Готовлюсь встречать землю.
Кувырок, падение на спину. Перекат.
В тумане не видно ни зги. Давай же, рыба моя, плыви сюда: я в воде, на твоей территории. Добей!
«Попробуй исхитриться»…
Колени и локти – вот, что разрывает туман в первую очередь. Доли секунды на ответное действие.
Левая – с цестусом – бьет в голову, в дохлую рожу. Следом – вбить правый кулак, рдеющий истинным пламенем, в солнечное сплетение.
«У-у… у-у… у-у»…
Кто-то визжит, что-то шипит. Больше нет сизогубого пацана, по моим рукам стекает вода. Вскакиваю.
– Надеюсь, на этом все? – спрашиваю у тумана.
Во мне ершится чувство вины. Я случайно подставил подростка, разозлил его. Парнишка плюнул в реку, а потом в полнолуние неудачно прошел близ воды. К воде его и прибрали… Мало того, теперь я повторно его… упокоил?
Жаль парня. Жаль, что ему вообще взбрело в голову пройтись вдоль набережной не в тот день, не в тот час, и подобрать не ту вещь.
Это какой-то заколдованный круг: только я решу, что закруглил вопросы с обитателями питерских вод, как всплывает что-то новенькое. Или за подводным камнем отыщется что-нибудь старенькое, позабытое.
– Все, я спрашиваю?! – злость прорывается наружу.
Опадает на траву и щебенку безобидной росой туман.
– Больше через Марсово не ходим, – Макс хмурился и не матерился – плохой признак. – Ни в какую Луну.
Смолчал: к сказанному нечего добавить, я готов был под каждым прозвучавшим словом расписаться.
– Я недооценил водных духов, – Женька имел вид бледный и холодный, как тот туман. – Вина на мне.
Я потягивал глинтвейн. После нашего похождения он куда лучше заходил, чем пиво. Что покрепче между сменами пить – это надо Водярой быть, я же решил обойтись горячим вином с пряностями.
– Можешь искупить свою вину здесь и сейчас, – поднял бокал. – Почему ты работаешь дилером? Я пошел в казино за деньгами и ночным графиком. И потому что было интересно. Понимаю, зачем эта работа нужна была Ханне. Зачем она Максу и Таше. А какого рожна ты забыл в дилерской, не понимаю.
– Вино – вина – еще вина, – Шпалу, кажется, отпускало, раз уже начал ерничать. – Погодите с речами. Гарсон, повторить! Пусть лучше сразу притараканят, чем потом мельтешат не в кассу.
– С вами точно все нормально? – подоспел к столику работник кафе.
Хороший парнишка. Без вопросов показал, где уборная, предложил аптечку. Перед тем, как вломиться в ближайшее открытое заведение, я постарался привести себя в божеский вид. Остановил кровь многократным обращением к живому огню. Отряхнулся от щебня и дорожной грязи, насколько это было возможно – извалялся-то я знатно.
Красноглазый поделился со мной ветровкой, чтобы прикрыть драную и окровавленную рубашку. Дальше ту рубашку только на выброс. Обмотка с руки перекочевала в брючный карман.
Платок кое-как отер кровь со щеки и шеи.
«Упал, да так неудачно», – это мы сказали парнишке.
Джо порывался было что-то еще сказануть, но я его придержал. В кафе еще до нас сидела парочка. Могло нехорошо получиться, если бы они заметили резкое изменение в поведении официанта. Они, конечно, заняты друг дружкой, воркуют, точно те голубки, но вдруг?
Я умылся, полюбовался белыми полосками шрамов на щеке. Прогнал столько раз живой огонь через себя, что в зеркале светиться начал факелом. С каждым обращением к огню шрамы истончались, и под конец исчезли.
Вода – враг огня. Воздействие тех, кто связан с водой, на меня – сильнее, чем чье-либо иное.
Немного потянул бы время – и остался бы с шрамированной физиономией. Человеку же, не имеющему сродства с живым огнем, на моем месте грозили бы еще более «веселые» последствия. Отравление, заражение крови и медленная смерть. Так мне позже Кошар сообщил.
– Все хорошо, спасибо, – искренне поблагодарил я парня.
Тот оставил на столике наш глинтвейн и вернулся за стойку под бурчание Находько про ласты, которые еле шевелятся.
– Прояви немного уважения, – с укоризной сказал Шпале. – Он такой же работник сферы обслуживания, как и мы.
Макс демонстративно достал из бумажника пятисотенную, подпихнул ее под блюдце.
– Мое уважение к труду. Материальное к материальному. АБ, ты странный с утра. Ведешься на подначку кровососа. Приложить его фэйсом об тэйбл не тянет? Нет? Вместо этого АБ вписывается за человечишку.
