Взяв Джорджию за запястье, Джуд поднял ее руку и пригляделся к большому пальцу. Кожа вокруг нарыва размякла, загноилась, сморщилась, как будто долгое время мокла в воде.
– Знаешь, поди-ка, устройся у телевизора, а я скажу Дэнни, чтоб на прием к доктору тебя записал.
Отпустив руку Джорджии, он указал взглядом на дверь, но Джорджия даже не шевельнулась.
– Глянь в коридор, – попросила она. – Он еще там?
Джуд поднял брови, но затем согласно кивнул, шагнул к двери, отворил ее на полфута и выглянул наружу. Солнце сместилось в сторону, а может, скрылось за облаком, и коридор укрыла прохладная тень. Нет, в шейкерском кресле у стенки никого не видать… и рядом, в углу, нет никаких стариков с бритвами на цепочке…
– Пусто.
Джорджия тронула левой, непострадавшей ладонью его плечо.
– Я как-то раз видела привидение. Девчонкой еще, в детстве.
Этому Джуд нисколько не удивился. Готки, не имеющей никакого касательства к сверхъестественному, не верящей с полным, обескураживающим чистосердечием в астральных двойников, в ангелов или в викканское чародейство, он в жизни еще не встречал.
– Жила я тогда у Бамми. У бабушки. Случилось это вскоре после того, как папаша впервые вышвырнул меня за порог. Как-то после обеда пошла я на кухню налить себе бабушкина лимонада – бабуля его здорово умела готовить, выглянула в окно и вижу: девчонка какая-то на заднем дворе. Сидит, рвет одуванчики, дует на них, чтоб «парашютики» разлетались – ну, знаешь, как дети обычно играют, – и что-то напевает себе под нос. Сама с виду года на три младше меня, в платье таком, из самых дешевых… Подняла я оконную раму, чтоб наорать на нее, выяснить, что ей понадобилось у нас во дворе, а девчонка услышала скрип, обернулась, подняла взгляд, и тут-то мне стало ясно: да она же – покойница! Глаза у нее оказались… будто бы черным замазаны сплошь.
– В каком смысле «замазаны»? – оторопел Джуд, чувствуя, как предплечья покрываются жесткими, зябкими бугорками гусиной кожи.
– Ну, черные такие… и даже вообще на глаза не похожи. Вроде как… вроде как закрасил их кто-то поверху.
– Закрасил, – повторил Джуд.
– Да. Черным фломастером замалевал. Тут она от меня отвернулась, будто бы за забор смотрит, вскочила и двинулась через двор. Идет и губами на ходу шевелит, точно говорит с кем-то, только рядом нет никого и мне ни слова не слышно. Вот когда она рвала одуванчики и пела, я ее голос слышала, а стоило ей подняться и с кем-то заговорить – как отрезало. Отчего странность такая, отчего я песню услышала, а разговор нет, до сих пор не пойму. Гляжу: тянется девчонка кверху, будто перед ней, сразу за бабулиным забором, стоит кто-то невидимый, а она берет его за руку.
И вот тут перепугалась я вдруг до мурашек по коже. Нутром чую: сейчас нехорошее что-то с ней приключится, хочу крикнуть ей, чтоб отпустила чужую руку, кто бы там, за забором, ни был, чтоб бежала от него поскорей… только от страха горло перехватило. А девчонка оглянулась на меня еще раз, вроде как с грустью, хоть глаз, черным закрашенных, и не разглядеть, оторвалась от земли и – вот, ей-богу – над забором взлетела. Вернее сказать, не взлетела, а… точно ее невидимые руки подхватили и подняли. Как ее ноги в воздухе закачались… по штакетинам забарабанили… Словом, перемахнула она через забор и исчезла. Меня аж в пот бросило. Не села бы на пол – наверное, не удержалась бы на ногах.
С этим Джорджия мельком взглянула на Джуда – не думает ли он, что она глупости мелет, однако Джуд только молча кивнул в ожидании продолжения.
