– Это тоже согласовано, – сказал фээсбэшник, руководивший операцией. – Вы очень помогли нам. Спасибо.
И направился к двери.
– Но как же так? Я должен подготовить заключение!.. – запоздало всполошился завлаб.
– Подготовите. Завтра. Завтра мы вам все вернем, – заверили его.
– Нет, так я не согласен. Без расписки не согласен! «Ящик» находится на моем ответственном хранении, и я не могу его отдать просто так!
Руководитель операции вытащил из кейса стандартный лист бумаги и написал расписку, где не было указано, какая организация и для чего изымает «черный ящик», а было просто написано, что некто Ларин В.П. взял на время прибор – одна штука, инвентарный номер… и компьютер «ноутбук» – одна штука. Число и роспись…
И гости быстро, даже быстрей, чем явились, ушли.
Завлаб вопросительно посмотрел на замершее возле двери начальство. Но его вышестоящий начальник только многозначительно пожал плечами. Мол, что я могу поделать – это же ФСБ, с ними не поспоришь!..
«Черный ящик», как обещали, вернули на следующий день. В целости и сохранности.
И попросили вернуть расписку…
Запись была та же самая.
«Отказ двигателя… Падаем, Сережа!.. Падаем, твою мать!..»
Но куда?то подевалась фраза:
«Удар… кажется, левый двигатель…»
И исчезли показания некоторых приборов. В тех местах, где была запись этой, насчет удара, фразы и показания приборов, «носитель» был поврежден. Возможно, во время аварии.
Доказать что?либо было невозможно, потому что внутренности «ящика» действительно кое?где пострадали, но пострадали в других местах, что завлаб точно помнил. Или, может, он ошибся, может, этих слов не было?
Подтвердить свои подозрения он не мог, потому что никаких следов записи ни в «ящике», ни на ноутбуке не осталось. И нигде – не осталось. Разве только в авиадиспетчерской?.. У него был приятель в авиадиспетчерской службе аэропорта, который вел «борт» в последнем его полете. И завлаб, порывшись в служебном справочнике, нашел нужный ему телефонный номер. Ага, вот он…
С минуту он трепался со старым, еще с тех времен, приятелем о семье, погоде и продвижении по службе. А потом спросил:
– У тебя там нет поблизости записи переговоров с упавшим «бортом»?
– Ну ты же знаешь наши порядки, – ответил приятель, намекая на установленный порядок получения служебных записей и документации с грифом ДСП.
Порядки он знал. В этих порядках царил такой беспорядок!..
– Ладно, не надо записи. Просто скажи, ими никто не интересовался, кроме меня? – аккуратно спросил завлаб.
Но куда?то подевалась фраза:
«Удар… кажется, левый двигатель…» И исчезли показания некоторых приборов. В тех местах, где была запись этой, насчет удара, фразы и показания приборов, «носитель» был поврежден. Возможно, во время аварии.
Доказать что?либо было невозможно, потому что внутренности «ящика» действительно кое?где пострадали, но пострадали в других местах, что завлаб точно помнил. Или, может, он ошибся, может, этих слов не было?
Подтвердить свои подозрения он не мог, потому что никаких следов записи ни в «ящике», ни на ноутбуке не осталось. И нигде – не осталось. Разве только в авиадиспетчерской?.. У него был приятель в авиадиспетчерской службе аэропорта, который вел «борт» в последнем его полете. И завлаб, порывшись в служебном справочнике, нашел нужный ему телефонный номер. Ага, вот он…
С минуту он трепался со старым, еще с тех времен, приятелем о семье, погоде и продвижении по службе. А потом спросил:
– У тебя там нет поблизости записи переговоров с упавшим «бортом»?
– Ну ты же знаешь наши порядки, – ответил приятель, намекая на установленный порядок получения служебных записей и документации с грифом ДСП.
Порядки он знал. В этих порядках царил такой беспорядок!..
– Ладно, не надо записи. Просто скажи, ими никто не интересовался, кроме меня? – аккуратно спросил завлаб.
Но приятель его понял.
– Ну как же, приходили ребята «оттуда»… – сделал он многозначительную паузу. – Брали пленку послушать…
– Можешь не продолжать… – оборвал завлаб своего приятеля. Дальше ему и так все было понятно.
Скорее всего, он ошибся. Скорее всего, никакой фразы не было, потому что это место было невосстановимо повреждено. За ту фразу он, по всей видимости, принял шумовые помехи. И авиадиспетчера – тоже…
Заключение он написал, исходя из имеющихся в его распоряжении материалов. Никакие ракеты, попавшие в самолет, в нем не фигурировали, а излагалось несколько наиболее вероятных причин авиакатастрофы, в том числе попадание в двигатель самолета крупной птицы, шаровой молнии или сильного разряда статического электричества.
В официальном заключении были проставлены все печати и росписи всех, кому это было положено сделать, должностных лиц…
Глава 4
Солдаты пришли под утро. Солдаты всегда приходят под утро.
Вначале непроницаемую тьму южной ночи прорезал свет фар далеких, ползущих по разбитой дороге машин. Стекла окон тревожно взблеснули и тут же потухли.
Машины могли проехать мимо поселка. Но не проехали, свернули…
В крайних дворах проснулись собаки. Тявкнули раз, два, загремели цепями и залились отчаянным хриплым лаем.
Машины пересекли поселок и остановились возле одного из домов. Могли остановиться возле другого, хотелось надеяться, что остановятся возле другого, но остановились возле этого…
Спустя мгновенье в ворота постучали. Прикладами автоматов. Так могли стучать только чужие…
Проснувшиеся женщины, запахиваясь в халаты, прильнули к окнам. Но видно ничего не было.
