Но княжна так и не отозвалась.
Челядинки едва не все ноги сбили по оврагам и ямкам, что прятались в густой короткой траве да за насыпью прошлогодних листьев. Собрались снова на том берегу, где ждала их Драгица, глядя бездумно в безразличную даль, до самого окоёма устланную водами Волани. Тонкую полоску противоположного берега и не разглядеть почти.
– Я побегу в Волоцк, – выдохнула Гроза, остановившись рядом с наставницей. – Пусть кмети всё вокруг прочёсывают. А вы ещё её поищите. Да сами не заплутайте.
– Владивой, – почти простонала женщина, хватаясь за голову. – Ой, что будет…
Да, подумать страшно, как разгневается князь от вести о пропаже дочери. Какая лютая тревога его обуяет – которая непременно выльется упрёками на голову Драгицы. Да что ж поделать? Без гридей тут точно не справиться. И всё ж никак не давала покоя мысль: как княжна могла здесь заплутать? Ведь знает эти места с самого детства. И Гроза попыталась вспомнить, когда перестала её голос слышать. В какой миг это произошло? И не сумела: девушек вокруг много, не всякий оклик различишь.
Она подхватила подол и понеслась едва не бегом к городу. И запыхалась страшно, пока поднималась чуть в гору. По вискам тёк пот, рубаха прилипла к спине. Но она постаралась шага не сбавлять: скорее сказать всем. А там сыщут, поди. Как по-другому-то?
Она влетела в ворота детинца. И сразу – к дружинному полю, где можно и воеводу Вихрата порой встретить. А уж какого десятника – и подавно. Первого заметила сотника Деньшу, схватила за рукав, разворачивая к себе, дыша тяжко, пытаясь хоть слово вымолвить.
– Что стряслось, Гроза? – сразу понял он, что неладное творится.
Поймал ладонями лицо. А она и отстраняться не стала, потому как не до этого.
– Беляна… – выдавила наконец, едва уняв дыхание. – Пропала в лесу. Пока мы травы собирали.
Сотник не поверил сначала: так явственно застыли его глаза при попытке понять, какие-такие страшные слова срываются с губ Грозы. Но он быстро пришёл в себя. Оттолкнул её легонько:
– К князю иди. А я кметей пока соберу. Отыщем.
Он пошёл к избам, а Гроза встала, не в силах больше и шага сделать. К князю идти… Да легче сейчас с крыши терема броситься, чем пред очами Владивоя встать. Но она всё же сдвинула себя с места. Прошла по двору – под недоуменными взглядами отроков и случайной челяди. Немного остыла после бега – и стало прохладно немного в свите даже в тереме нагретом. Гроза распахнула одёжу, бездумно стаскивая с плеч, и вошла в покои князя. Верно, после утренни он ещё оттуда не ушёл?
Она едва не столкнулась с Владивоем в дверях. Князь быстро подхватил её под локоть. Опустил на голову взгляд озадаченный, но и радостный как будто. Прорезались в уголках его глаз тонкие морщинки: он умел порой улыбаться только ими.
– Ты чего это, Грозонька?
И понятно, чему удивился: сама она никогда к нему не ходила. Только если звал порой.
– Мы травы собирали у реки… – она подняла лицо. – Беляна пропала. Мы искали, но пока не нашли. Я Деньше сказала. Он кметей сбирает.
И всё. Все слова закончились – а горло словно пересохшим колодцем обратилось. Что будет теперь? Владивой поддел её пальцами за подбородок, вскидывая, обводя лицо тяжёлым взглядом.
– Иди к себе, – только и бросил.
Отпустил, оставив на коже остатки прикосновения – и быстро ушёл.
Гроза и хотела за ним пойти, помочь ещё хоть чем-то, но не стала. Кмети теперь лучше справятся, а девицы подскажут, что смогут. Она слышала, сидя в своей горнице у закрытого волоком окна – хотела отодвинуть, да забыла – как вернулись челядинки из леса. И голоса их понеслись между беревенчатых стен, встревоженные, словно стайка птиц. Стало быть, ещё не нашли…
Как же так случилось? Неужто сам леший решил вдруг княжну в свои чертоги завести и погубить? Только зачем? Ведь всегда ему требы оставляли, прежде чем в лес войти. Никогда не обижали добрым словом и кашей с маслом. Зачем ему теперь было буйствовать? Ну не от песен же девичьих, которые призваны были духов лесных, недобрых отогнать, он разозлился?