– Бамми вошла в кухню, раскричалась: «Что это тут с тобой?» – спрашивает. Но когда я ей все рассказала, расстроилась бабуля до слез, села на пол рядом со мной и сказала, что вруньей меня не считает, а видела я ее сестру-близняшку, Рут.
Про Рут я и прежде слышала и знала, что она погибла, когда Бамми была совсем маленькой, но что с ней случилось на самом деле, бабуля до того дня не рассказывала. Я всю жизнь думала, будто Рут под машину попала или еще что-то вроде, но нет, ничего подобного, вышло все вот как. Однажды – было им тогда лет семь-восемь, то есть где-то в 1950-х, мать позвала их обедать. Бамми отправилась к столу, а Рути задержалась во дворе: есть не слишком хотела, да и вообще непослушной росла. А пока Бамми с предками за обедом сидели, кто-то ее прямо с заднего двора уволок. Живой Рут с тех пор больше не видели. Только время от времени разные люди замечали ее у Бамми на заднем дворе – как она сдувает пух с одуванчиков, а после кто-то невидимый уносит ее неизвестно куда. Призрак Рут многие видели – и мать моя видела, и муж Бамми видел однажды, и кое-кто из подруг Бамми, и сама Бамми тоже.
И со всеми, кому Рут ни показывалась, выходило в точности так же, как вышло со мной. Каждому хотелось крикнуть: не ходи, держись от того, кто там, за забором, подальше… и у всех до единого при виде нее со страху отказывал голос. А еще Бамми сказала, что всему этому, наверное, не будет конца, пока кто-нибудь не наберется храбрости и не остережет Рут. Что дух Рут будто застрял в кошмарном сне, снова и снова повторяющем последние минуты ее жизни, и не освободится, пока его не окликнут и не разбудят.
На этом Джорджия, гулко сглотнув, умолкла, склонила голову, так что черные пряди челки заслонили глаза.
– Не верится мне, что этот мертвец желает нам зла, – в конце концов сказала она. – Ведь духам мертвых обычно нужна наша помощь. Разве не за нею они являются к нам? Если увидишь его еще раз, попробуй поговорить с ним. Попробуй выяснить, что ему нужно.
На взгляд Джуда, ни о каких «если» тут речи быть не могло. С духом-то он непременно увидится, вопрос только когда… а что ему нужно, Джуду уже известно.
– Он не для болтовни к нам явился, – ответил Джуд.
12
Не зная, что делать дальше, Джуд решил заварить чаю. Все просто, заучено до автоматизма: наполнить чайник водой, насыпать заварки в ситечко, отыскать кружку – прекрасная возможность собраться с мыслями, убить время, побыть, наконец, в тишине…
Стоя у плиты, вслушиваясь в негромкое пощелкивание чайника, Джуд с удовлетворением отметил, что не так уж и перепуган. Бежать он был не готов, да и какой в бегстве толк? Куда бежать-то? Где будет лучше, чем здесь? Джессика Прайс сказала, что мертвец теперь принадлежит ему и последует за ним, куда бы он ни отправился. Вспомнив об этом, Джуд живо представил себе, как летит в Калифорнию, усаживается на место в салоне первого класса, оглядывается по сторонам и видит рядом, в соседнем кресле, мертвеца с подрагивающими, словно парящими в воздухе, сгустками черных каракулей поверх глаз… и, невольно вздрогнув, покачал головой. Нет уж, оборону лучше всего держать дома – по крайней мере, пока он не придумает места надежнее. Кроме этого, Джуд терпеть не мог летать самолетом с собаками. В прежние дни, мотаясь по гастролям, собак он неизменно брал с собой в автобус.
А еще, что бы ни говорил он Джорджии, звонить в полицию или своему адвокату ему не хотелось еще сильнее. Нет, нет, закон сюда вмешивать – дело уж вовсе последнее, хуже некуда. Ну ладно, притянут к суду эту Джессику Макдермотт-Прайс, и много ли с того радости? Может, с ней он и поквитается, но мертвец-то от него не отвяжется, это как пить дать. «Ужастиков» Джуд насмотрелся в избытке.