– Эй, открывайте, а то мы ворота высадим!
Это была не пустая угроза, если долго не открывать, солдаты запросто могли, развернув свой «Урал» и дав газу, долбануть бампером в ворота, сорвав их с петель.
Нужно было открывать, и побыстрее. Но женщины никаких самостоятельных решений принимать не могли, потому что в доме были мужчины. Одному из которых было четырнадцать, другому шестнадцать лет. Но все равно они здесь были главными. Мать напряженно ожидала, что скажет ее старший сын, который был здесь, в доме, хозяином.
Стук не прекращался, собаки исходили лаем.
– Пойдите откройте, – сказал главный в доме мужчина.
Ворота открыли. Во двор вошли солдаты с автоматами и в шапочках с прорезями для глаз, натянутых по самые подбородки.
Солдаты не хотели, чтобы их лица увидели и запомнили. Люди, с которыми они имели дело, обид не прощают и не забывают. И мстят! А если все будут в масках, то как узнать, кому мстить?
– Уберите собак! – приказали солдаты. Собаки рвались с цепей, норовя укусить непрошеных гостей.
– Где твой сын? – спросили люди в масках мать.
Они приехали за ним.
Мать молчала.
Сына нашли сразу, он не прятался и не пытался бежать. Поздно было бежать, раньше надо было об этом думать!
Солдаты рассыпались по двору и по дому, обшаривая каждый?угол. Командир, который, как все, был в камуфляже без погон и опознавательных знаков, в бронежилете, ждал, развалясь на стуле.
Арестант стоял рядом.
Женщины жались к стенам, испуганно прикрывая лица платками. Никто ничего не говорил, и так все было ясно!
Из подвала, где хранились запасы, выбрался солдат.
– Вот, нашел! – показал он какой?то длинный, обмотанный бечевкой, сверток.
Бечевку срезали штык?ножом и развернули тряпку. В свертке был автомат Калашникова, несколько рожков к нему и несколько гранат «Ф?1».
Командир взял автомат в руки.
– Новье, муха не сидела! А мы дерьмом воюем, – тихо заметил он.
Развернул автомат дулом к себе и потянул носом воздух. Из ствола пахло гарью.
– Что ж ты оружие не чистишь? – недобро усмехнулся командир. – Оружие надо в чистоте содержать!
Парень молчал, злобно глядя на солдат. Он даже не говорил, что этот автомат нашел.
– Ну?ка, посмотрите его…
Солдаты подошли к хозяину дома и рванули с него рубаху. Кто?то поднес поближе керосиновую лампу и, подкрутив фитиль, добавил огня.
– Сюда, сюда свети.
Лампу поднесли к самому плечу. К правому плечу.
– Ага, вот, видишь… – ткнул кто?то пальцем. На плече можно было различить неясные, уже почти ушедшие, синяки. Все было ясно.
– Собирайся, – приказал командир.
Парня подтолкнули к двери.
Но путь солдатам преградила мать.
– Не отдам! – отчаянно выкрикнула она, хватаясь за сына. – Вам мало, что вы убили его отца и брата? Теперь вы хотите забрать его?..
Она плакала и цеплялась за сына, словно могла его удержать.
– Уберите ее, – приказал командир.
Женщину оттащили, а ее сына вытолкали на крыльцо и повели к машине.
Собаки все так же отчаянно лаяли и бросались на солдат. И уже все собаки в округе заливались лаем и гремели цепями, вторя им. И вряд ли уже кто?нибудь спал.
– Давай, пошел!.. – поторапливали солдаты пленника, потому что спешили поскорее отсюда убраться. Во дворе им показалось, что пленник идет недостаточно быстро, и шедший сзади солдат пнул его, погоняя, под зад носком ботинка.
Пленник извернулся и ударил его головой в лицо. Солдат охнул и присел, схватившись руками за разбитый нос. К взбунтовавшемуся пленнику подскочили со всех сторон, уронили и стали пинать и колотить прикладами по плечам и голове.
Истошно закричали мать и сестры. И откуда?то сверху, с крыльца, на солдат свирепым волчонком бросился младший брат. В руках его сверкнул нож.
– Ах ты, щенок!
Мальчишку повалили, вырвали у него нож и тоже стали пинать. По?взрослому. Без скидок. Избиение продолжалось несколько минут.
– Всё… Отставить, я сказал! – крикнул командир.
Солдаты нехотя отошли от поверженных, окровавленных тел.
– Замочить их, сук! – в горячке предложил кто?то.
Пленника подхватили под руки и волоком потащили к машине. Где, раскачав, бросили в кузов. Как мешок картошки. Командир забрался туда же, потому что в кабинах здесь ездить было небезопасно.
Машины с трудом развернулись на узкой улочке, повалив какой?то забор и с хрустом смяв какие?то кусты.
– Поехали!..
В темноте возле дома остались стоять, наблюдая за мечущимся далеко впереди, удаляющимся светом фар, родственники увезенного солдатами пленника. Женщины тихо плакали.
Хозяин дома, главный теперь в семье мужчина – их младший и последний сын и брат Мурад, – не плакал. Он стоял в темноте один, в стороне от женщин и смотрел на ползущие по дороге машины, увозящие его брата, сцепив зубы и сжав кулаки.
– Трусливые шакалы! – с ненавистью сказал он. – Я отомщу им!..
«Урал» медленно тянулся по разбитой дороге, объезжая ямы и воронки. В кузове, на деревянных скамьях, зажав между колен автоматы, сидели солдаты. Среди которых был их командир.
Никто не разговаривал, все были сосредоточены и погружены в себя. Или просто мрачны… Вчера вечером их подразделение понесло потери в личном составе…
