– Раздобыть хоть какую-то информацию об истинном происхождении грузов Орлова было бы непросто и раньше, – мотнул головой дед. – А теперь – почти невозможно. На то, чтобы разобраться в одних финансовых схемах, уйдут недели.
– И все же это предстоит сделать, – вздохнул Багратион. – Если, конечно, мы хотим заранее знать, откуда еще стоит ожидать удара. Сама по себе Бельгия едва ли представляет серьезную угрозу, но национальная оружейная фабрика Антверпена имеет плотные связи с Соединенными Штатами.
– А это уже ваша работа, Петр Александрович. – Дед чуть подался вперед, навалившись на трость. – Если мне не изменяет память, у Третьего отделения канцелярии его величества сейчас достаточно людей, и многие даже сидят без дела. А у нас с внуком довольно работы и без возни с иностранной почтой.
– Не сомневаюсь. Мне не пришло бы в голову даже просить вас о подобном. – Багратион чуть склонил голову. – Но что касается Александра… Боюсь, на него у императора есть свои планы.
– И какие же? – ехидно поинтересовался я. – И когда именно его величество собирался мне об этом сообщить?
– В самое ближайшее время, конечно же.
В голосе Багратиона прорезалось плохо скрываемое удовлетворение. Дед основательно уел его – и даже такая крохотная возможность отыграться наверняка показалась весьма привлекательной… Но все же не настолько, чтобы злорадствовать в открытую.
– Я догадываюсь, о чем хочет просить император. – Багратион прищурился и едва заметно улыбнулся. – Однако, думаю, будет куда корректнее, если вы с его величеством поговорите лично.
Глава 7
Приятно, когда хоть что-то не меняется. Особенно в те времена, когда сами основы государства и привычной жизни штормит и кидает по волнам, как щепку. В последнее время я ощущал себя в Зимнем почти как дома – да и бывал, пожалуй, немногим реже. И уже успел выучить наизусть каждую ступеньку, каждый поворот и все до единого коридоры, ведущие в императорские покои.
Теперь меня пропускали здесь без вопросов и без проверок… ну разве что убедившись, что я – это действительно я. Князь Горчаков, камер-юнкер его величества собственной персоной, пожаловавший к юному императору Павлу… нет, даже не на аудиенцию – так мои визиты не называли даже придворные чины. Я просто приходил, когда считал нужным.
Впрочем, сегодня-то мне как раз пришлось явиться по высочайшему повелению. Слова, сказанные Багратионом на фабрике Штерна, сложно было назвать официальным приглашением, и все же я решил не тянуть – и устроить Павлу сюрприз.
Хотя бы для того, чтобы сюрприз не устроили мне.
– Ну, здравствуй, княже! – Его величество кивнул, не отрывая взгляда от разложенных на столе бумаг. – Устраивайся… я сейчас, мигом.
Мигом, конечно же, не вышло: мне явно толсто намекнули на субординацию, которую следовало непременно соблюдать. Пусть я считался – да чего уж там, по сути, и был – чуть ли не вторым человеком в государстве, встречал меня все-таки первый. Его величество император всероссийский Павел Александрович из династии Романовых.
Так что я просто сидел напротив через стол, утопал в огромном кресле и ждал, от нечего делать разглядывая обстановку огромного кабинета. Мне не приходилось посещать покойную государыню с официальными визитами во дворце, но что-то подсказывало: она предпочитала работать в другом месте. Не таком суровом, просторном и помпезном. Наверняка Екатерина Александровна предпочитала что-то попроще. Поменьше, посветлее и поуютнее, без давящих темных стен, книжных шкафов под потолок и здоровенных латных доспехов по углам, с которыми Павел, конечно же, не позволял привычных вольностей – вроде тех, что проделывал с несчастным железным рыцарем в своей старой спальне. Местные стальные вояки выглядели начищенными, вальяжными и строгими – пожалуй, как и все здесь.
Кабинет – скорее всего принадлежавший скончавшемуся много лет назад императору Александру – буквально источал из каждого угла, из каждой щели мужественность. Угловатую, тяжеловесную и концентрированно-серьезную. Видимо, поэтому Павел и пожелал работать здесь – то ли чувствовал себя поувереннее в отцовском кресле, то ли компенсировал солидностью обстановки недостаток собственной.