Кроме того, звать на помощь полицию было совсем не в его характере, а это ведь тоже дело немалой важности. Собственная натура – вот первое и единственное, величайшее творение Джуда, прокатный стан, с которого сошли все остальные его успехи, все стоящее, все самое важное в его жизни, и этот прокатный стан Джуд будет защищать, беречь до конца.
Вдобавок призрак умершего – еще ладно, в такое вполне можно поверить, но на мстительного демона, воплощение чистого зла мертвец, пожалуй, не тянет. Маловато для этого одних черных каракулей поверх глаз да изогнутой полумесяцем бритвы на золотой цепочке. А вот, кстати: чем Анна вены резала?
С этими мыслями Джуд вновь осознал, как холодно в кухне, заметил, что помимо собственной воли жмется поближе к плите, греясь в тепле, исходящем от чайника. Внезапно ему сделалось ясно как день: вены Анна вскрыла не чем-нибудь, а той самой бритвой, маятником на цепочке, помогавшим ее папаше погружать в гипнотический сон отчаявшихся простаков и искать под землей источники чистой воды. Интересно… что же еще можно разузнать о смерти Анны, а заодно о человеке, заменившем ей отца и обнаружившем ее тело в ванне, в остывшей, темной от крови воде, если покопаться как следует?
Может быть, Дэнни уже отыскал ее письма? Перечитывать их Джуд не на шутку боялся, но знал: без этого не обойтись. Письма он помнил неплохо и теперь понимал, что в каждом из них Анна пыталась рассказать ему, к чему идет дело, а он все упустил. Нет, не упустил, хуже – не пожелал ничего замечать, сознательно проигнорировал лежащее под самым носом.
От первых ее писем из дому веяло живым, беззаботным оптимизмом: судя по подтексту, Анна взялась за ум и всерьез, как подобает человеку взрослому, занялась собственным будущим. Написаны они были на дорогой, плотной почтовой бумаге, ровным, слитным, не без изящества почерком и, подобно всем прежним беседам, изобиловали вопросами, хотя теперь, в переписке, на ответы она, похоже, не рассчитывала. К примеру, писала, что целый месяц рассылала работодателям резюме, а после риторически спрашивала, не зря ли явилась на собеседование в центр дневного ухода за престарелыми с черной помадой на губах и байкерских сапогах. Или описывала два колледжа и долго, пространно раздумывала, какой из них лучше выбрать. Но все это было сплошным надувательством, и Джуд живо ее раскусил. Работы в центре по уходу за стариками Анна мало того что не получила, но даже не заикалась о ней после того, первого и единственного раза. А к началу весеннего семестра будто бы подала документы в академию косметологов, напрочь забыв о колледже.
Последние несколько писем отражали состояние ее психики куда точнее и достовернее. Эти были написаны на обычных листочках в линейку, вырванных из блокнота, жутко корявым, трудночитаемым почерком. В них Анна жаловалась, что не знает ни сна, ни покоя, ни отдыха. Писала, что сестра ее переехала в новый строящийся район, что по соседству, совсем рядом, возводят дом, что со стройки каждый день с утра до ночи доносится стук молотков и что живется ей – будто возле мастерской гробовщика сразу же после морового поветрия. Что по ночам, стоит лишь задремать, молотки снова берутся за дело, стучат, и стучат, и стучат, и плевать им, что на стройке нет ни души! Что уснуть она уже не надеется. Что сестра пытается организовать ей лечение от бессонницы. А еще Анне о многом хочется поговорить, только не с кем, а разговаривать с самой собой – это так скучно… «Устала я, – писала Анна. – Устала от этой скуки невыносимо».
Еще она умоляла Джуда позвонить ей, но он так и не позвонил. Достало его, если честно, это нытье, а вытаскивать ее из депрессий стоило слишком уж многих трудов. Пока они не расстались, Джуд пробовал, и не раз, но все его старания оказались напрасны. Он сделал все, что только мог, толку из этого не вышло, однако Анна никак не желала оставить его в покое. Джуд сам не понимал, зачем вообще читает ее письма да еще иногда отвечает на них, и просто ждал, когда же все это кончится… и наконец дождался.
