– Смотрел утром вашу астрологическую карту – небесный диспетчер распахивает широчайшие двери, – пообещал Лев Андронович без капли иронии. – Не пренебрегайте его щедростью.
– Не представляете, как у меня всё изменилось! Роман с депутатом! Не скажу фамилию! – горячо зашептала Валя. – Раньше не знала, что такое любить. А теперь так, что не знаю, как словами сказать.
– Никто не знает, как сказать любовь словами.
– С ним как рыба в воде, не думала, что так бывает. Но телевидение, это уж слишком. Да я и не тщеславная, мать у меня тщеславная, чуть не в баню со значком ударницы коммунистического труда ходила. А я – в бабушку. Женщина за автографом подошла, так чуть со стыда под землю не провалилась. Не гожусь передачи вести.
– Время такое, что люди быстро всему учатся, – с нажимом сказал Лев Андронович. – Страну надо спасать, экономику поднимать, объяснять с экрана, что безнравственность нерентабельна. А у вас получится.
– Как вы сказали про безнравственность?
– Чем больше приличных людей в стране, тем лучше развивается экономика. Ведь деньги для нормального человека не главное.
– Это правда, – откликнулась она. – Но ему… который депутат, не понравится, что я веду передачу.
– А мне какое дело, что ему понравится? Вы моя ученица, а не он. Я за вас, а не за него отвечаю перед небесным диспетчером, – напомнил Лев Андронович голосом классного руководителя.
Горяев, как назло, не звонил, и на «мозговой штурм» Валя пошла без его благословения. Хотела посоветоваться с Соней и Юлией Измайловной или хоть узнать, что такое «мозговой штурм», но решила признаться им во всём после второй встречи с Рудольф. Чтобы не сглазить.
«Мозговой штурм» проходил у метро «Аэропорт». Вход в лифт стерегли консьержка и охранник. Дверь квартиры отворила немолодая горничная в накрахмаленном белом фартуке, напомнившем парадную школьную форму, которую Валя люто ненавидела.
Шерстяные рукава протирались на локтях, и приходилось носить нарукавники. Весной в уныло-коричневом платье было жарко, а в старших классах оно сдавливало набухавшую грудь. А ещё нужно было ежедневно отпарывать, стирать, гладить и снова пришивать белый воротничок и манжеты. Воротнички и манжеты у девчонок были разные, но из одинаково ворованной на фабрике ткани.
Горничная повела анфиладой комнат с фальшивыми гипсовыми арками, хитросплетёнными лепнинами, оригинальными люстрами, мраморными полами и даже колоннами. И по дороге Валя насчитала кучу дверей.
Вошли в огромную гостиную, одна стена которой состояла из аквариумов и бросала блики на бежевые кожаные диваны, экзотические маски и африканские барабаны. На бежевых диванах и креслах полулежали странноватые люди, они орали и курили, как приговоренные, перед стеклянными столиками, заставленными бутылками и закусками.
Один из «мозговых штурмовиков» с отсутствующими передними зубами выглядел бомжарой, но курил сигару. Другой, в дорогом костюме, казался отёчным и синим от пьянства и курил трубку. Третий, в ярко-оранжевом пиджаке, ярко-голубых брюках и с выбритой половиной головы нервно перебирал чётки и смотрелся как реклама здорового, но странного образа жизни.
Четвёртый, в серьге и бирюзовых бусах под цвет затуманенных наркотиками глаз, говорил шёпотом, словно имел проблемы с трахеей. Ещё были ощипанная девица в шортах, Катя и Корабельский. Ада, сидевшая в центре этого сборища в необъятном фиолетовом сарафане, кивнула на кресло напротив себя:
– Садись, Лебёдушка, ешь, пей, пока мы тебя разглядываем.
– Кило десять стесать по-любому! – тут же объявил оранжевый пиджак, пристально глядя на Валю.
– Может, ещё и меня подхудить? – раздражённо спросила Ада.
– Тебя нет, ты – совершенство.
– Никаких похудить, лепим из неё не б…., а родину-мать, – заткнула его Ада.
Потом Валя почти ничего не понимала. Они перебивали друг друга, матерились, вскакивали, бегали, плеща на ковёр коньяком, садились прямо на мраморный пол, прижимались к аквариумам, тушили об них окурки.