Гроза медленно расчесала встрёпанные под платком пряди. Бездумно заплела косу, всё размышляя о том, как же теперь Беляну найти? Чей-то голос прозвучал от двери: она не сразу встрепенулась. Подошёл отрок, русоволосый Войко, и тронул её за плечо.
– Пойди к князю. Сказал, видеть хочет.
И как-то нерадостно это прозвучало. Даже обиженно, как будто перед тем, как мальчишку сюда отправить, Владивой и на нём злость сорвал. И хотел отрок Грозу проводить, а она отмахнулась. Не слепая ведь – дойдёт.
В хоромине княжеской оказалась ещё и Драгица. И по глазам её красным, припухшим, явственно можно было понять, что она только что плакала. И до сих пор из горла её доносилось тихое поскуливание, словно она всё пыталась оправдаться перед Владивоем, а никак не могла.
– Иди, – бросил ей князь, и она медленно пошла к двери, едва подняв взгляд на Грозу, что топталась у порога.
Темновато было внутри, как будто Владивой не хотел слишком яркого света, воздуха свежего со двора: волоки закрыты. И оттого в хоромине его ворочался вяло пряный запах лучин, дерева и сбитня, что в кувшине на столе стоял. И особый запах Владивоя – тоже. Его кожи, разогретой гневом, его одежды из дорогого тонкого льна или цатры. Бывало, ходила сюда Гроза, не решаясь воспротивиться велению князя, а после лежала ещё долго на его лавке, разглаживая ладонью смятую простынь и вдыхая запах трав, что ещё остался на тканине после стирки умелыми руками челядинок, которые для владыки старались сильно. А по телу гуляло стыдное блаженство, прокатывалось по мышцам, оседая искрами между ног, где ещё трепыхался комок пережитого наслаждения. Владивой не отпускал Грозы в такие дни, когда ему хотелось её рядом, пока не убеждался, что довёл до пика – и оттого сам как будто получал своё, хоть Гроза даже боялась к нему притронуться слишком бесстыдно. Только гладила крепкие плечи, будто тугими корнями обвитые. И шею горячую в тонкой влаге испарины. Проходилась кончиками пальцев по спине, напряжённой, сильной. А он ласкал её безоглядно, и что после делал с набухшим в штанах вожделением – о том только догадываться оставалось.
И теперь Гроза чувствовала в душноватой хоромине такое же напряжение. Как зарница, вспыхивающее на краю разума предупреждением: быть буре. Да только вот какой?
– Как ты не углядела за ней, Гроза? – сразу обрушил князь на неё упрёк.
Нечасто доводилось таким его голос слышать. Чтобы тяжелее камня бил и в то же время льдом окутывал с ног до головы.
– Я не заметила, как Беляна пропала, – спокойно ответила она. – Челядинок нынче с нами много пошло. И шумно было. Казалось, все рядом. А там… Может, времени много минуло. Мы всё обошли кругом.
Князь подошёл медленно. Остановился напротив, заложив руки за спину. Гроза невольно оглядела его крепкую шею в распахнутом вышитом вороте рубахи, его подбородок широкий и остановилась на плотно сжатых губах.
– Я не хочу тебя винить, Гроза. Да ты и не виновата, – Владивой, видно, пытался сдержать ещё не утихшую ярость, которой довёл наставницу княжны до слёз, но не мог. – Но мне казалось, что силы твои помогут… Особенно у реки. Духи подскажут, где искать.
– Я не говорю с духами, – она вперилась в его глаза – и словно в прорубь с острыми краями нырнула, ободравшись едва не до мяса самого.
Закровоточило, засаднило до костей, пронеслась дрожь по спине – до мелкого стука зубов. Словно сквозняк лизнул мокрую кожу. Владивой умел – то жаром опалить, то льдом обдать так, что сердце замирает.
– Разве ты не дочь вилы? – вновь вскипел и плеснул он через край.
Вдохнул рвано и выдохнул медленно, гася злой огонь в груди.
