Не зря говорят, что самое тёмное время – перед рассветом. Ночь можно было мешать ложкой, такой она казалась непроглядной.
Я обернулась, услышав шум. Быстро пошла в коридор.
– Ты в своём уме? – бросилась я к вошедшему Воронцову. – Ты…
– Остынь, – он сжал мой локоть и тихонько толкнул назад.
– Остыть?!
С очередным вдохом в лёгкие проник чужой, незнакомый запах.
Запах другой женщины.
Рубашка Жени уже не была такой безупречно выглаженной. Словно комком пролежала где-то, пока сам он…
Взгляд метнулся к его лицу.
– Где ты был?
– Быстро ты вошла в роль ревнивой жёнушки.
– Ревнивой жёнушки?! – я снова подлетела к нему. – У меня дома сын! Сын, мать твою! Ему четыре года! А ты трахаешь каких-то блядей и считаешь, что имеешь право держать меня тут!
– Успокойся!
– Да пошёл ты к чёрту со своим успокойся! Это ты успокойся!
Я схватила пальто, но Женя выдернул его у меня из рук. Дыхание вырывалось из груди тяжело, рвано. В нос снова ударил чужой запах, голова загудела.
По скулам его ходили желваки, сухожилия были натянуты. Внезапно он отбросил пальто и крепко сжал мои локти. Я с шумом схватила воздух, оказавшись прямо возле него. Удерживая меня, он смотрел мне в лицо, в глаза, и холод его взгляда прожигал меня насквозь.
– Пусти, – выдавила я, не в силах пошевелиться.
Он не отпустил. Наоборот, притянул ещё ближе. Запах стал невыносимым. Невыносимым было и то, что я чувствовала. То волнение, которое пронзало насквозь, и невозможность отвести взгляд.
– Сейчас мы поедем за твоим сыном, – выговорил он. – Соберёшь его и вернёмся обратно. Мне надоело. С этого дня вы будете жить здесь.
До последнего я не верила, что Воронцов заставит меня забрать сына и поехать к нему. Зря.
– Я пойду одна, – поняв, что он не собирается оставаться в машине, категорично сказала я. – Тебе там делать нечего.
Побоку ему были и мои слова, и моя категоричность. И, главное, выбора у меня не было, разве что сидеть и ждать, что он вдруг передумает. Или что ему надоест, и он даст распоряжение одному из своих охранников выволочь меня вместе с этой самой категоричностью.
Наградив Воронцова ненавидящим взглядом, я открыла дверь подъезда. Телохранитель любезно придержал её, а я пыталась сообразить, что делать. Только делать было нечего. Что я могла противопоставить трём здоровенным мужикам, один из которых по документам был моим мужем?!
– У тебя десять минут, – оповестил Женя, пока я отпирала замок. – Возьми только самое нужное.
– Ты издеваешься? – повернулась я к нему. – Ты представляешь, что такое собрать за десять минут четырёхлетнего ребёнка?! Почему я вообще должна будить его из-за твоих прихотей?! Он спит, Женя! Это ребёнок, это не игрушка. Да я десять минут буду только…
– Десяти минут достаточно, – он сам провернул ключ. Вытащил и, открыв дверь, кивком указал в коридор.
На глаза наворачивались злые слёзы. Уютный запах дома укутал меня, но спокойствия не принёс.
Почему я должна бросить всё?! Каждый день я строила нашу с Никиткой жизнь, пыталась превратить крохотную студию в место, куда хочется возвращаться, вкладывала частичку себя в каждую мелочь. И теперь я должна всё это оставить?!
Один из охранников остался за дверью, второй вошёл вместе с нами. В закутке, служащим прихожей, сразу же стало тесно.
– Пусть этот остаётся тут, – процедила я, когда телохранитель собрался пройти дальше. Хотела добавить, чтобы и Женя тоже не смел тащиться со мной, но что бы это изменило?
Женя сделал знак охраннику, и тот встал возле двери. Как будто я из собственного дома бежать собиралась, чтоб его!
Разувшись, я одарила мужа гневным взглядом.
– В обуви тут не ходят.
И опять он проигнорировал меня. Не подумав снять ботинки, пошёл прямиком в спальную зону.
– Настя… – сонно прошептала Люська, приподнимаясь. И тут же перевела взгляд с меня на Женю. Нахмурилась, сонно вздохнула. Взгляд её стал более осмысленным. Губы приоткрылись.
– Люсь, всё потом, – предупредила я готовый сорваться с её губ вопрос. – Пожалуйста, не спрашивай ни о чём. Иди домой, ладно?