И это, как ни крути, работало: тот, кто занимался интерьером, определенно знал какой-то секрет. Кресло Павла за огромным столом из темного дерева стояло с моим на одном уровне, а сам император всероссийский заметно уступал мне и ростом, и шириной плеч, и все же с моего места казалось, будто я пожаловал в гости к человеку изрядной величины – и не только по чину. Павел непостижимым образом возвышался над всем сущим в кабинете, и кто угодно на моем месте чувствовал бы себя мелким и незначительным.
Не самое приятное ощущение – особенно когда его старательно и нарочито пытаются приправить томительным ожиданием. Павел прекрасно знал, что каждый день (включая весьма условные выходные) у меня расписан чуть ли не по минутам, но все равно продолжал старательно вглядываться в печатный листок.
Который ко всему прочему, похоже, еще и держал кверху ногами, перевернутым.
Такого я, конечно же, терпеть не собирался – поэтому и огрызался от всей души. В кабинете нас было только двое, так что можно было не стесняться: я развалился в кресле, закинул ногу на ногу, демонстративно зевнул и принялся глазеть по сторонам настолько бесцеремонно, что у висевшего на стене портрета Петра Великого, кажется, чуть покраснели щеки. И я, пожалуй, продолжал бы это бесконечно…
Но Павел не выдержал первым: неодобрительно кашлянул, отложил перевернутый листок и посмотрел на меня поверх очков: их его величество тоже носил для пущей солидности, как и мундир егерского полка с невесть откуда взявшимися орденами. На горничных, подавальщиц, солдат-караульных, придворных и, пожалуй, даже на некоторых министров молодецкий и суровый облик молодого императора наверняка действовал, как положено.
Но я почему-то вдруг почувствовал совершенно неуместное желание рассмеяться.
– Доброго дня, ваше величество… еще раз. – Я, не поднимаясь, изобразил легкий поклон. – Подозреваю, мне стоит извиниться, что я имел смелость пожаловать без подобающего приглашения, и все же…
– Да ладно тебе, княже, – отмахнулся Павел. – Приехал – значит, нужно.
Расслабленная поза, никаких свидетелей, печенье с чаем на краю стола, панибратское обращение и мой старый «титул» из училища. Его величество всем видом намекал, что беседа будет легкой, неформальной… но взгляд выдавал обратное. Пытливый, внимательный, будто бы спрашивающий: зачем же ты, Горчаков, пожаловал? На мгновение показалось, что меня буквально просвечивают насквозь.
Но только на мгновение.
– Угощайся, если есть желание. – Павел пододвинул блюдце с печеньем. – Твое любимое.
– Спасибо, государь, я ненадолго. И по делу.
– Ну, раз по делу – тогда рассказывай. Сам понимаю, время сейчас такое – самому некогда чаи гонять, – кивнул Павел. – С чем пожаловал?
– Это ты мне скажи. А то его светлость князь Багратион недавно обмолвился, что у императора, дескать, ко мне будет особое поручение. Он, получается, знает – а мне и не сказали пока. – Я чуть подался вперед, улыбаясь. – Непорядок.
Павел несколько мгновений молча буравил меня взглядом, будто соображая, с какой стороны подступиться, но потом тихо выдохнул и полез куда-то в ящик стола.
– Есть у меня к тебе поручение, княже. Такое особое, что мало точно не покажется. Но пока на? вот, погляди, – сказал он, выкладывая передо мной небольшую пачку фотографий. – Узнаешь… изделие?
Изделие я узнавал. И еще как – хоть и не сразу. Угловатый корпус, затворная часть с курком, будто отпиленная от немецкого «маузера», длинный магазин перед скобой и деревянная ручка с выемками под пальцы спереди, чуть ли не на самом кончике ствола. Что-то похожее показывал мне Судаев в день нашего знакомства на фабрике. Автоматический пистолет, возможно, тот же самый…
Хотя скорее нет: если память меня не подводила, у того ствол был подлиннее, а этот словно откромсали лобзиком. Магазин вдвое короче, корявый предохранитель… игрушка на фотографии выглядела уродливым братцем той, что мне случалось подержать в своих руках. Я бы даже предположил, что это всего лишь неаккуратная копия, если бы не эмблема оружейных мастерских Горчаковых – оттиск на вороненом металле.