Вот сейчас Дэнни отыщет ее письма, а после запишет Джорджию к врачу на прием. Не слишком-то грандиозные замыслы, но все лучше, чем ничего: десять минут назад у него и таких не имелось. Подумав об этом, Джуд залил чай кипятком, и притормозившее время потекло дальше.
Прихватив с собой кружку, он направился в офис, но Дэнни на месте не оказалось. Остановившись в дверях, Джуд оглядел пустой кабинет и внимательно вслушался в тишину. Нет, ни звука, ни шороха… Может, он в туалете? Тоже нет: дверь, как и вчера, чуток приоткрыта, за дверью темным-темно. Наверное, пообедать поехал.
Джуд двинулся к окну проверить, на месте ли машина Дэнни, однако на полпути задержался, свернул к секретарскому столу и поворошил лежавшие на нем бумаги в поисках писем Анны. Нет, если Дэнни и откопал их, то спрятал где-то, подальше от лишних глаз. Ничего не найдя, Джуд уселся в кресло Дэнни и запустил веб-браузер на его компьютере. Не найдется ли в Сети чего интересного о приемном папаше Анны? По нынешним временам в интернете чуть не про всякого что-нибудь да отыщешь. «Возможно, у мертвеца даже аккаунт в «МайСпейс»[22 - Международная социальная сеть, одно время – самая популярная в США и во всем мире.] имеется», – с недобрым, приглушенным грудным смешком подумал Джуд.
Имени мертвеца он припомнить не смог и потому набрал в строке поиска просто: «Макдермотт гипноз смерть». Первым же выданным результатом оказалась ссылка на некролог, опубликованный минувшим летом в «Пенсакола Ньюс Джорнел» по поводу кончины Крэддока Джеймса Макдермотта. Ага, стало быть, Крэддок… ну-ну.
Джуд кликнул на ссылку, и… да, вот оно! Точно в яблочко.
На черно-белом фото был изображен тот самый старик, с которым Джуд уже дважды сталкивался наверху в коридоре, только чуть помоложе. Лет этак шестидесяти, бодрый, подтянутый, стриженный точно так же, «ежиком», на армейский манер, лицо удлиненное, едва ли не лошадиное, рот широк, губы тонки… надо же, вылитый Чарлтон Хестон![23 - Известный американский актер и кинорежиссер XX в., лауреат премии «Оскар», семь раз избранный президентом Гильдии киноактеров.] Однако главной неожиданностью, преподнесенной Джуду прижизненным фото Крэддока, оказались глаза – самые обыкновенные, как у всякого человека. Открытые, ясные, они взирали в Вечность с вызывающей самоуверенностью, свойственной куче пламенных ораторов и евангелистских проповедников со всей страны.
Взгляд Джуда заскользил по строчкам. В некрологе говорилось, что во вторник, десятого августа, трагически оборвалась невероятно насыщенная, целиком посвященная учебе и преподаванию, полная научных изысканий и головокружительных приключений жизнь Крэддока Джеймса Макдермотта, скончавшегося в доме приемной дочери (Тестамент, Флорида) от эмболии головного мозга. Истинный сын Юга, единственный ребенок пятидесятнического священнослужителя, жил он в Саванне и Атланте (Джорджия), а позже – в Галвестоне (Техас).
В 1965-м игравший за «Лонгхорнс» в амплуа уайд ресивера[24 - В американском футболе – игрок, специализирующийся на приеме паса, после чего должен как можно дальше вырваться вперед, набрав максимальное количество ярдов.], по завершении образования он был призван на военную службу, а проходил ее в одном из подразделений психологических операций. Именно там, ознакомленный с основами гипнотического воздействия, он и открыл в себе дар гипнотизера, нашел призвание всей своей жизни. Во Вьетнаме он был удостоен «Пурпурного сердца» и «Бронзовой звезды», после почетной отставки поселился во Флориде, в 1980-м сочетался браком с Полой Джой Уильямс, библиотекаршей, стал отчимом двух ее дочерей, Джессики и Анны, а позже удочерил их. Основой любви Полы и Крэддока послужили чистосердечная, не напоказ, вера в Бога, глубочайшее доверие друг к другу, а также обоюдная увлеченность неисследованными возможностями человеческого духа.