Она спустила ноги с постели. Без сомнений, узнала Воронцова, но то ли не могла поверить, что видит его в реальности, то ли после сна не была уверена, что это именно он. Потёрла лицо, тряхнула волосами и посмотрела уже осмысленнее.
– Иди домой, – повторила я нетерпеливо. – Я тебе позвоню. – И уже почти шёпотом, с мольбой добавила: – Пожалуйста, Люсь.
– Не похож он на хоккеиста, – всё-таки прокомментировала она, поднимаясь. – Ну ты даёшь…
Я нервно вдохнула, готовая лично выставить её за дверь. Но у Люськи хватило ума ограничиться сказанным. С копной густых, растрёпанных после сна волос, в пижаме, выглядела она рядом с одетым с иголочки Женей впечатляюще. Люся в последний раз посмотрела на него, на меня и юркнула в коридор.
– Господи! – донеслось оттуда испуганное. – Я… Разрешите пройти.
Раздался лязг замка, следом – хлопок двери. Женя хмыкнул, осмотрелся. Взгляд его остановился на постели сына.
– Не подходи к нему! – зашипела я и схватила его за рукав, только он хотел подойти. – Не смей трогать моего сына, не смей смотреть на него!
Он отцепил мои пальцы, но руку не выпустил. Губы его сжались в линию, искривились. В прищуренных глазах блеснул гнев.
– Придумаем красивую историю, Настя. – Вдоль позвоночника у меня прошёл холодок от его вкрадчивого голоса. – Поиграем в семью с тремя переменными, – он погладил моё запястье и хмыкнул. Вернее, сильнее скривил губы. – Или с одной? Изменчивая переменная, как тебе?
– Перестань, – я выдернула руку.
Он продолжал кривить губы, глядя на меня с презрительной холодностью. Я ничего не успела сделать, а он уже оказался у постели спящего Никитки. Стоял, расставив ноги на ширину плеч, и смотрел на него чёрным коршуном. Каждая черта лица стала глубже, глаза превратились в контраст голубо-серой радужки и чёрных зрачков.
– Играй с кем-нибудь другим, – я буквально оттеснила его от постели. – Я добьюсь развода и…
Никита зашевелился. Золотисто-коричневые ресницы дрогнули, кулачком он потёр глаз. Я затаила дыхание. Но Никита не проснулся. Вздохнул и ткнулся носом в подушку.
Лицо Жени было суровым, грозным. Ничего не сказав, он ушёл в коридор. Я чуть не расплакалась, глядя на своего малыша. Дотронулась до его волосиков и убрала руку.
***
За десять минут я только и успела покидать в сумку кое-что из вещей Никиты. Охранник вошёл как раз, когда я укладывала его любимого жирафа.
– Подождите, – попыталась отобрать у него сумку. – Я ещё не…
Женя появился следом за своим цербером.
– Время кончилось, – он кивком указал охраннику на дверь. Сам же снова подошёл к кроватке. Только когда он склонился, до меня дошло, что он собирается взять Никиту.
– Не смей, – метнулась я к нему.
Он оттолкнул меня. Смирил тяжёлым взглядом.
– Не успокоишься, тебя выведут отсюда.
Глядя, как он поднимает сына на руки, я готова была забиться в истерике. Сердце то заходилось в бешеном темпе, то совсем переставало стучать. Кончик одеяла повис в воздухе голубым флажком.
Никита не проснулся. Даже когда Женя поднял его, он лишь пробурчал что-то неразборчивое и, уронив голову ему на плечо, продолжил спать.
– На выход, – скомандовал муж. – Едем домой.
Глава 5
Настя
– Так мне не приснилось, что мы ехали? – во второй раз спросил сын.
Я отрицательно качнула головой. Освещённая хмурым утром комната никак не походила на нашу. Чего стоила только огромная постель со столбиками из чёрного дерева. Это уже не говоря про высоченные потолки и ковёр, с которого не хотелось вставать. Я и не вставала. Как уселась, едва Женя положил сына на постель, так и продолжала сидеть до тех пор, пока Никита не проснулся.
– И мы теперь будем жить здесь?
– Какое-то время, – я всё-таки заставила себя встать.
Бедро потянуло: старая травма дала знать о себе. Я уже и не помнила, когда такое случалось в последний раз. Видимо, засиделась в неудобной позе. А может, всё дело было в Воронцове и нервотрёпке, которую он мне устроил.
– Сегодня же в сад не надо? Сегодня воскресенье.
– Не надо, – подтвердила я.