– Знакомый вензель, – усмехнулся я. – И знакомое оружие – хоть я и представить не могу, кто притащил тебе эти снимки. Насколько я знаю, разработка пока еще не пошла в серию, и ее не должны были даже…
– Поверь, я бы на твоем месте не переживал за какие-то там утечки из сборочных цехов. Боюсь, все… намного хуже. – Павел сгреб фотографии ладонью и отодвинул в сторону. – Именно из этого оружия двадцать восьмого июля и застрелили германского кайзера Вильгельма.
Мда-а-а… Похоже, Судаев все-таки не ошибся. В его непосредственном окружении на заводе действительно нашелся ушлый конструктор, который не только втихаря стащил опытный образец и переправил его в Варшаву, но и влепил на бок пистолета клеймо, которое в сложившейся ситуации выглядело в буквальном смысле автографом.
– Откуда?.. – осторожно начал я.
– Из проверенного источника. – Павел поджал губы. – Там были еще фотографии, княже, и куда более… красочные. Но их я тебе показывать не буду, ладно?
– Избавь, да, – поморщился я. – Видимо, про подделку можно даже не спрашивать, да?
– Именно. – Павел протяжно вздохнул и подпер голову ладонью. – Снимки подлинные, а о подробностях убийства известно немного: зачарованные пули, стреляли практически в упор, один из гостей на приеме.
– Кто? – встрепенулся я. – Известно, кто?..
– Фамилия тебе ни о чем не скажет. Какой-то нетитулованный дворянин родом из Петербурга. – Павел мрачно усмехнулся. – И допросить его по вполне понятным причинам уже не получится.
– Свидетели? – Я откинулся на спинку кресла. – Там наверняка присутствовала вся варшавская знать, а не только немцы. Неужели нельзя было?..
– Можно. И даже к местным службам у меня нет никаких претензий, – отозвался Павел. – Меня больше удивляет другое: снимки всплыли уже куда позже. Только через пару недель после начала войны.
– Тогда я вообще ничего не понимаю. – У меня на мгновение возникло ощущение, что его величество зачем-то решил поиграть со мной в угадайку. – Если честно, я даже не понимаю, какого, простите, черта немецкий кайзер делал в Варшаве.
– У нас была запланирована встреча, – пожал плечами Павел. – Никто не называл это переговорами, конечно же, но мы собирались обсудить в том числе и сложности на границе с рейхом. Кайзер Вильгельм приехал на несколько дней раньше, остановился в гостях у губернатора… а дальше ты знаешь.
– Блеск, – буркнул я. – Просто замечательно.
Картина складывалась весьма занятная – а со стороны наверняка выглядела и того интереснее. Германский кайзер прибывает на встречу с императором. Но вместо хваленого русского гостеприимства его ждет… весьма жестокая и нелепая кончина. Невесть откуда взявшийся дворянин из Петербурга, которого наверняка даже не было в списке приглашенных, появляется на приеме, откидывает полу пиджака, достает оружие и проделывает в царственном теле Вильгельма Четвертого примерно десяток аккуратных отверстий.
Автоматическим пистолетом новой конструкции с клеймом фабрики Горчакова – ближайшего сподвижника и друга императора Павла. Убийца гибнет на месте, сраженный смертоносной магией, весь рейх скорбит и возмущен вероломством русских, а канцлеру Каприви приходится услышать глас народа – и отдать приказ к наступлению немецким войскам.
По странному стечению обстоятельств сосредоточенным у западных границ Царства Польского.
– Все это очень сильно похоже на спектакль, – вздохнул я. – Только не очень понятно – для кого именно.
– Ну… эти снимки видел не только я, – поморщился Павел и сердито ткнул в фотографии пальцем. – Судя по вестям из посольства, подобные письма также получили король бельгийский, император Франции, папа римский, губернатор…
– Можешь не продолжать.
Я с трудом подавил желание врезать кулаком по столу или запустить в стену чем-нибудь тяжелым. Наверное, что-то такое и должен чувствовать человек, внезапно осознавший, что все, чем он занимался последние полгода (если не больше), вдруг отправилось… нет, не то чтобы псу под хвост, но куда-то в том направлении.
