В этот момент в бар влетел возбужденный Бакстер с газетой в руках.
– Эй, парни, – воскликнул он, – мы попали на первые полосы!
Он разложил на столе местную газету, и они увидели набранный крупным шрифтом заголовок: «УРАГАН: 250 ПРОПАВШИХ БЕЗ ВЕСТИ».
– Ураган? – удивился Пикник. – Какой, к черту, ураган?
– Может, моряки не могут поднять самолет, – сказал Риццо, – а нас направили сюда искать глаз бури.
– Интересно, что там все-таки происходит, – задумчиво произнес Бакстер. – Черт, должно быть, дело дрянь, раз все линии связи оборваны.
Ураган, как выяснилось из газеты, полностью смел с лица земли поселок Креол, расположенный на острове или, вернее, на возвышенном участке посреди заболоченной дельты реки, милях в двадцати от Лейк-Чарльз[45 - Ураган, как выяснилось из газеты, полностью смел с лица земли поселок Креол, расположенный на острове или, вернее, на возвышенном участке посреди заболоченной дельты реки, милях в двадцати от Лейк-Чарльз. – Настала пора сказать, что в основу рассказа положены подлинные события. 27 июня 1957 г. ураган Одри разрушил в южной Луизиане город Кэмерон. Все обстоятельства, перечисленные Пинчоном (ошибки метеорологов, множество погибших, участие военных и даже расположение спасателей в студенческом кампусе), соответствуют этому случаю. Форт Таракань в реальности назывался форт Полк. Вот только действие перенесено с конца июня на середину июля.]. Большой беды вполне можно было избежать, если бы не ошибка метеорологов. В среду днем, когда местные жители начали эвакуироваться, Бюро погоды объявило, что ураган придет не раньше вечера в четверг. Оно убеждало людей не торопиться и не создавать заторов на дорогах. Времени якобы имелось предостаточно. Ураган налетел в среду ночью, где-то между полуночью и тремя часами утра, и основной удар пришелся на Креол. Сюда стягивались силы Национальной гвардии, говорилось в газете, а также спасатели из Красного Креста, подразделения армии и флота. Предпринимались попытки направить самолеты с базы ВВС в Билокси, но погодные условия были очень плохими. Одна из крупных нефтяных компаний выделила два буксирных судна для спасения пострадавших. Креол, по всей видимости, вот-вот должны объявить зоной бедствия. И так далее. Они заказали еще пива и поговорили об урагане, и все согласились, что ближайшие несколько дней, скорее всего, придется вкалывать, и принялись на чем свет стоит проклинать армию США.
– Подавайтесь на сверхсрочную, – сказал Риццо, – пока еще можете. А мне осталось триста восемьдесят два треклятых дня. Ни черта я не успею.
Левайн улыбнулся.
– Ерунда, – сказал он, – просто тебя все это достало.
Когда они вышли из бара, на улице поливал дождь и становилось прохладней. Они сели в машины и выехали по слякоти из городка к пункту сбора, назначенному лейтенантом Пирсом. Его самого там еще не было. Припарковав машину, Левайн и Пикник остались сидеть в кабине, слушая, как дождь барабанит по крыше. Левайн достал из кармана «Болотную девку» и погрузился в чтение.
Чуть погодя подошел Риццо и постучал в стекло.
– Генерал едет, – сказал он, показывая на дорогу.
Сквозь пелену дождя они увидели приближающийся джип, за рулем которого смутно угадывалась фигура в хаки. Джип остановился у грузовика Риццо, водитель вылез из машины и вразвалку подбежал к ним. Лицо у водителя было небритым, глаза красными, а форма – потрепанной и грязной, и, когда он заговорил, голос у него слегка дрожал.
– Вы из Национальной гвардии? – спросил он надрывно-громким голосом.
– Ха, – возмутился Риццо. – Нет. Но, ей-богу, мы ничем не хуже.
– Да уж. – Прибывший повернулся, и Левайн с ужасом осознал, что у того на плечах по две серебряные нашивки. – Там такая кутерьма, – пробормотал офицер, покачав головой, и пошел к своему джипу.
– Извините, сэр, – крикнул ему вдогонку Левайн. И тихо добавил: – Бог ты мой, Риццо, ты видел?
Риццо рассмеялся.
– Война – это ад[46 - Война – это ад… – Слова генерала Уильяма Текумсе Шермана (1820–1891), командующего Западным театром действий в армии Севера (Гражданская война в США, 1861–1865).], – жестко сказал он.
Они просидели в кабине еще с полчаса, прежде чем наконец появился лейтенант. Они рассказали ему о капитане, который искал Национальную гвардию, и показали статью об урагане.
