Володя не похож ни на кого из родителей, ни на своего паясничающего отца, ни на холодную, помешанную на себе маму, а Боря – он похож на обоих.
Я сказал:
– Наверное, она вам напишет.
– А твоя мамаша? – сказал Боря. – Ты ж «наебыш», Жданов. Вот она себе всю жизнь и старается доказать, что ты не зря у нее родился и жизнь ей не сломал.
– Зачем ты меня обижаешь? – спросил я. – Что ты хочешь сказать? Что мы с тобой оба умрем? Ты что, боишься?
Я собой не горжусь. Я так сказал из злости, чтобы сделать больно уже ему.
Он ударил меня и разбил мне губу.
Я утер кровь и сказал:
– Я справлюсь, потому что я правда этого хочу. А ты-то хочешь?
Измазанные красным пальцы я помыл в море.
Боря сказал:
– Будь мужиком, Жданов.
Но на самом деле, наверное, ему незачем было говорить это мне.
Не надо думать, что я больше совсем не купался. Я искупался еще раз! От соленой воды разбитая губа болела, но я читал, что море обеззараживает.
Правда, Андрюша потом сказал, что иногда можно так подхватить бактерию, которая разъедает плоть.
Надеюсь, я ее не подхватил!
Потом мы шли с пляжа через лиман. Девочки сказали, что тут лечебная грязь. Они вымазались ею все, и выглядели, как представительницы какого-то дикого племени. Наверное, такими представлял наших предков Максим Сергеевич.
– Парни, вы тоже хотя бы тапки снимите, – сказал Максим Сергеевич. – Вдруг правда лечебная.
Мне такое неприятно, но я обычно выполняю все, что говорят взрослые. Без шлепанцев идти по грязи оказалось странно, она была черная и такая мягкая, легко скользила между пальцев.
Мы прошли по этой грязи вдоль мелкого заливчика, а потом еще долго шли между тихой дорогой и выбеленным солнцем каменным забором, из-за которого выглядывали ветви сливовых и вишневых деревьев.
– Нельзя воровать! – говорил я. – Это же чужие сливы.
Володя сказал:
– То есть как, чужие? То есть собственники скрывают свои сливы от трудового народа?
На это мне нечего было ответить, и я сунул предложенную мне сливу в карман.
– Все равно их требуется сначала помыть. И они еще недозрелые, живот заболит.
Максим Сергеевич всю дорогу выглядел так, словно решает какую-то важную задачу. Потом он сказал:
– И правда, пойдем сегодня вечером на набережную погуляем.
– Классно, – сказал Володя. – А отбой можно попозже?
– Не настолько я жалостливый человек. Отбой по расписанию.
Когда мы дошли до корпуса, девочки тут же побежали смывать с себя засохшую грязь, Максим Сергеевич сказал, что ему надо повидаться с Эдуардом Андреевичем, а мы остались стоять между кипарисами.
Володя сказал:
– Макся лапа сегодня.
– Всем бы такого Максю, – сказал Боря. – Эй, дрочер, что насчет пыточек? Уже предвкушаешь?
– Да, – сказал Андрюша.
– Ты лучше скажи, где ты был вчера ночью, Володя? – сказал я.
– Это одна из загадок, оставленных в наследство человечеству, – ответил Володя.
– А твое-то какое дело? – сказал Боря.
– Такое, что я в ответе за дисциплину.
– Конечно, ты в ответе, крошка политрук. Заведи журнал и отмечай там отсутствующих.
Я решил так и сделать.
Боря пнул камушек, он отлетел в окно первого этажа, со звоном об него ударился и упал.
– Вот это меткость, – сказал Володя.
– Один – ноль в пользу меня, играем дальше.
Пока Володя искал камушек, я сказал Андрюше:
– Надо успеть до обеда привести себя в порядок.
– Я прочитал, что здесь водятся светлячки. Вдруг мы их увидим. На вид они очень отвратительные, если их рассмотреть.
Настроение у меня теперь стало хорошее, и я почти обо всем забыл, что меня сегодня волновало. Мы с Андрюшей решили пойти наверх, но когда мы уже почти подошли к крыльцу, кто-то сшиб с ног меня, а я уже сшиб Андрюшу.
Сначала я подумал, что это очередная выходка Бори, но потом я увидел Борю и Володю. Они стояли поодаль, лица у обоих были одинаково удивленными, и они показались мне еще более похожими, чем обычно.