– Может, я и дочь вилы, да не дочь охотничьей собаки, – Гроза отступила, невольно стараясь отгородиться от ярости отца, у которого пропало дитя. Потому что она в том и впрямь не виновата.
Сделала пару шагов прочь, словно от липкого пола ноги отрывая. Князь сейчас не в себе. Вон как глаза сверкают, точно клинки. Того и гляди на куски порежет вот так, взглядом одним. Но и страх в них стоял: что Беляну так и не сыщут. Что бы ни говорили о том, что с дочерью своей он сурово обошёлся, отдав в невесты тому, кого она один раз в жизни видела, а всё равно тревога страшная сейчас разрывала его сердце. Любил он её и баловал часто, особенно когда мать родная от своих детей отдалилась, как будто чужими ей все вокруг стали.
Гроза остановилась, кусая губу, а после обратно подошла. Осторожно коснулась ладонью плеча князя, слегка сжимая пальцами. И не хотелось больше ничего говорить. А, кажется, надо было что-то?
– Она найдётся. Обязательно. Уж духов недобрых, которых мог бы леший наслать, я бы почуяла… Раз уж дочь вилы.
– Прости, – выдохнул Владивой. – Я не хотел говорить об этом.
– Но сказал.
– Прости, – повторил князь.
Поймал её руку и себе на шею закинул. Притянул ближе, обнял крепко, не сводя взгляда с лица Грозы. Она назад качнулась, как захотел её поцеловать. Князь удержал. Придавил бёдрами к столу тяжёлому и всё ж поймал её губы своими. Она отвернулась.
– Не нужно. Оставь меня, князь. Не мучай.
Оттолкнула его и выскользнула из рук.
– Разве ж мучаю? – он улыбнулся плутовато. – Кажется, всегда наоборот.
Поддел умело, заставив задохнуться в волне злости на себя саму. И сразу слова Сении вспомнились: дурит он тебе голову. Дурит… а как иначе? Или всё же нет? Разве можно так притворяться?
– Не принесёт это всё добра ни тебе, ни мне, Владивой, – ровно произнесла Гроза. – Любовницей своей хочешь меня сделать? Так участь такая мне не нужна.
– Хотел бы сделать, сделал бы давно, – вновь начал яриться князь.
И отпустил уже, кажется, а снова дорогу преградил. Схватил за плечи, останавливая, встряхнул, сжимая сухие, белые от гнева губы.
– Так зачем? – пришлось голову запрокинуть, чтобы смотреть в его глаза.
Долго она этот вопрос в голове крутила, да всё задать не могла. Потому что ответ боялась услышать. Тот, что бросит их на дорогу, с которой не свернуть. Которая приведёт Владивоя к гибели. Долго князь держался. Долго стороной Грозу обходил, да как вернулся зимой в детинец после сбора дани и полюдья, так словно сорвалось в нём что-то – и уже не мог он сдержать своего стремления к ней.
– Нужна ты мне, Гроза, – низко проговорил князь. – Больше воздуха нужна. По-другому и сказать не могу. Объяснить не могу… И забыть тоже.
Он толкнул её назад, едва не раздирая завязку на вороте. Держа за шею, вдавился в губы вновь. Стянул рубаху с плеча – и прошёлся по нему горячим ртом. Сминая пальцами бёдра через понёву и рубаху. До боли: чтобы следы оставить. Как метку свою: чтобы помнила каждый день. Пусть и так в мыслях он постоянно, как ни гони – хоть голову под топор. Прижался твёрдой плотью, что явственно ощущалась сквозь порты. Страшно стало. От того, что захлёстывало с головой Грозу то безумие, что было в каждом его движении, в каждом касании губ, в рывках нетерпеливых, которыми он притискивал её к своему телу.
– Хватит! – Гроза со всей силы толкнула его. Словно птица крыльями ударила – и не почувствовал, верно, ничего.