– Ладно, пора двигаться, – сказал Пирс. – Там уже все с ума сходят без связи.
Как выяснилось, армейские подразделения обосновались на территории кампуса Макнизского колледжа на окраине городка. Уже стемнело, когда два фургона, проехав по тихим улочкам кампуса, остановились на огромном, поросшем травой пустыре.
– Эй, – крикнул Пикник Бакстеру, – давайте, кто быстрее.
Они бросились разворачивать 40-футовые антенны, и Бакстер с Риццо закончили первыми.
– Ну и черт с вами, – сказал Левайн, – угостим вас пивом, когда покончим с этой фигней.
Пикник занялся ТСС-3, а Левайн принялся налаживать РЛС-10[47 - Пикник занялся ТСС-3, а Левайн принялся налаживать РЛС-10. – ТСС-3, РЛС-10 – радиорелейные станции.]. К полуночи связь была установлена.
К ним в фургон заглянул Бакстер.
– С вас пиво, ребята, – сказал он.
– Здесь поблизости есть хоть один бар? – спросил Левайн.
– У нас только ты и Риццо в колледжах учились, – сказал Бакстер. – Так что вы должны быть здесь как дома.
– Да, Натан, – тихо поддакнул Пикник, оторвавшись от ТСС-3. – Тебе, как бывшему студенту, и карты в руки.
– Тоже мне вечер встречи выпускников, – сказал Левайн. – Может, лучше набить тебе морду?
– Может, лучше угостишь нас пивом? – предложил Бакстер.
В нескольких кварталах от стоянки они нашли небольшой студенческий бар. Сейчас в Макнизском колледже занятия продолжались только на летних курсах, и в баре было лишь несколько парочек, танцевавших под ритм-энд-блюз. Над стойкой висела полка, уставленная кружками, на которых были написаны имена завсегдатаев. Обычный студенческий бар.
– Ничего, – бодро сказал Бакстер, – пиво оно и в Африке пиво.
– Давайте петь студенческие застольные песни, – предложил Риццо.
Левайн посмотрел на него.
– Ты серьезно? – спросил он.
– Лично я, – сказал Бакстер, – терпеть не могу всей этой университетской чепухи. По мне, главное – жизненный опыт.
– Деревня, – сказал Риццо, – гордись, что сидишь в обществе трех лучших интеллектуалов армии.
– Я не в счет, – сказал Левайн. – Я карьерист, и точка.
– Вот и я о том же, Натан, – сказал Бакстер. – У тебя диплом колледжа, а добился ты того же, что и я, хотя я и в школе недоучился.
– Беда Левайна в том, – сказал Риццо, – что он хотя бы самый ленивый раздолбай в армии. Делать ничего не хочет и боится пустить корни. Он как зерно, упавшее на каменистое место, где земля неглубока.
– И когда восходит солнце, – улыбнулся Левайн, – я увядаю и засыхаю[48 - Он как зерно, упавшее на каменистое место, где земля неглубока. / – И когда восходит солнце, – улыбнулся Левайн, – я увядаю и засыхаю. – Ср.: «И учил их притчами много, и в учении Своем говорил им: слушайте: вот, вышел сеятель сеять; и, когда сеял, случилось, что иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то. Иное упало на каменистое место, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока; когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло» (Мк. 4: 2–6).]. Как ты думаешь, какого черта я столько времени сижу в казарме?
– Риццо прав, – сказал Бакстер, – в этом смысле форт Таракань в Луизиане – самое каменистое место.
– И солнце там жарит будь здоров, это точно, – сказал Пикник.
Они сидели, пили пиво и трепались до трех часов утра. Уже в фургоне Пикник сказал:
– Господи, этот Риццо говорит как заведенный.
Левайн сложил руки на животе и зевнул.
– Кто-то ведь должен говорить, верно?
На рассвете Левайн проснулся от громкого рева и оглушительного грохота, раздававшегося в самом центре пустыря.
– Арррр, – зарычал Левайн, зажав уши. – Что за чертовщина?
Дождь перестал, и Пикник уже вылез из машины.
– Ты только посмотри, – сказал Пикник.
Левайн высунул голову из кабины и огляделся. В сотне ярдов от их машины один за другим, словно гигантские стрекозы, взлетали армейские вертолеты, видимо отправляясь обследовать то, что осталось от поселка Креол.
– Вот тебе на, – сказал Пикник. – Выходит, ночью они уже были здесь.
Левайн закрыл глаза и откинулся на сиденье.
– Ночи здесь темные, – сказал он, наладившись спать.
Проснулся около полудня, голодный и с пульсирующей болью в голове.
– Пикник, – рявкнул он, – где здесь дают пожрать?
Пикник продолжал храпеть.