Оттягивать знакомство мужа и сына было бессмысленно. Хотя я бы предпочла, чтобы сегодня был понедельник, и чтобы этот понедельник никогда не кончался. Тогда бы я смогла уехать на каток и взять Никитку с собой.
Внутренний голос зазвучал внутри насмешкой. Сбежать, забиться в норку… Был бы понедельник, я бы уехала. А потом что?
– Кто тот дядя, который нёс меня? – слезая с кровати, спросил сын. Нахмурился. – Меня же дядя нёс?
– Дядя, – я протянула сыну руку.
Растрёпанный, в тёплой фланелевой пижаме с мышонком, он был похож на ангелочка. С виду уж точно. Широко зевнув, он побежал к двери, начисто проигнорировав ладонь.
– Ты ходить умеешь, Никит? – бросила я ему вдогонку.
Он уже вовсю тянулся к ручке. Справившись, выскочил в коридор, и до меня донеслись отдаляющиеся шлепки босых ног. Что же, хотя бы один плюс в стремлении Воронцова получать удовольствие от жизни, а заодно от всего, что его окружает, был. Куда же он без системы климат-контроля и тёплых полов?!
Собравшись, как для прыжка с вышки в ледяную воду, я вышла из комнаты вслед за сыном. Тот уже вовсю осматривался в кухне.
– Мам, – позвал он меня, показывая на огромный холодильник, – а зачем тут шкаф?
– Затем, чтобы было.
Я гневно обернулась. Слегка помятый, босой, в одних только болтающихся на бёдрах домашних штанах, Женя вошёл в кухню. Взял из ящика бутылку воды и выпил почти целиком. Достаточно было одного взгляда на этикетку, чтобы стало ясно: бренность бытия и вопросы материальной неустроенности его не касаются.
Задрав голову, Никита рассматривал его.
– Я тоже хочу.
– Хоти, – Воронцов поставил воду на столешницу.
Никита попробовал дотянуться, но бутылка стояла слишком далеко. А притащивший нас сюда сукин сын и не подумал помочь ему. То ли провоцировал меня, то ли решил напомнить о прошлом. Говорить я ничего не стала. Побоялась, что не смогу сдержаться в выражениях. Вытащила ещё одну бутылку, не забыв при этом от души хлопнуть дверью шкафчика.
– Держи, – я открыла бутылку и подала Никите. – Сейчас пойдём умываться, а потом будем завтракать. Ты помнишь про коньки?
Сын восторга не выказал, но утвердительно кивнул. И на том спасибо.
– Никаких коньков сегодня, – вдруг сказал Женя. – У меня другие планы.
– Знаешь, что, Воронцов, – прошипела я, подойдя к нему на расстояние в десяток сантиметров. – Срать мне на твои планы. Мы с сыном едем за коньками. А ты можешь засунуть свои планы…
Поняв, что Никита слушает слишком уж внимательно, договаривать я не стала. Не сомневалась, что мой бывший-настоящий муж и так всё понял. Я подтолкнула сына в плечо. Тот снова задрал голову, не торопясь слушаться. Хоть бы он облегчил мне жизнь, так нет. Вывернувшись, Никита встал напротив холодильника. Дверцы у того были чёрные, фактически зеркальные, серебристо-чёрные ручки тянулись сверху донизу. Никого не спрашивая, Никита дёрнул одну и отпустил.
– Ого! – поймал он дверцу, пока холодильник не закрылся. – Мам, это не шкаф! Мам!
– Пойдём в ванную, – я попыталась отвести его, но он опять вывернулся. Краем глаза я уловила Женину усмешку. – Пойдём! – буквально оторвала сына от дверцы. – Ты что, такой голодный?
Никитка нехотя всё-таки пошёл со мной. Правда, чёрное джакузи и такая же чёрная раковина с расположенными по обе стороны шкафчиками и полками интересовали его куда больше зубной щётки.
Убогость нашей студии по сравнению с этими хоромами была очевидной. И тем сильнее я злилась. С любопытством четырёхлетнего мальчишки Никита унёсся обратно в кухню, как только я ему позволила.
– Через час мой человек отвезёт тебя в салон, – как только я вошла следом, заявил Женя. – Тебя нужно привести в подобающий вид.
– Себя приведи, – отозвалась я.
Достала несколько яиц, потом миску. Венчик нашёлся на том же месте, где был много лет назад. Вот только на смену старому, с простой пластиковой ручкой, пришёл другой, с изогнутой, наверняка дизайнерской, идеально лежащей в ладони. Только я добавила к яйцам молоко, Воронцов стиснул мою руку, мешая готовить.