Тут Джуд наморщил лоб. Любопытная фразочка: «обоюдная увлеченность неисследованными возможностями человеческого духа»… Что это может значить, он себе даже не представлял.
Их отношения продолжались до самой смерти Полы, скончавшейся в 1986-м. На протяжении жизни Крэддок успел позаботиться почти о десяти тысячах «пациентов» (на этом месте Джуд насмешливо хмыкнул), погружая их в глубокий гипнотический транс, облегчая страдания больных и помогая нуждающимся избавляться от пагубных слабостей, а ныне сей благородный труд продолжает старшая из его приемных дочерей, частный консультант Джессика Макдермотт-Прайс. Тут Джуд хмыкнул снова. Небось, сама и писала этот некролог… удивительно, что собственного телефона сюда же не поместила с припиской: «Скажите, что узнали обо мне из некролога в память о приемном отце, и получите 10 % скидки на первый сеанс!!!»
Интерес к спиритуализму и нераскрытому потенциалу человеческого сознания привел Крэддока к экспериментам в области т. н. лозоходства, старинной крестьянской методики поиска подземных источников воды при помощи лозы либо маятника. Однако тем же способом он помог великому множеству современников, встреченных на жизненном пути, обнаружить в самих себе потаенные источники силы и самоуважения и посему навеки останется жив в памяти приемной дочери, не говоря уж обо всех, кто знал его и любил. «Пусть и умолкший, голос его не будет забыт вовеки».
И все. О самоубийстве Анны – ни слова.
Джуд еще раз пробежал взглядом текст некролога, задерживаясь на некоторых словосочетаниях, пришедшихся ему не по нраву. «Психологические операции»… «неисследованные возможности»… «нераскрытый потенциал человеческого сознания»… м-да. Раздраженный, он снова взглянул в светлые, слегка сероватые на черно-белом портрете глаза Крэддока, вновь оценил леденящую самоуверенность взгляда, едва ли не злобную улыбку на тонких бесцветных губах. Что говорить, суров, волчара, суров…
Компьютер Дэнни звякнул, оповещая Джуда о новом письме на электронную почту. Да, куда Дэнни-то черт унес? Взглянув на часы компьютера, Джуд обнаружил, что просидел за ним уже двадцать минут, и кликнул на ярлычок почтового клиента Дэнни, ящика, куда приходили письма для них обоих. Новый и-мейл был адресован Джуду.
Взглянув на адрес отправителя, Джуд заерзал, выпрямился, напряг грудные мышцы и пресс, будто готовясь к удару… и удар, так сказать, угодил прямо под ложечку. Письмо пришло с адреса craddockm@box.closet.net[25 - То есть «крэддокм@коробка. чулан. net».].
Открыв письмо, Джуд начал читать.
дорогой джуд
с темнотой едем прочь едем в ночь едем к яме могильной умер я ты умрешь и любой кто с тобой заразится твоей нашей смертью зараженные смертью в могилу мы ляжем вдвоем ты да я и укроет нас сверху земля ляляля мертвый тащит живущего книзу ко дну и пришедших на помощь тебе ты да я мы с тобой вниз утащим на спины на плечи их встанем и никто не спасется никто не уйдет глубока наша яма земля тяжела и услышав твой голос всякий сразу поймет это правда джуд мертв я мертвец ты умрешь и услышишь меня нас с тобой и тогда ты да я мы с тобою помчимся дорогой ночной до конца до конца туда где по тебе где по нам плачут ветры выйдем к краю могилы и вниз упадем друг за друга держась вместе вниз упадем спой же нам спой на нашей с тобою могиле спой же спой ляляля
Казалось, в груди вместо воздуха застрял плотный ком обжигающе-ледяных игл и булавок. «Психологические операции», – мелькнуло ни с того ни с сего в голове, а затем Джуда охватила неудержимая злость, худшая злость на свете – та самая, которой не найти выхода, не выплеснуться наружу, потому что обругать некого, а что-либо разбить он себе не позволит. Вон, утром швырял книгами в стены, и что? Помогло? Нет уж, на этот раз он злости не поддастся.