– Эй, приятель! – Левайн схватил его за волосы и несколько раз тряхнул.
– Чего тебе? – спросил Пикник.
– Слушай, здесь есть полевые кухни или вообще какая-нибудь еда? – поинтересовался Левайн.
Риццо вылез из своего фургона и подошел к ним.
– Ну вы и лодыри, – сказал он. – Мы уже с десяти часов на ногах.
Чуть дальше на площадке приземлялись вертолеты с пострадавшими и, выгрузив их, взлетали вновь. Рядом стояли санитарные машины, суетились врачи и санитары. Вокруг было полно фургонов, джипов, грузовиков, солдат в полевой форме, и лишь изредка в этой толпе мелькали младшие офицеры в хаки и армейские чины со звездами.
– Боже мой, – сказал Левайн, – что за дурдом.
– Тут полно газетчиков, фотографы из «Лайфа», и кинохронику, наверно, снимают, – сказал Риццо. – Теперь это зона бедствия. Официально.
– Ничего себе, – сказал Пикник, прищурившись. – Гляньте, какие девушки.
Несмотря на летние каникулы, здесь было много студенток – и несколько довольно симпатичных, – бродивших в толпе защитного цвета. Бакстер повеселел.
– Я был прав, – сказал он. – Если достаточно долго торчать в Таракани, наверняка подвернется что-нибудь стоящее.
– Тут прямо как на Бурбон-стрит в день получки[49 - …прямо как на Бурбон-стрит в день получки… – Бурбон-стрит – улица во Французском квартале Нового Орлеана, где сосредоточены бары, ночные клубы и прочие развлекательные заведения.], – сказал Риццо.
– Не трави душу, – сказал Левайн и чуть погодя добавил: – Какой здесь, к черту, Новый Орлеан.
Ярдах в двадцати он заметил фургон с надписью на борту «131-й батальон связи». Машина была основательно помята, одно крыло отсутствовало.
– Эй, Дуглас! – крикнул Левайн.
Сидевший у переднего колеса фургона долговязый рыжий РПК[50 - РПК – рядовой первого класса.] поднял голову.
– Ну ничего себе, – отозвался он. – Где же это вы, парни, так застряли?
Левайн подошел к нему.
– Когда вас сюда перебросили? – спросил Левайн.
– Ха, – сказал Дуглас, – меня и Стила отправили прошлой ночью, сразу как началось. Чертов ветер сдул нас с дороги.
Левайн посмотрел на машину.
– Как там вообще? – спросил он.
– Хуже некуда, – ответил Дуглас. – Единственный мост снесло. Саперы наводят понтонную переправу. От поселка ни хрена не осталось. Все залило водой, река поднялась футов на восемь. Там только здание суда стоит, оно из бетона. И жмуриков немерено. Их на буксирах вывозят и складывают, как поленья. Вонь несусветная.
– Ладно, весельчак, – сказал Левайн. – Я еще не завтракал.
– Придется тебе, старик, пока что питаться бутербродами и кофе, – сказал Дуглас. – Тут кругом бегают девчонки и всем дают. В смысле, бутерброды и кофе. А больше нам тут ничего и не светит.
– Не бойся, – сказал Левайн, – еще засветит. Всем нам. Надо же как-то отыграться за пропавшее увольнение.
Левайн вернулся к своему грузовику. Пикник и Риццо сидели на капоте и жевали бутерброды, запивая их кофе.
– Где вы это раздобыли? – спросил Левайн.
– Одна девчонка принесла, – сказал Риццо.
– Надо же, – сказал Левайн, – первый раз этот чокнутый придурок не соврал.
– Посиди здесь, – сказал Риццо, – может, другая придет.
– Не уверен, – сказал Левайн. – Похоже, я могу подохнуть от голода. Как видно, удача сбежала от меня. – Он кивнул в сторону группки студенток и, словно ощутив некую доселе дремавшую эмпатию, сказал Риццо: – Уже столько времени прошло.
Риццо глухо рассмеялся.
– Тебе что, на гражданку захотелось? – спросил он.
– Не в этом дело. – Левайн покачал головой. – Это что-то вроде замкнутой цепи. Все настроены на одну частоту. Через какое-то время вообще забываешь об остальных излучениях спектра и начинаешь верить, что существует только эта частота и только она имеет смысл. Но на самом деле повсюду можно обнаружить другие прекрасные цвета, а также рентгеновское и ультрафиолетовое излучение.
– Тебе не кажется, что Таракань тоже в замкнутой цепи? – спросил Риццо. – На Макнизе свет клином не сошелся, но и Таракань еще не весь спектр.
Левайн покачал головой.
– Все вы, срочники, одинаковые, – сказал он.
