послал, – Вернер указал подбородком на терминал.
– Да? Что-то не заметил. – Адмирал повернулся к монитору, но руки на контакты положить не успел. Потому что Вернер подался вперед и сунул прямо на контактную доску кусок белой ткани. Рашен опустил глаза и весь сморщился.
Вернер умел писать от руки – именно писать, а не только расписываться. Довольно редкое качество, характерное больше для учёных или представителей малых народов с угасающей культурой. В экипаже «Тушканчика» таких грамотеев было трое. Рашен хорошо писал по-французски и по-русски, Линда вполне сносно выводила английские слова, а Боровский уверял, что свободно пишет на пяти языках, но замечен в этом ни разу не был. В принципе, искусство каллиграфии отмирало. Рисовать буквы руками стало незачем. Учащиеся младших классов на стандартной контактной доске выколачивали до трёхсот знаков в минуту. А техник уровня Вернера – все шестьсот. Но Вернер был русским и умел держать в руках стило. И сейчас написал такое…
– Та-ак, посмотрим, – сказал Рашен, для порядка выводя на монитор докладную о результатах первичного техосмотра корабля. Правой рукой он разгладил белую тряпку, оказавшуюся куском форменной майки. И чем дальше читал печатные буквы, аккуратно выведенные графитным стержнем, тем сильнее морщился.
«Система оповещения – в режиме микрофона, – писал Вернер. – Сигнал идёт вниз постоянно на кодированной волне. Передатчик зашит под обшивку на техпалубе».
Рашен машинально посмотрел на потолок. Динамики системы оповещения стояли по всему кораблю. На какую-то секунду адмиралу стало просто нехорошо: он вдруг ощутил себя до такой степени голым, будто с него содрали кожу. Пришлось зажмуриться и сосчитать до десяти. А потом открыть глаза и снова читать.
«Блокиратор главного ствола управления огнём, – прочёл Рашен. – Вживлён намертво. Приёмного устройства пока не нашёл».
– Ты блестящий специалист, Andrey, – скорее выдавил из себя, чем сказал, Рашен. – Я очень рад, что взял тебя в экипаж.
– Мастерство не пропьёшь, – невесело заметил Вернер. – Вы дальше посмотрите, Oleg Igorevich.
– Куда уж дальше! – усмехнулся Рашен. По главному стволу управления огнём шла большая часть телеметрии орудийной палубы. В том числе и те группы команд, что управляют орудиями с ядерной накачкой. Большими импульсными лазерами, в огненных плевках которых растворяются файтеры и запекаются дестроеры. Если бы у Рашена стояли такие пушки на «Фон Рее» десять лет назад, фиг бы он нырял в Юпитер, изображая подводную лодку.
«Автономная инициирующая схема аварийного глушения реактора. Приёмника тоже пока не нашёл».
Рашен откинулся в кресле и сложил руки на груди. Это был конец. Флагман группы F больше ему не принадлежал. Достаточно кому-то, по чьей воле в нервную систему корабля вживлены лишние устройства, нажать кнопочку – и «Пол Атридес» станет грудой металлолома, не способной толком ни полететь, ни выстрелить. Она сможет только сбросить аварийные модули и приземлить экипаж. А там, внизу, его уж встретят…
Рашен протянул руку, и Вернер вложил в его пальцы кусок графита. Адмирал перевернул тряпку, вывел в уголке вопросительный знак и вернул импровизированные карандаш и бумагу Вернеру.
– По интересующим вас пунктам, – сказал Вернер самым беззаботным тоном, – мне понадобится около месяца. С первым справлюсь за неделю, с остальными двумя придётся думать.
«Если не справлюсь – устроим пожар на техпалубе и поставим аварийный комплект», – написал он и перепаснул тряпку адмиралу.
Реакция адмирала была вполне естественной для астронавта: едва прочитав, он скомкал послание и запихнул его в утилизатор. Вернер дернулся было спасти тряпку, но опоздал. Рашен посмотрел на него и покрутил у виска пальцем. Вернер развёл руками.