– Там! – сказал мне тот, кто нас сбил. – Собака рожает! Пошли смотреть!
– Что? – спросил я.
– Ну, собака. Она сейчас родит за столовой! Пошли срочно смотреть!
Я уже совсем ничего не понимал. Андрюша сказал:
– Я коленку разбил.
Я сказал:
– Да какая собака?
Боря засмеялся, а Володя спросил мальчика, который нас с Андрюшей сбил:
– Эй, пацан, ты вообще кто?
– Сейчас это вообще не важно, кто я, просто пошли смотреть собаку.
– А она реально рожает?
– Реально рожает она.
Наконец, я рассмотрел мальчишку, говорившего так странно. Он определенно был нашим ровесником. Тощий, вихрастый, бледный, он казался каким-то нездоровым, но в то же время полным энергии.
Мне сразу пришло на ум сравнение: больной волчонок.
– Тебя как зовут-то? – спросил Володя.
– Да это сейчас вообще не важно!
Речь у него была странная, какая-то немножко вывернутая наизнанку, словно он только учился говорить. Чуть подальше стоял еще один мальчик, вот уж явно младше нас года на три. Он выглядел смущенным и перепуганным. Я спросил:
– А ты кто? Ты тоже…
Но наш новый знакомый не дал мне договорить, он схватил меня за руку, помог мне подняться и сказал:
– Ой, все, пошли быстрее собаку смотреть.
И мы пошли, нет, даже побежали смотреть собаку.
Мальчик поменьше побежал за нами, он изрядно отстал. Наш новый знакомый говорил на бегу:
– Я – Ванечка, это – Алеша, мой младший брат.
– Многое проясняет, – сказал Володя. Он легко вырвался вперед, потому как бегал быстрее нас всех, развернулся и спросил:
– Ты из первого корпуса?
– Ну не важно же откуда я. Когда родит она, тогда я все расскажу.
– Мы из первого корпуса, – сказал Алеша. – Наш папа здесь лечится. То есть мой папа. А наша мама здесь отдыхает.
Они вовсе не были похожи на братьев. Старший, Ванечка, весь острый, глазастый, скуластый, с мордочкой и правда чуть напоминавшей собачью. Волосы его были темными и кудрявыми, а глаза яркими и зелеными. В Ванечкиной внешности таилось нечто странное, какая-то красота, которая немножко похожа на уродство. Его младший брат же был похож на очень реалистично исполненную куклу. Светловолосый, с аккуратными чертами лица, довольно длинными, по уши, волосами, он казался мальчиком-пажом из иллюстрации к какой-нибудь сказке, тогда как Ванечка скорее напоминал маленького разбойника.
Не знаю, хотел ли я на самом деле смотреть, как рожает собака. Может быть, и нет, но все побежали, и я, как в поговорке, тоже побежал.
Вообще-то мне не нравятся такие физиологические вещи, в природе не хватает строгости и чистоты. Машины появляются на свет куда более чистым образом, чем живые существа. Но в то же время мне было любопытно. Я же еще никогда не видел совсем слепых щенков.
Собака лежала на газетах около мусорного контейнера с белой надписью «Пищевые Отходы».
Я сказал:
– Здесь ей, наверное, очень негигиенично.
Боря сказал:
– Вот это «охуеть», реальная беременная собака.
– Я же говорил, – сказал Ванечка.
Володя сказал:
– Честно говоря, понятия не имею, как принимают роды у собак.
– Ты типа имеешь понятие, как роды у людей принимают? – сказал Боря.
Андрюша первый сделал шаг к собаке. Он сказал:
– Если какой-то щенок застрянет, надо будет его вытащить. Как с людьми.
– Фу.
– Фу.
– Фу.
– Круто.
Последнее, разумеется, сказал Ванечка.
– Не зря я вас позвал, – добавил он.
– А я думаю, что зря, – сказал я. Собака была черная с подпалинами, она разлеглась печально и устало, глаза ее казались бездонными, полными боли, пасть была приоткрыта, живот раздут. Она не издавала ни звука, только тяжело дышала.
Алеша стоял чуть поодаль. Я видел, что он боится собаки, но ему любопытно.
Он сказал:
– Она может укусить.
– Она злая? – спросил Володя.