Шпала отчасти прав: он-то против опасного маршрута возражал. Не стесняясь в выражениях.
– Я уже признал свою вину, – ровно отозвался Евгений.
Вурдалак, как мне виделось, не врал. Недооценил, в это можно поверить. Но и всей правды не говорил – такое у меня было ощущение.
– Так на кой ляд ты подбил огонь пойти к воде?! – жахнул кулаком о стол Макс.
Хорошо, я успел допить первую порцию глинтвейна и взял в руки вторую кружку. Иначе мое вино плеснулось бы через край, как и Максово.
– Угомонись, – обратился я к Шпале. – От Джо поступило предложение. Я на него согласился. Это было мое решение.
Кровопийца, имей он на то желание, мог прикончить меня в другом заведении общепита, где стаканы скалят зубы, а графины выполнены в форме черепов. И не нужно было подвергать себя риску, идя на поле с водными духами, говорить за меня.
Со вчерашнего дня Лена вряд ли раскопала что-то настолько ценное в библиотеке, чтобы Джо повел меня к кончине таким сложным путем.
– Нахера? – лаконично уточнил Находько.
– Это. Мой. Город, – отпечатал я каждое слово. – Никто и ничто не выселит меня из него. Никто и ничто не заставит меня бояться: подворотен, полей или каналов Питера. Я должен знать, что приму любой вызов. Откуда бы этот вызов не пришел.
С минуту мы со Шпалой молча сверлили друг друга взглядами. Джо изучал потолок: белые фигурно-выпуклые квадратики, кажется, несли в себе глубокий смысл.
– Как был без башни, так и есть, – хмыкнул Макс. – А красноглазище наш на вопрос не ответил, на клыки крючок повесил.
– Мне было любопытно, – Джо отвлекся от потолка, показательно зевнул. – Год назад я заметил за нашим простаком-попутчиком занятное свойство: он не воспринимал мое внушение.
Чего я сильно не люблю, так это когда говорят при мне и обо мне в третьем лице.
– Едри же пассатижи, Джо! – столику снова досталось от Находько. – Ты слово давал, что не причинишь вреда АБ!
Это утро било все рекорды по изменению моего отношения к этим двоим.
– П-ф-ф, – отмахнулся Женька. – Никакого вреда, сплошная польза. Мы наговорили лишнего при человеке. Я всего лишь попросил бы его забыть об услышанном.
– Когда Макс назвал тебя дохлым конем в пальто? – полюбопытствовал.
Заметим: я держал себя в руках. И коня огнегривого тоже. Чтобы он не вспылил, не устроил бучу в общественном месте, я подогревал ладонями глинтвейн. Очень полезное упражнение, одно из двух, изученных на первом занятии с Чеславом. Правда, планетник учил меня не на стеклянной кружке жар выпускать, а на куске гранита.
– Именно, – подтвердил Джо. – Видишь, АБ нормально реагирует.
Нормально. Только теперь или пить почти кипяток, или ждать, пока остынет.
Вспомнил то утро, тоже июльское, только годичной давности.
«Усатого прикрыл сегодня кто?» – про опоздание Макса на смену.
«Дохлый конь в пальто!»
Все, что могло вызвать удивление в этом обмене репликами, так это обращение: «Усатый», – от Женьки к Максу. У дилеров не приняты бороды и усы, должностная инструкция включает в себя пункт об аккуратном внешнем виде. В этот пункт включено и бритье.
Я услышал и забыл. Мало ли при каких обстоятельствах Митин видел Находько усатым. Может, еще до начала моей с ними совместной работы. А без подковырок эти двое и дня прожить не в состоянии.
– Я ща тоже норм среагирую: шею тебе сверну тощую, – дружелюбно оскалился Макс. – Тебе ж пофиг, куда таращиться.
– Ты не слушаешь, рассадник блох. АБ помнит дохлого коня, и мое внушение на него не действовало уже тогда. Недавно я убедился: не только мое. За одним исключением: духи вод.
Стекло в руках треснуло. Я поспешил отбросить кружку с недопитым глинтвейном, чтобы не обжечься и не изгваздаться еще сильнее. Это огонь меня не берет, а кипяток – вода. Вино в данном случае.
– Простите, пожалуйста, – повинился перед официантом. – Рука дернулась. Мы оплатим.
Тот шустро подбежал к живописным осколкам в луже цвета крови.
Не все Шпале посуду в кафешках бить.
Я не рассказывал никому, кроме домашних нечистиков, о том случае с чугунными русалками с Литейного моста. Ни Джо, ни жене его, ни Шпале. Так откуда Митин об этом «исключении» узнал?