– М-да, – сказал Рашен. – Ну что ж, Andrey. Работа проделана серьёзная. Надеюсь, с тем, что осталось, ты управишься в заявленные сроки. Должен признаться, я думал, проблем у нас гораздо меньше. Но приятно слышать, что неполадки устранимы без помощи извне.
– У меня же пять человек, – напомнил Вернер. Рашен тут же показал ему кулак, и Эндрю понимающе кивнул.
– Ладно, – сказал Рашен. – Благодарю за службу. Вопросы есть?
– Никак нет, сэр. – Вернер поглядел на потолок, выразительно ткнул пальцем в сторону утилизатора, где скрылась тряпка, и погрозил им адмиралу. Наверное, вопросы остались, но Рашен, едва прочитав о пожаре, испугался. Даже на субмарине пожар менее опасен, чем на космическом судне. От такой идеи не стыдно было и потерять контроль над собой.
Рашен хмыкнул и расстегнул нагрудный клапан спецкостюма, демонстрируя ослепительно белую футболку. Вернер махнул рукой – мол, не надо – и поднялся.
– Разрешите идти?
– Разрешаю заходить в любое время, – сказал адмирал. – И не забудь, старпому Боровскому приказано содействовать тебе в части, его касающейся. Пока, Andrey.
– До свидания, – сказал Вернер, подмигнул и вышел за дверь.
Адмирал повернулся вместе с креслом, набрал команду на замке сейфа, просунул в него руку и схватился за бутылку самогона, как утопающий за спасательный круг.
* * *
Отвергая духовное наследие предков, как не оправдавшее себя и чуть было не погубившее Землю, человечество тем не менее не хоронило старые добрые технические идеи. Поэтому «Тушканчик» был сконструирован по принципу русской матрёшки и мог позволить себе такую роскошь, как искусственная гравитация за счёт раскрутки одной из оболочек. Безусловно, инженеры предпочли бы менее замысловатое решение проблемы. Да и корабль получился великоват в поперечном сечении, попросту толст. Гравигенератор, лёгкий и компактный, вписался бы в схему круизера серии 100 как нельзя лучше. Но, увы, управлять гравитацией люди пока не научились. И ходил корабль на традиционной ядерной тяге, и команды из боевой рубки шли не к каким-нибудь заковыристым искривителям пространства, а к банальным импульсным пушкам. Так что единственным революционным новшеством, отличавшим «Тушканчик» от прочих боевых единиц группы F, был фаллический рисунок на дне рекреационного бассейна.
Вращающаяся оболочка корабля в просторечии именовалась «рабочей зоной». Она делилась поперёк на так называемые палубы, где и проходила вся жизнь экипажа. В распоряжении астронавтов всегда имелся чуть заметно вогнутый пол и более явственно выгнутый потолок. Хочешь – прыгай, хочешь – падай, если очень хочешь – лезь на стенку. А вот кувыркаться в невесомости тебе незачем. Чинить силовые коммуникации и пушки, смонтированные в «разгруженной» зоне, ты всё равно не умеешь. На это есть техники, вот им и положено уметь летать. У них даже завелось своё профессиональное заболевание: «синдром лётчика».
Разумеется, все испытывали кратковременную невесомость по пути от причальных шлюзов до рабочей зоны, но её частично компенсировали электромагниты, присасывая к полу стальные пластины в подошвах форменных ботинок. Вдобавок магнитный пол исправно подбирал из воздуха бесхозные железки. Полная невесомость считалась чересчур коварной штукой, чтобы позволить ей резвиться на военном корабле. В качестве примера Рашен рассказывал байку про то, как лет пятьсот назад русские астронавты искали на своей крохотной станции гаечный ключ, чтобы закрыть крышку переходного отсека и улететь вниз. Ключ был, конечно, на привязи и деться никуда не мог, но взял да испарился. Примерно через сутки астронавты заметили какую-то верёвку, потянули за неё и вытащили ключ из-за заглушки на щите электропитания, поставленной специально, чтобы туда не залетел металлический предмет.
