Он уже развернулся в сторону выхода, но я сумел преградить ему путь.
– Постой, постой же! Мы понятия не имеем, кто это прислал. Возможно, это западня – наживка, чтобы ты привел ведьм прямиком к сестре.
Клоустон испуганно прикрыл ладонями рот.
– Моя клиника… Моим пациентам грозит опасность?
Мы не смогли ему ответить.
– А ты что предлагаешь делать? – спросил у меня Макгрей. – Просто не обращать на это внимание? Ты же знаешь, на что ведьмы способны ради мести!
– Именно поэтому нам нельзя пороть горячку! – Я сделал акцент на последних трех словах. – Для начала нужно выяснить, откуда взялись записки. В чьих интересах было бы?.. – На этих словах я задохнулся и перевел взгляд на доктора: – Это вы положили сюда записку?
Бледное лицо Клоустона побагровело.
– Да как вы смеете такое говорить?
– Вам доводилось нарушать закон, – не обинуясь сказал я. – И вы пришли сюда раньше нас.
– Не неси чепуху, Фрей! – вскричал Девятипалый. – С чего бы доктору таким заниматься?
– Многое в нем вызывает у меня вопросы, – резко ответил я. – Но сейчас…
– Ох, заткнись! Подумай! Допустим, ты прав и… Маргаритки устроили западню и ждут, когда я приведу их к Фиалке. О чем это, по-твоему, говорит?
Я понимал, к чему он клонит, но не желал в этом признаваться.
– О том, что им неизвестно, где она, – ответил за меня Клоустон.
– И в таком случае, – добавил Макгрей, – мы можем пробраться туда незамеченными и проверить, все ли у нее в порядке.
Я потер лицо.
– Как именно ты собираешься это провернуть? Тебе прекрасно известно, что у этих женщин всюду есть глаза. Все эти вороны и кошки…
– Их заколдова…
– Даже не думай твердить, что они заколдованы!
Макгрей зарычал и стиснул кулак. Он еле сдерживался, чтобы не врезать мне.
– Но твое королевское высочество тем не менее согласно с тем, что нам следует избегать воронов и кошек.
– Да, я согласен. Именно их…
– Ладно. Самый быстрый путь к Фиалке – по морю.
Я рассмеялся.
– Ты – и на корабле? С твоей морской болезнью? Да ты же селезенку свою рыбам отдашь еще до того, как мы Ферт-оф-Форт[8 - Залив Северного моря, устье реки Форт, которая впадает в него с запада. Северные районы современного Эдинбурга выходят прямо к заливу.] покинем.
Макгреев кулак застыл в дюйме от моей челюсти.
– Дай мне договорить, или, клянусь…
Я поднял руки вверх и умолк.
– Самый быстрый путь туда – морем, – продолжал он, понизив голос. – Если отплывем ночью, то без огней сможем отойти довольно далеко от берега. Если кто-то попытается сесть нам на хвост, мы легко от них скроемся.
Я поджал губы.
– Ты же не станешь отрицать, что это сработает, – упорствовал Макгрей.
И я действительно не стал. Одинокий корабль в открытом океане, туманном и морозном, вдалеке от берега не отследить даже вездесущим воронам этих женщин.
Я вздохнул:
– Хорошо. Предположим, я согласен с тобой и мы отправимся в путь. Нам потребуется… – я решил не углубляться в детали вслух, – …нам понадобится немалое количество времени, чтобы сплавать туда и обратно, – времени, которое мы сейчас не можем растрачивать понапрасну с учетом того, что королева Виктория жаждет нашей крови, и всего прочего.
– Чего жаждет королева? – переспросил Клоустон.
– Потом расскажем, – ответил Макгрей и повернулся ко мне. В глазах у него снова заплясали огоньки. – Знаешь, я тут вот что подумал… поездка к Фиалке вовсе не будет напрасной тратой времени.
– Будь добр, объяснись.
Он выдернул у меня из рук последнюю записку и ткнул в имя.
– Маргарита, – сказал он. – Так звали верховную ведьму. Первой нам о ней сообщила Фиалка. Помнишь?
– Да как такое забудешь? – сказал я.
– А помнишь, откуда она узнала это имя?
– Опять-таки – разве такое забудешь? – повторил я, но с большей горечью в голосе.
В лечебнице для душевнобольных лорд Джоэл и Фиалка занимали соседние палаты в крыле, отведенном для состоятельных пациентов, и разделяла их одна лишь стена. Судя по всему, сыну леди Энн нравилось читать Фиалке вслух – это занятие, похоже, успокаивало обоих, поэтому их общение – всегда под надзором – поощрялось. Единственный раз, когда они ненадолго остались вдвоем, выпал на ту самую ночь, когда лорд Джоэл убил ведьму, выдававшую себя за его сиделку, и сбежал из лечебницы. А еще той ночью в первый и последний раз за все время, проведенное в лечебнице, Фиалка разговаривала. С Джоэлом Ардглассом.
– Вдруг она слышала что-то еще? – предположил Макгрей, прекрасно зная, в какую сторону движутся мои мысли. – Что, если тот говнюк Ардгласс не только назвал имя, но рассказал ей куда больше? Фиалка могла бы нам помочь!
Мы с Клоустоном опасливо переглянулись. В голосе Макгрея звенело хорошо знакомое нам отчаяние.
– На этот довод у меня есть два возражения, – ответил я со всей возможной деликатностью. – Во-первых, неужели ты забыл, что случилось, когда ты в последний раз навещал Фиалку?