С этими мыслями Джуд развернул окно браузера, чтобы снова взглянуть на результаты поиска и поглядеть, нет ли там еще чего-нибудь интересного. Равнодушно скользнувший по странице с некрологом из «Пенсакола Ньюс», взгляд его замер на фотографии. Пока он читал письмо, прежняя картинка сменилась другой. Изрядно состарившийся, иссохший, осунувшийся, точно на грани голодной смерти, Крэддок глумливо скалился с экрана Джуду в лицо, а поверх глаз его чернела беспорядочная, буйная мешанина жирных черных штрихов. Под снимком, в первых строчках некролога, говорилось, что во вторник, десятого августа, трагически оборвалась невероятно насыщенная, целиком посвященная учебе и преподаванию, полная научных изысканий и головокружительных приключений жизнь Крэддока Джеймса Макдермотта, скончавшегося в доме приемной дочери (Тестамент, Флорида) от эмболии головного мозга, но теперь он вернулся, ляляля, однако как же тут холодно, как ему холодно и как холодно станет Джуду, когда Джуд, как и собирался, пустит кровь и себе, и этой девчонке, когда лягут они в могильную яму, когда Джуд споет им, всем им споет…
Вскочил Джуд так резко, с такой неожиданной прытью, что кресло Дэнни, отброшенное назад, опрокинулось, рухнуло на пол. Подхватив со стола монитор, Джуд приподнял его повыше и тоже швырнул об пол. Отрывистый, пронзительный скрежет, хруст бьющегося стекла, внезапный хлопок электрического разряда… и тишина. В следующий миг плавно утих и негромкий гул вентилятора, охлаждавшего материнскую плату. Монитор Джуд разбил инстинктивно, поддавшись ярости, прежде чем успел хоть о чем-то подумать. Вот чтоб его все… да, переоценил он собственное самообладание, переоценил.
Пульс барабанил в виски, будто с цепи сорвавшись, руки тряслись, колени ослабли. Куда, мать его, Дэнни-то запропастился? Взглянув на стенные часы, Джуд обнаружил, что времени – почти два, поздновато уже для обеда. Может, он по делам отлучился? Тогда почему, как обычно, не вызвал Джуда по внутренней связи и не предупредил?
Обогнув стол, Джуд наконец-то дошел до окна, открывавшего вид на подъездную дорожку. Крохотная зеленая «Хонда-гибрид» Дэнни стояла у грунтового кольца для разворота, а Дэнни сидел внутри, на водительском месте, не шевелясь, не моргая, рука на руле, посеревшее лицо неподвижно, бесстрастно, будто окаменело…
Вид Дэнни, сидящего за рулем припаркованной у сарайчика «Хонды» и бессмысленно пялящегося в никуда, остудил ярость Джуда не хуже ведра ледяной воды на голову. Замерев у окна, он устремил на Дэнни пристальный взгляд, но нет, что-либо предпринимать Дэнни даже не думал. На подъездную дорожку, ведущую за ворота, не выруливал и даже не оглядывался по сторонам. Казалось, Дэнни (при этой мысли у Джуда тревожно заныло в суставах) погружен в гипнотический транс. Прошла минута, за нею другая, и чем дольше Джуд наблюдал за ним, тем беспокойнее становилось на сердце, тем сильнее сосало под ложечкой. Наконец, толкнув дверь ладонью, Джуд шагнул за порог, поглядеть, что там с Дэнни не так.
13
Снаружи в лицо дохнуло таким холодом, что заслезились глаза. К тому времени как Джуд дошел до машины, разрумянившиеся щеки пылали огнем, а кончик носа окоченел. Время давно перевалило за полдень, однако Джуд до сих пор расхаживал в поношенном домашнем халате, майке и полосатых «боксерах». Порыв ледяного ветра хлестнул по ногам, обжег обнаженную грудь.