– Что ты делаешь? Ты сперва пойми, что ты делаешь? Она ж совсем никакая! В любом вагоне метро таких десяток! Возьми раскрученную тёлку, слижи под неё американское шоу. Его хоть на людях проверили, а не на кроликах. Сделай на эту бабу передачу про жратву, она аутентичней в переднике! Три камеры и кран обязательно. Дорого? А сейчас без крана уже не снимают. Нет, лучше давай молодёжку с техно. Смотри, железная студия. Она на железном кубике. Бульдоги на ногах, комбинезон в заклёпках, лапидарные реплики, и всё время курит. И с волосами что-то надо сделать. Ну, если не брить наголо, то полсантиметра оставить. Куда ей бульдоги? Глаза разуй, старая баба! И потом, «Светлый город», это туда-сюда, церкви, детские приюты. Тут ваще надо косу с бантом, петухов по подолу и балалайку в руки. А лучше не экономь, делай стеклянный пол, а под него запусти голых девок. И на неё что-то стеклянное напяль. И чтоб флейта всё время звучала. Народ от чернухи устал, хотя без чернухи ни один спонсор не даст ни копейки. Как это ты всё светлое соберёшь в «Светлый город»? Светлые трусы и светлые помыслы? Где под это взять светлого зрителя? Пусть три сюжета и гость в студии. А чё она будет остальное время делать? Молитву читать или Кристину Орбакайте по кругу гонять? Кристина тебе не светлая? За ней такие бабки, что ярче солнца! Нет, лучше светлый вечер – дачный вариант, белые кресла. Они пьют чай. Крупно дорогой фарфор – фарфор денег даст. Цветы, здоровье, романсы – мультиоргазм пенсионера. А если она, наоборот, будет на качелях качаться всю передачу? Круто ж будет в кадре! Эврика, у моего дружбана ангар надувных женщин. Купил для секс-шопа, думал, заработает, а спроса нет. Хошь, мы тебе их по дешёвке. Такого ни у кого не было, представь, она с косой, полуголая, и студия забита надувными бабами… Какая из неё ведущая? Это ж чистое натуральное хозяйство, в ней же ни грамма излома!
– Какой-то цирк уродов, – сказала Валя, выманив Рудольф в угол гостиной через час этих диалогов. – Я пойду, у меня больные!
Было унизительно, что её обсуждают, как продаваемую вещь.
– У меня будто здоровые, – кивнула Ада на участников мозгового штурма.
Вышли в коридор, обшитый красным кожзаменителем.
– Кто это? – спросила Валя.
– Крутейшие телесценаристы страны. А девка, мыша зашморканная, всех круче. На лету зубами ловит, ей просто надо от чего-то зарядиться, – объяснила Рудольф. – Позову тебя, как переварю всю эту шелуху.
– А Катя?
– Катя, считай моя рука и нога, она сценарий тащит. А эти – концептуальные, они больших денег стоят.
Валя ехала домой на метро, вспоминала, как школьницей шила кофточки под теледикторш из ворованной на фабрике матерью ткани, как читала перед зеркалом программу передач по газете и видела себя телеведущей. Честной, сильной, правдивой, готовой защищать слабых. И это ну никак не совпадало с мозговым штурмом крутейших концептуальных сценаристов.
Вечером позвонила Юлия Измайловна:
– Ещё не разочаровались в «герое нашего времени»?
– Нет, – ответила Валя сдержанно.
– Слышали о главнокомандующем сухопутных войск Эдуарде Воробьёве? Он думал целую ночь и утром написал Грачёву рапорт, что совесть не позволяет вводить войска в Чечню. С него сняли погоны!
– Виктор не занимается войной, – запротестовала Валя.
Юлия Измайловна теперь каждый раз вскрывала её личную жизнь, как консервную банку:
– Но он ни разу не выступил против! Хотите, свожу вас к солдатским матерям? Сутки посидите в их офисе, узнаете, почём фунт лиха!
– Мне предложили передачу вести на телевидении, – робко не то сказала, не то спросила Валя.
– Вам????? – ответила Юлия Измайловна и добавила после паузы: – Горяев очень щедр.
– Он не в курсе, ему это помешает на выборах, – вспыхнула Валя. – Продюсерша увидела меня у Горбушкиной.
– Не верю, что на телевидение можно попасть за данные. И порадуюсь, если жизнь лучше, чем я о ней думала.
– Юлия Измайловна, эта продюсерша, между прочим, закончила физфак МГУ, – словно оправдалась Валя.
– Тогда зачем ей эта грязь?
Валя хотела сказать в ответ, что Рудольф, как и многие другие, хочет заниматься живым делом, а не ныть, что физикам платят копейки. Но от желания взбунтоваться стало стыдно, ведь это Юлия Измайловна открыла ей глаза на мир и заставила работать мозгами.
– Ей нравится работа на телевидении, – мягко ответила Валя.
– Но вы не представляете, какие деньги там крутятся!
– Была в её квартире, теперь догадываюсь.
– Допускаю, что моя мизантропия неуместна, но давайте посмотрим, что из этого выйдет.