Ещё Рашен вспоминал, как по молодости лет учинил на «Фон Рее» тренировку на невесомость. Конечно, у него хватило ума не тормозить рабочую зону – Рашен просто вывел людей полетать в центральный ствол. Вернулись астронавты назад все заблёванные, а ствол ещё долго продували сжатым воздухом с дезинфицирующей эмульсией.
Короче говоря, жизнь на «Тушканчике» шла в полном согласии с земной физикой. Именно поэтому на пятый день пребывания в экипаже флагмана лейтенант Вернер умудрился буквально, безо всяких обиняков, свалиться на голову капитан-лейтенанту Кендалл.
По корабельному времени был уже поздний вечер, Ива только что вышла из душевой и направлялась к себе в каюту – розовый халатик на голое тело, голова обмотана полотенцем, взгляд блуждающий, настроение самое что ни на есть благодушное, все рефлексы на нуле. Вдруг сверху раздался натужный скрип, и пока Ива соображала, что бы это могло значить, с потолка градом посыпались болты. Затем по голове несильно ударило лёгкое и пластмассовое. Тут Ива подняла глаза, и в этот момент на неё с неразборчивым французским проклятьем рухнуло восемьдесят кило живого веса.
– Тысяча извинений, капитан, – пробормотал Эндрю, отползая задом на четвереньках. – Даже не знаю, что и сказать. Вы как? Я вас не очень… того?
Ива села, прислонилась к стене и подобрала слетевшее с головы полотенце.
– Отвернись! – приказала она, заново сооружая из полотенца чалму.
– Я не нарочно, – объяснил Эндрю, глядя вверх. – Панель выпала. Какой-то умник очень хорошо её закрепил. Ползу себе, никого не трогаю… Я вас правда не ушиб?
– Ты-то живой? – поинтересовалась Ива.
– Вроде бы. – Эндрю поднялся на ноги и нагнулся к Иве. Он был в лёгкой рабочей куртке с закатанными до локтей рукавами, и Ива увидела на его левом предплечье извилистый белый шрам. Руки у Вернера были не по-мужски изящные, с тонкой кистью и длинными красивыми пальцами. Но поднял он Иву с пола легко, как пушинку.
– Где это тебя угораздило? – спросила она, показывая глазами на шрам. – На «Фон Рее»?
– Да. Только ничего героического. Производственная травма. Ползал по магистрали, вот как сейчас, и зацепился.
– Что же ты его не зарастил?
– Не знаю… Всё-таки память. И девочкам нравится.
– Ага, – кивнула Ива, посмотрела Эндрю в глаза и отвела, опустила взгляд. Вернер не был особенно крупным мужчиной, но сейчас он казался Иве просто огромным. Сильным и надёжным. Он окружал её собой, защищал и все ещё мягко придерживал за плечи. Видно было, что ему нравится так стоять. Вплотную. А глазами он Иву просто ел.
– Я вас правда не ушиб? – в очередной раз спросил Эндрю.
– Правда, – еле слышно сказала Ива, мучаясь вопросом: он её сейчас поцелует или всё-таки постесняется и отложит на потом. Никогда раньше ей не хотелось, чтобы её поцеловал мужчина, с которым она разговаривала второй раз в жизни. Во время отдыха внизу ей случалось по пьяни отдаваться совершенно незнакомым людям, но это все были астронавты, свои парни, чистые душой и телом, как пол на «Тушканчике», разве что не стерильные. А Вернер, хоть и тоже астронавт, «своим» не был. За его спиной притаилась тайна, и его отделял от Ивы невидимый барьер. Перед этим человеком не хотелось обольстительно изогнуться. А хотелось скромно потупить глаза, уронить безвольно руки и надеяться, что ты достаточно хороша, чтобы он лишил тебя невинности. Разумеется, не сейчас. Много после. Но вот хотя бы поцеловать…
Ива встряхнулась, не без труда пришла в себя и снова посмотрела Вернеру в глаза, на этот раз прямо и смело.
– Кто ты? – спросила она.
Эндрю отпустил её и непроизвольно сложил руки на груди.