Орлов унес с собой в могилу немало тайн. Видимо, в их числе и ту, что касалась далеко идущих планов – теперь уже неизвестно чьих именно. Кто-то (и вряд ли это был покойный кайзер Вильгельм) долго и старательно расшатывал обстановку и в Петербурге, и, похоже, чуть ли не во всей Европе.
И в конечном итоге – расшатал.
– Кажется, понимаю, к чему ты клонишь, – невесело усмехнулся я. – Хочешь, чтобы я отправился в Варшаву расследовать убийство кайзера?
– Нет… Точнее, такие мысли у меня тоже были, – неопределенно шевельнул рукой Павел. – Но хватит уже тебе отбирать хлеб у Багратиона и его конторы.
– Тогда теряюсь в догадках, – отозвался я, – ваше величество.
– Есть у меня одна на уме одна авантюра, на которые ты так горазд, княже. – Павел откинулся на спинку кресла, чуть склонил голову набок и прищурился. – Но скажи… как у тебя с французским?
Глава 8
Вот так вопрос.
– Bien s?r je parle fran?ais… plus ou moins, – осторожно отозвался я. – Более-менее… Ваше величество.
– Тебе точно стоит немного попрактиковаться. – Павел явно посчитал мое произношение не безупречным. – Там, куда ты отправишься, русским владеют немногие.
– В Бельгию? – уточнил я. – Прямо в Антверпен, или…
– И снова не угадал. – Похоже, его величество испытывал некоторое удовольствие, удерживая меня в неизвестности. – Ты слишком ценная фигура, чтобы носиться по условно-нейтральному государству в поисках неизвестно чего.
Конечно, мне очень понравилось слово «ценная». А вот фигура… Не то чтобы я питал какие-то особенные иллюзии по поводу собственной значимости в масштабах войны двух крупнейших европейских держав, однако на определенное отношение со стороны однокашника – пусть даже бывшего – все-таки рассчитывал. Но, видимо, юный император уже достаточно прочно вжился в роль правителя державы и мыслил соответствующе.
Нравится мне это или нет.
– Я хочу, чтобы ты отправился во Францию. В Париж, ко двору императора Жозефа. В составе российской делегации, разумеется, – продолжил Павел. – И принял участие в тайных переговорах.
Я ничего не ответил; впрочем, сам мой вид, похоже, был настолько красноречив, что его величество не смог сдержать улыбку – и тут же принялся поспешно объяснять:
– Знаю, это кажется странным, но подумай сам, княже: война уже идет, и даже доказательство чьей-то чужой вины в убийстве кайзера вряд ли ее остановит. И любой, кто получил фотографии тайной почтой, в конечном итоге поверит не правде, а тому…
– Тому, что посчитает выгодным для собственной державы, – кивнул я. – Тут ты, без сомнения, прав. И император Жозеф уже наверняка решил, на чьей стороне выступит, если придется.
– Надеюсь, что нет. – Павел покачал головой. – Османы уже готовы наброситься на наши южные границы, хоть никто и не говорит о союзах с рейхом. Да и англичане вряд ли останутся в стороне.
– Пожалуй, – вздохнул я. – Британский монарх вряд ли пожелает пропустить такое… веселье. Наверняка он уже примеривается к колониям в Африке. А может, даже захочет под шумок оттяпать кусочек земли прямо в Европе.
– Верно. И именно поэтому нам сейчас нужны союзники. – Павел подался вперед и чуть склонил голову. – Я уже подписал указ о мобилизации. К осени в армии может быть уже миллион человек. Но даже если твои фабрики обеспечат их всех современным оружием и панцерами – мы все еще слишком уязвимы с моря. В одиночку Россия…
– Да понимаю! – отмахнулся я. – Но почему Франция? Твоя династия всегда была дружна с родней покойного Вильгельма, а вот с Бонапартами… Старые счеты. Уверен, в Париже наверняка еще остались те, кто не забыл, что было полтора века назад, когда Наполеон уполз из-под Смоленска и едва не потерял всю свою империю.