Горяев так и не нашёл в августе времени на Свена, и тот постоянно жаловался Вале. Чтобы в очередной раз пожаловаться, повёз Валю ужинать в огромный ресторан «Яр» на Ленинградке.
– Мне предложили вести телепередачу, – похвастала Валя.
– Это есть не хорошо. Это есть артистка. Моя бабушка говорила, работать артистка – плохой тон, – насупился Свен. – Тебя будут иметь для реклама зубная паста и лекарства для работа живот.
– Насильно не заставят.
– Папарацци бежать за Валья… Ты заболеешь болезнь звезда!
– Свен, почему все мужчины хотят, чтоб я застыла, как муха в янтаре, и больше не росла? – спросила Валя.
– Для шведа уважать женщина, как дышать воздух. Все шведы есть феминист, – возразил он. – Но Валья не надо двигаться. Валья уже есть.
– Твоя жена занимается наукой, – вспомнила Валя. – Она имеет право расти, а я уже есть?
– Мой жена пришла из ад. Она не имеет никакой граница. Телевидение бросит Валья в грязь.
– У меня грязь к подолу не липнет, – отшутилась Валя бабушкиной поговоркой.
– Горяев тоже не нравится Валья в телевидение?
– У Горяева нет времени не только на тебя, но и на меня. Он про это пока не знает.
– Горяев не любит Свен, Горяев не любит и Валья, – провокационно заметил Свен.
Возразить было нечего, и потому страшно взбесило.
Взбесило настолько, что на следующий день набрала номер Горяева и сказала:
– Раз тебе некогда со мной поговорить, забери сотовый. С остальными обойдусь обычным.
– Хорошо, приезжай выпить кофе, – ответил он обречённо. – Слава через час тебя заберёт.
Слава снова привёз Валю в Госдуму, довёл до кабинета. И теперь секретарша при Валином появлении вскочила и льстиво поздоровалась. А Горяев устало скомандовал:
– Пошли в столовку, у меня не будет сегодня другого времени поесть.
В лифте поцеловал, зарылся носом в её волосы:
– Соскучился…
– Долго же ты по мне соскучиваешься, – упрекнула Валя.
После ужинов со Свеном было странно, что в думской столовой не подходит официант, а депутаты вперемешку с сотрудниками стоят с подносами к кассе.
– Как челнок по стране летаю – туда-обратно.
– Взял бы с собой, – попросила она.
– Однажды взял, до сих пор эхо, – укорил он.
– А у меня новости.
– Швед тащит к Мендельсону? – поднял он бровь.
– Хуже! Предложили передачу вести.
– Это здорово, – обрадовался Горяев. – Ты органичная, а там одни мартышки с натянутыми рожами, вроде Горбушкиной.
– Зазнаюсь, найду там себе кого, – пококетничала Валя.
– В Останкине не найдёшь. Всё, что в кадре, – туши свет, сливай воду. Операторы, конечно, на мужиков похожи, но либо тупые, либо пьяные. Будешь как в камере хранения.
– Про Рудольф слышал?
– Кто ж про неё не слышал?
– А как ты относишься к генералу, который не ввёл войска в Чечню? – испытующе глянула Валя.
– Хорошо отношусь, ласточка моя. Война в одноходовку не вписывается. Воробьёв молодец – армия в жутком виде. Но делать вид, что война не шла все эти годы, уже нельзя. Поняла?
– Нет, – честно ответила Валя.
– Хочешь научиться понимать, смотри политические новости, записывай в тетрадку, что неясно, потом спрашивай у меня.
– А у кого спросят остальные? – возмутилась Валя.
– Новости теперь делаются не для народа, это разные центры власти обмениваются шифровками. А народ видит их переписку, но ни слова не понимает! Ясно? – Он говорил почти как Рудольф.
– А для народа про что передачи?
– Про старушку, которой пенсию прибавили, про любовь и про отгадывание букв.
– А ему про политику знать не хочется?
– К сожалению, не хочется. Он голосует кошельком, читает и смотрит, что маньяк съел девушку, а Пугачёва бросила Киркорова. Ему в новостях только одно хочется увидеть: во власти все воры и подонки. Прочитал, успокоился, значит, и ему можно!
– А те, кто интересуется политикой?
– Это уже не народ.
– Раньше знала, зачем телевизор, оказалось, он за другим.
– Такие вещи полезно понять, ласточка моя, пока не начала в нём работать. К слову, мне твоя телекарьера перед выборами ни к чему. Надеюсь, пилотом всё и закончится.
– И не надейся! – с вызовом ответила Валя, она уже знала, что «пилот» – это не про лётчиков, а пробная съёмка передачи.