И откуда у меня устойчивость к внушению, работавшая, по словам кровопийцы, задолго до обретения огня?
– Хорошая новость в том, что и их воздействие на тебя ослабло, – почему-то с укоризной глянул на меня Джо. – Практически сошло на нет. Откуда мне знать? Специфика моей чувствительности. АБ, скажи, у тебя есть какой-то оберег?
Я покачал головой.
«Сошло на нет», – хоть одна хорошая новость за утро, если мой немертвый коллега не солгал.
– Не находишь это странным? – обратился не ко мне, а к оборотню вурдалак. – Обычный человек, стойкий к внушению. Не задает вопросов при упоминании мира Ночи. То, что другому показалось бы странным – для него в порядке вещей.
– Я нахожу тебя говнистым жмуриком, – скривился Макс. – АБ, как насчет свалить отсюда в тихий переулок и подрихтовать один черепок?
– Он все еще не ответил на мой вопрос, – напомнил я про способ искупления вины, озвученный ранее. – С разбитым черепом, наверное, сложно будет говорить?
Митин показательно вздохнул.
– Дети! – он всплеснул руками. – АБ, я говорил сегодня за тебя, и скажу завтра, если понадобится. У нас нет конфликтов. Ты был занятным человеком, стал не менее занятным обитателем подлунного мира. Я дал волю своему любопытству в изучении твоей устойчивости к воздействию на разум, потому что был уверен в дневной слабости тех, с кем мы столкнулись.
– Это мы уже слышали, – скрежетнул зубами Находько.
– Дослушай, – велел Джо. – Когда мы слышали вопросы, они давили на тебя, АБ: страхом, беспомощностью. Позже наоборот ярили, чтобы ты полыхнул огнем, дал им повод тебя растерзать. Ты даже не почесался.
– Голосую за то, чтобы счесть эксперимент успешным, – я выставил руку вверх. – И перейти к моему вопросу.
Не стал выказывать облегчение и, тем более, благодарность. Вурдалак заслужил бы ее, если бы поставил меня в известность. Заранее. А не ставил опыты на мышке.
– Перейдем, – пообещал коллега. – Ты уверен, что не носишь оберег? Может, ты сам того не знаешь? Есть ли такая вещь, с которой ты не расстаешься с давних пор, носишь ежедневно?
– Нет, – ответил с уверенностью.
Соврал.
Женька недоверчиво сощурился.
«Щурься, клыкастый, не я тебе должен, а ты мне», – подумал и скрестил руки на груди.
– По поводу казино, – Джо понял, что ничего от меня не дождется. – У моей семьи есть прямой финансовый интерес. Я… скажем так, в меру сил присматриваю за тем, чтобы сей интерес соблюдался.
– Из дилерской? – приподнял бровь я. – Из-за стола?
– А какая разница, откуда присматривать? – вопросом на вопрос ответил кровосос. – Мой… образ жизни не позволяет присутствовать в зале постоянно. Как на майском розыгрыше выдала девица из бара: «Работаем круглосуточно и в любое другое время».
Я упрямо тряхнул головой.
– Все равно непонятно.
Джо побарабанил пальцами по столу.
– Попытаюсь объяснить на примере. Помните кореянку на рулетке? Хвостатый стоял инспектором, ты крутил, а азиатка ставила по шансам?
Мы со Шпалой покивали. Карнавал с латиносами и «везучей» азиаткой было сложно забыть.
– Драгана тогда вызвал я. Вызвал, так как заметил воздействие, непрямое, через повязанного духа. К нам заявилась мудан – шаманка из Кореи.
– Из Северной или Южной? – не в тему встрял с ерундовым вопросом Макс.
«Какая, ежика тебе под хвост, разница, из какой Кореи та мадам?» – полыхнул я мысленно.
– Из Южной, – терпеливо разъяснил Митин. – Шаманка настоящая, не из тех, что за плату воют и гримасничают. У нее дух к ветви сосновой был привязан и в зарок взят. Дух воздействовал на шарик, на мелкие предметы сильные духи могут влиять. Дух незаметен для людских глаз и камер. Он и мне незаметен, зато заметно воздействие.
– Джо, все из твоей семьи… или подобные тебе – видят такое? – теперь уже я не удержался от вопроса, на ходу путано формулируя мысль.
– Это персональное свойство, – ровно ответил вурдалак. – И я делюсь с тобой сведениями, потому что…
– Потому что не далее, как полчаса назад по твоей милости я дрался за жизнь? – спросил я с вежливой улыбкой и сверился с часами. – Двадцать пять минут назад, если быть точным.