– Меня зовут Эндрю Вернер, – сказал он с лёгкой усмешкой на губах. – Возраст тридцать шесть, рост сто восемьдесят, вес семьдесят девять. Имею правительственные награды. Очень хороший техник. Очень скромный и застенчивый человек. Даже чересчур застенчивый…
– Это заметно, – подтвердила Ива. – А всё-таки, кто ты? Что ты здесь делаешь?
– Падаю на голову красивым женщинам.
– Не валяй дурака… Энди.
– Но вы действительно очень красивая женщина, капитан. Во всяком случае, на мой вкус.
– Особенно сейчас, – заметила Ива, машинально поправляя на голове полотенце. – Значит, не хочешь отвечать?
– Сожалею, но мне нечего ответить, – сказал Эндрю очень мягко, почти ласково. – Вы меня за кого-то принимаете… За героя какого-то. Из женского романа. А я просто свалился вам на голову. Сначала испугался, а теперь вот… Даже не знаю. Рад, наверное. Я ведь скучал по вас…
– Если не можешь обращаться ко мне на ты, давай перейдём на английский, – предложила Ива. – Или у русских положено сначала выпить на брудершафт?
Вернер откровенно смутился. Получалось у него это обворожительно.
– Я не знаю, что на этот счёт положено у русских, – сказал он. – Но выпить я с вами… с тобой готов в любое время.
– Тебя тормозит, что я старше по званию? – не унималась Ива.
– Тьфу! – Вернер провернулся на каблуках, и когда лицо его снова оказалось у Ивы перед глазами, было оно уже совсем не смущённым, а заразительно улыбалось. – Да ничего меня не тормозит! Я просто с тех пор, как тебя увидел, только о тебе и думаю!
– Молодец! – похвалила Ива, крепко хлопнула Эндрю по плечу и, повернувшись к нему спиной, царственно поплыла по коридору.
Эндрю восхищённо смотрел ей вслед.
* * *
Адъютант контр-адмирала Задницы сгибался под тяжестью здоровенного кофра с оборудованием.
– Здрасте! – выдохнул он, роняя кофр на стол. – Всё как заказывали. С горячим приветом от моего патрона.
– Не любит он тебя, Изя, – сказал Рашен. – Не бережёт.
– Это точно, – согласился Изя, откидывая крышку и извлекая из кофра цилиндрический сосуд с бурой жидкостью.
– Посуду на стол, технику в угол, – распорядился Эссекс, возникая на пороге. – Здравствуй, Алекс. Стаканы где?
– Да вот стаканы, не переживай. Изя, ты бы, действительно, убрал со стола этот ящик.
– Минуту, – сказал Изя, запуская руки в кофр и щёлкая рычажками помехопостановщика. – Дайте машину на режим вывести.
– Ой! – Рашен скривился. У него вдруг прихватило зубы и ломануло поясницу. Это Изя что-то у себя в кофре перекрутил. – Полегче!
– Сами-то не умеете… – проворчал Изя, вглядываясь в аппаратуру и недовольно морщась. – Пардон. Эта штука буквально на честном слове держится… Момент.
Эссекс вытер слезящиеся глаза и уселся за стол напротив Рашена.
– Ну? – спросил он недовольно. – Долго ещё терпеть?
– Да сейчас же! – обиделся Изя. – Я вам что, техник? Я вообще в этой электронике ни бум-бум…
– Бум-бум у тебя хорошо получается, – заметил Рашен. – У меня сейчас зубы выпадут.
Изя что-то с усилием провернул в кофре, и затопившее каюту электричество рассосалось. Помехопостановщик вышел на режим.
– Вот, – сказал Изя, доставая круглую чёрную коробочку и протягивая её Рашену. – Вы лучше пока заглушку поставьте.
– Ну, ты обнаглел! – восхитился Рашен, но заглушку взял, отодвинул в сторону бутылку и стаканы и полез на стол. Дотянулся до решётки, под которой прятался динамик громкой связи, и прилепил коробочку к потолку. – Так? – спросил он.