Дэнни, даже не повернув головы, безучастно глядел вперед сквозь лобовое стекло. Вблизи он выглядел еще жутче – легонько, мерно трясся всем телом, по щеке медленно ползла книзу капелька пота.
Джуд постучал согнутым пальцем в окно. Встрепенувшись, будто внезапно разбуженный, часто-часто моргая, Дэнни кое-как нащупал кнопку и опустил стекло. На Джуда он по-прежнему глядел разве что искоса.
– Ты чего здесь высиживаешь? – спросил Джуд.
– Знаешь, поеду-ка я домой.
– Ты его видел?
– Знаешь, поеду-ка я домой, да поскорее, – повторил Дэнни.
– Ты мертвеца видел? Что он такого сделал? – терпеливо, спокойно спросил Джуд. Когда требовалось, терпеливым он становился – всему свету на зависть.
– Наверное, у меня просто кишечный грипп. Просто кишечный грипп.
Подняв с колен правую руку, Дэнни утер тыльной частью ладони пот со лба, и Джуд увидел, что в кулаке он крепко сжимает пластиковый канцелярский нож.
– Не смей врать, Дэнни, – сказал он. – Мне просто нужно знать, что ты такое видел.
– Глаза у него… черным чем-то исчирканы. И глядел он прямо на меня. Вот если б он прямо на меня не глядел…
– Не может он тебе сделать ничего этакого, Дэнни.
– Как знать… как знать…
Джуд, сунув руку в кабину, стиснул его плечо. Дэнни в страхе шарахнулся прочь и в то же время отмахнулся от Джуда канцелярским ножом. Конечно, пластиковый клинок его даже не оцарапал, однако руку Джуд предпочел убрать.
– Дэнни, да что с тобой?
– Глаза твои… в точности как у него, – пролепетал Дэнни и судорожно, со скрежетом врубил заднюю передачу.
Джуд отскочил от машины, пока Дэнни, сдав задом, не проехался по его ноге, но Дэнни замешкался, не снимая ноги с педали тормоза.
– Я… это… назад сюда не вернусь, – сообщил он баранке руля.
– Окей.
– Я бы помог тебе, честно, помог… но не могу. Не могу.
– Понимаю.
Дэнни дал газу. Зеленая «Хонда», скрежеща щебнем под колесами, сдала назад, развернулась на девяносто, покатила по склону холма вниз, к шоссе, миновала ворота, свернула влево и скрылась с глаз. Больше Джуд Дэнни не видел никогда в жизни.
14
Проводив взглядом уезжавшего Дэнни, Джуд двинулся к сараю – к вольеру с собаками.
Ветер жалил холодом щеки, каждый вдох насквозь промораживал легкие, но Джуд был этому искренне рад: ведь холод-то настоящий! С самого утра, с тех пор как он наткнулся на мертвеца в коридоре, его все настойчивее, все тесней окружало множество фантастических, кошмарных мыслей, упорно лезущих в повседневную жизнь, где им вовсе не место. В такие минуты как никогда хочется ухватиться хоть за что-нибудь твердое, основательное, настоящее, наложить его, точно скобки, на кровоточащую рану.
Собаки скорбно наблюдали, как он отпирает дверь в их вольер. Проскользнув внутрь, пока они не протиснулись мимо, Джуд присел на корточки, и Ангус с Бон тут же обступили его с двух сторон, тычась носами в лицо. Собаки… они тоже вполне настоящие. Длинные морды, сомкнутые пасти, шоколадные глаза, во взглядах тревога…
– Если со мной что не так, уж вы-то заметили бы? – спросил их Джуд. – Сумели бы черные каракули поверх глаз разглядеть, верно?
Ангус лизнул его щеку – и раз, и другой, а Джуд, чмокнув пса в мокрый нос, провел ладонью по спине Бон, обеспокоенно обнюхивавшей его пах.
Покинув вольер, Джуд решил, что возвращаться в дом ему рановато, и двинулся в сарай. Здесь он обогнул машину и взглянул на собственное отражение в водительском зеркале заднего вида. Нет, никаких черных каракулей. Глаза как глаза, все те же светло-серые зрачки под густыми черными бровями… только взгляд напряжен, будто он замышляет убийство.