– Ну… это было давно, – с сомнением протянул Павел. – Может, у Жозефа и нет повода встречать моих послов с распростертыми объятиями, однако причин точить зуб на рейх у него все-таки больше. Война сто лет назад, после которой Франция потеряла значительные территории на востоке… Сейчас самое время попытаться их вернуть. Если Жозеф согласится…
– А если нет? – фыркнул я. – Но дело даже не в этом, мой краснокожий друг. Я не стану спорить – тебе и правда сейчас нужны союзники. Хоть французы, хоть японцы, американцы или сам папа римский… Но почему ты хочешь отправить к Жозефу меня?!
– Авторитет Горчаковых сейчас высок. И среди знати, и даже в армии, – улыбнулся Павел и коснулся кончиками пальцев собственного погона. – Ты куда лучше любого министра смыслишь в вооружении. Да и боевого опыта у тебя побольше, чем у некоторых генералов, которые всю жизнь протирали штаны в Генштабе.
– Может, и так. – Я старательно пропустил неприкрытую лесть мимо ушей. – Я действительно кое-чему научился за последний год. Но военные альянсы, политика на уровне держав… Ну какой из меня переговорщик? И потом – сейчас я намного нужнее тебе здесь! Новые панцеры, оружие для армии, реформы Госсовета…
– Думаешь, все производство разом встанет, если сиятельный князь Горчаков ненадолго покинет страну? – усмехнулся Павел. – А что касается реформ – меня ты уже убедил, а этого достаточно, чтобы подписать столько указов, сколько будет нужно.
– Думаешь? – Я чуть прищурился. – Кое-какие из них я выгрызаю уже чуть ли не полгода. И не могу сказать, что удачно. Князья клянутся в вечной дружбе и мне, и особенно деду, но отказываться от привилегий все-таки не спешат.
– Откажутся. Я все-таки император-самодержец. – Павел чуть сдвинул брови – но тут же рассмеялся. – Да и Багратион в этом вопросе всецело на твоей стороне. И уж тем более министерства и генералы – уж кто-кто, а они с радостью прижмут старые рода.
– Старые рода сами с радостью прижмут кого хочешь, – проворчал я. – Особенно сейчас, когда они – с твоего, между прочим, дозволения! – одним махом перерезали всех врагов государства. И особенно если я вдруг надолго исчезну из столицы.
– Как-нибудь справлюсь. – На мгновение в глазах Павла мелькнула тоска. – Я не забыл, что обязан буквально всем и родам, и лично тебе, княже. Но ты ведь понимаешь, что кое-что в столице пока еще решаю я. И только я.
– Государственный совет формально является совещательным органом. Разумеется. – Я пожал плечами. – Однако император обычно прислушивается к его рекомендациям. В сущности – почти всегда. Случаев, когда кто-то из твоих предков открыто возражал, было всего несколько. И все они завершились… печально.
– Надеюсь, ты не собираешься угрожать мне дворцовым переворотом? – буркнул Павел. – Я не дурак, княже. И прекрасно понимаю, что перегибать палку тоже нельзя.
– А как тогда? – Мне вдруг почему-то до неприличия захотелось улыбаться, хоть тема беседы к тому явно не располагала. – Будешь выдавать пируэты между аристократией, военными, промышленниками и простым народом, пытаясь угодить всем одновременно?
– Ну… да. Как делал бы на моем месте любой государь. – Павел откинулся на спинку кресла и негромко рассмеялся. – Который хочет править дольше, чем год или полтора! Именно так, княже: пытаться угодить всем.
Чуть заискривший между нами лед растаял, будто мы на мгновение снова стали бестолковыми юнкерами-первогодками, а не императором и наследником самого влиятельного рода в столице. Павел говорил отнюдь не приятные вещи – зато хотя бы говорил честно. А я…
Пожалуй, не мог ни в чем его обвинять – да, в общем, и не хотел. Как сказал дед, будущего государя с младых ногтей учат править, разделяя и властвуя. И на месте Павла я бы, вероятно, говорил и делал то же самое.
Как и любой государь – который хочет править дольше, чем год или полтора.
– Ладно, убедил. – Я махнул рукой. – Значит, Франция?
– Париж, – вздохнул Павел. – Официально поедешь представителем министерства иностранных дел в чине статского советника. По некоторым причинам я не смогу назначить тебя руководить переговорами с Жозефом. Но ты должен знать…