Я не вкладывал в свои слова упрек, но именно он в них и прозвучал, и Девятипалый потупился. Во время того самого визита Фиалка сумела сбежать от больничных надзирателей и добралась до ближайшей отмели. Если бы ее нашли чуть позже, она могла бы утонуть.
Мы с Клоустоном подозревали, что состояние Фиалки ухудшило само присутствие Макгрея – брат служил неизменным напоминанием о ее прошлом… о ее преступлении.
– Второе мое возражение, – продолжал я – Макгрей так и не поднял глаз, – увы, касается состояния твоей сестры.
– Ох, Фрей!
– Ты сам видел, как это дело на нее повлияло. Это дело – та самая причина, по которой доктору Клоустону пришлось услать ее подальше. Даже будь она способна говорить, – Макгрей вздрогнул. – Неужели тебе так хочется явиться туда и снова мучить ее расспросами?
Он вперил в меня подозрительно напряженный взгляд:
– Возможно… это следует сделать тебе.
У меня просто челюсть отвисла.
– Сделать что?
– Ты мог бы ее допросить.
Я отвел взгляд.
– Господь всемогущий!
– Мы ведь этого еще не пробовали, – напирал Девятипалый. – Мне стоило разрешить тебе допросить ее еще тогда, а не давить на нее самому. В последние месяцы я не раз об этом думал.
Я понял, что мне не обойтись без подкрепления.
– Доктор Клоустон не даст на это добро, – заявил я и обратился к нему: – Скажите ему, доктор.
Я ожидал немедленной поддержки, ибо наш добрый доктор всегда быстро отметал и куда более сумасбродные идеи Макгрея. К моему огорчению, Клоустон крепко задумался.
Когда он повернулся ко мне, лицо его выражало нечто очень странное. Не могу точно это описать, но было ясно одно – его раздирали противоречия.
– Возможно, это… не худшая мысль.
Челюсть моя с грохотом рухнула на пол.
– Не худшая! Вы что, тоже умом тронулись?
Он посерьезнел так, что я испугался.
– Адольфус прав. Нам известны всего два случая, когда Эми вступала в общение. Впервые – в присутствии лорда Джоэла…
Я спрятал лицо в ладонях, подозревая, к чему клонит доктор.
– А второй раз – в присутствии вас, инспектор Фрей. Я сам был тому свидетелем.
Они смотрели на меня так, будто я внезапно обратился в святой Грааль.
– Хотите сказать, что мисс Макгрей лучше реагирует… на незнакомцев?
– Именно, – подтвердил Клоустон. – Мы – и я имею в виду нас с Адольфусом и весь персонал лечебницы, – возможно, вызываем у нее слишком сильное волнение. – Он заметил, что Макгрей насупился. – Вопреки нашим лучшим побуждениям, разумеется.
– Брат, которого она покалечила, – процедил я сквозь зубы. – И ее… надзиратели.
Я прикусил язык, едва не признав вслух, что логика в этой теории все же есть.
Макгрей скрестил руки на груди.
– Не думай, что меня это не страшит, Перси; оставить сестру наедине с грязным англичашкой…
– Наедине?! – возопил я, залившись краской.
– Иначе никак, – сказал Клоустон. – Крайне важно, чтобы она не знала о нашем присутствии.
– Нашем? – переспросил я.
– Конечно, инспектор. Неужели вы думаете, что я позволю вам поставить этот маленький эксперимент, не будучи рядом? Если едете вы, то еду и я.
Я в изнеможении застонал.
– Макгрей, наше время сейчас на вес золота. Нам даже обсуждать это все не следует. Нужно вернуться на работу и…
– И что? – вскинулся Макгрей. – Ждать? Мои знакомые ответят мне не раньше, чем через пару дней, да и леди Гласс тебе сказала, что ей тоже нужно время, чтобы добыть для нас сведения. – На этих словах Клоустон тревожно встрепенулся. – Речь не о вас, доктор, не волнуйтесь. Но Перси тоже прав, времени у нас на грош. Если вы едете с нами, то будьте готовы отправиться сегодня же ночью.
– Сегодня же? – хором возмутились мы с Клоустоном.
– Да, – ответил Макгрей. Он вложил записку в мою ладонь и развернулся к выходу. – Так что я пойду подыщу для нас транспорт. А ты, Фрей, ступай домой и упакуй свои тиары.
Он ушел, прежде чем я успел возразить. Клоустон заметил, как я разъярен, и примирительно коснулся моего плеча.
– В его задумке, – шепнул он мне на ухо, – есть зерно здравого смысла, инспектор. С учетом всех обстоятельств.
В ответ на это я лишь фыркнул.
– Здравый смысл! Как вы можете так говорить? Почему вы с такой готовностью поддержали этот нелепый план?
Клоустон опустил взгляд. Лицо его по неведомой мне причине источало вину.
ДНЕВНИК – 1827
17 октября. […] Во Флоренции у меня помутилось зрение. […] Каждый глаз видел свое. […] Мне дважды прикладывали к вискам пиявок – дали слабительное; Один раз вырвало, и дважды мне делали кровопускание из руки. […]
Стала проявляться новая болезнь: с каждым днем силы постепенно покидают меня. […] В Копчике и Промежности ощущается тупое онемение и утрата чувствительности. […]
По прошествии времени, где-то 4 декабря, ноги мои совсем лишились силы, и дважды за один день мне случилось упасть на пол. […] Мне пришлось оставаться на полу, пока не пришел мой Слуга и не поднял меня.
9