«Мустанг» этот, спортивно-гоночный фастбэк 65 года, Джуд в крайне жалком виде приобрел на гастролях у кого-то из осветителей. Гастролировал он тогда десять месяцев кряду, практически без передышек, отправившись в тур вскоре после ухода жены, а по возвращении обнаружил, что дом пуст и заняться ему совершенно нечем. Весь июль и большую часть августа проторчал он в сарае, потроша «Мустанг», избавляя машину от всего проржавевшего, прогоревшего, износившегося, прохудившегося, иструхлявевшего, обросшего коркой спекшегося масла и заменяя отслужившие свое части новыми. Штучный, ручной сборки блок цилиндров, и коленвал, и головки; коробка передач, сцепление, белые кресла с бегущими пони – все родное, оригинальное, кроме того, что касалось звука. В багажнике разместился сабвуфер (лучшая из «базук»), крышу украсила антенна спутникового радио, а штатный радиоприемник уступил место новейшей цифровой стереосистеме. Сколько раз Джуд, с ног до головы в масле, в кровь расшибал костяшки, сколько раз кропил кровью коробку передач… однако подобная грубость «ухаживаний» была вполне в его стиле.
Примерно в это же время у него поселилась Анна. Правда, Анной Джуд никогда подругу не называл – все Флорида да Флорида, а вот сейчас, узнав о самоубийстве, отчего-то вспомнил ее настоящее имя.
Пока он работал, Анна устраивалась с собаками на заднем сиденье, выставив за окно без стекла ноги в байкерских сапогах. Сидела, подпевала знакомым песням, сюсюкала с Бон, приставала к Джуду с вопросами. Спрашивала, не облысеет ли Джуд с годами («Не знаю»), так как облысевшего она его непременно бросит («И я тебя вполне пойму»); и разонравится ли она ему, если обреется наголо («Да»); и даст ли он ей порулить «Мустангом», когда закончит ремонт («Да»); и приходилось ли ему в жизни драться («В драки я стараюсь не ввязываться – со сломанными пальцами на гитаре не очень-то поиграешь»); и отчего он никогда не рассказывает о родителях (на это Джуд не ответил ни слова); и верит ли он в судьбу («Нет», – ответил он, но соврал).
До Анны с «Мустангом» Джуд записал новый диск, сольник, объехал с гастролями не меньше двадцати четырех стран, отыграл тысячу с лишним концертов. Однако, трудясь над машиной, он впервые с тех пор, как от него ушла Шеннон, почувствовал, что занят чем-то осмысленным, вправду полезным… хотя отчего ремонт машины мог показаться ему честным, полезным трудом, а не хобби скучающего богача, в то время как запись альбомов и выступления в битком набитых концертных залах начали казаться не столько работой, сколько забавой, хобби, не понимал, хоть убей.
Тут в голове его снова забрезжили мысли о том, что надо бежать. Взглянуть на ферму в зеркале заднего вида, дать по газам и ехать, ехать – не важно куда.
Вскоре навеянное неотвязными мыслями о бегстве желание сесть в машину и убраться отсюда, не мешкая ни минуты, сделалось таким сильным, что зубы заныли, однако Джуд не сдавался. Нет уж, никуда он не побежит. Прыгнуть за руль и умчаться куда глаза глядят – это не разумный ход, это попросту паника. Вдобавок подобные соображения наводили на новую мысль – обескураживающую, ни на чем не основанную, но удивительно правдоподобную: да ведь мертвец нарочно подталкивает его к бегству! Намеренно гонит подальше от… от чего? Этого Джуд себе даже не представлял.
Собаки в вольере хором залаяли на промчавшуюся мимо фуру.
Как бы там ни было, Джуд никуда не поедет, не рассказав об этом Джорджии. А если в конце концов решит сваливать, так надо бы прежде одеться. Однако еще миг спустя он, сам не заметив как, оказался в кабине «Мустанга», за рулем. Прекрасное место для размышлений. Где ему думалось лучше, чем здесь, в машине, с включенным радио?