Толкнула Владивоя снова и вдруг нож для трав, что на поясе висел, выхватила. Сама не поняла, как. Не поняла, зачем и что дальше делать будет. Короткий взмах – как отец наставлял – блеск стали, не слишком хорошей, да острой: сам кузнец Полян, давний друг воеводы, точил. Тонкие травяные стебли одним движением срезает и ветки сухие рубит легко, коли надо. Гроза прижала нож к шее князя, взяв лезвием назад – и он замер, глядя на неё прямо, не отстраняясь далеко и руки тяжёлой с талии не убирая. Гроза сжимала дрожащие губы, на которых чувствовала вкус Владивоя, лёгкие отпечатки его зубов. И боялась, что маленькая рукоять выскользнет из влажной ладони.
– Режь, – хрипло уронил Владивой. – Ну?
– Рехнулся… – выдохнула Гроза.
– Давно уж.
Она надавила лезвием чуть сильнее, прямо под ухом – и выступила кровь. Да князь не шевельнулся даже, не попытался остановить и оружие отобрать – хоть и мог. Гроза руку, затёкшую от напряжения, уронила и торопливо бочком протиснулась мимо. А Владивой отступил, низко опустив голову, чтобы не смотреть. Будто сам в себе побороть хотел то, что развернулось уже вовсю ширь, затопило безрассудством. По шее его побежала тонкая алая дорожка, впитываясь в ворот. Он смахнул её, окрашивая пальцы, слизнул коротко, усмехаясь.
Гроза запахнула рубаху на груди и быстрым шагом, едва удерживаясь, чтобы не побежать, вышла вон. Всё тело пылало, кожа хранила запах князя. А перед взором стоял сизый туман его глаз. Только по пути она вспомнила, что нож так и сжимает в руке – тогда убрала в плотный дублёный чехол. Прибежала в горницу и начала бестолково метать вещи в большой заплечный мешок. Знала теперь, что Беляна не заплутала в лесу. Не сгинула по воле духов заблудших или лешего самого. Не утопла в реке, не провалилась в овраг.
Она просто сбежала. От того напора, с которым Владивой делал в своей жизни всё: рубился ли за земли, любился ли в постели, стремился ли выдать дочь замуж за того, кто был ему в зятьях удобней. Он задавил дочь своей волей. Невольно заставил Сению лечь под другого, лишь бы только понести ребёнка – и быть в покое. И Грозу сжимал в тисках всё сильней. Ударял молотом своего желания, раскаляя её добела, вынимая из глубин тела тяжёлое, как туча перед бурей, вожделение. Чтобы выковать из неё то, что было ему нужно. Чтобы сама захотела стать его до конца – и некого винить.
Она остановилась и заставила себя успокоиться – хоть немного. Вытрясла все вещи из мешка и уложила вновь, отбросив ненужные. Дело пошло гораздо быстрее. Даже удалось и ларь с украшениями затолкать на самое дно. И кошель, в котором позвякивало не так уж много кун серебром: да на дорогу хватит.
Нынче вновь тепло стало, но Гроза укуталась посильней, и платком укрыла рыжие свои вихры – совсем тщанием. Пронеслись снаружи шаги челядинок и их встревоженные голоса: сейчас все в детинце за пропавшую княженку беспокоились. Дождалась, как всё снова стихнет, и опрометью понеслась из своей горницы – вниз по всходу и во двор. Не оглянулась. Окольными тропками – к воротам, слушая гомон дружинников в стороне и боясь наткнуться хоть на кого-то из них: не отпустят тогда. Стражники только мельком на неё посмотрели: всех сейчас больше пропажа Беляны занимала.
– На торг, – бросила она ближнему гридю, не уточняя, зачем ей сейчас туда понадобилось.
Не помня себя от страха, Гроза прошла через посад – к дальним кругам, всё больше теряясь в толпе, шуме и запахах, что обхватили со всех сторон. Погромыхивали под ногами брёвна мостовой. Хрустела ореховая шелуха. Толкались люди, на которых Гроза неосторожно налетала то одним плечом, то другим. И как-то не думалось, как она одна дальше будет. Как этот путь пройдёт без подмоги, без родичей, без подруги, которая бросить её решила вот так: ни слова не сказав. Беляна, Беляна… Но казалось, сейчас хоть волку в пасть – а всё равно лучше будет, чем в детинце остаться.
Гроза вышла к пристани и сверху окинула взглядом ещё редкие лодьи, что стояли, покачиваясь на мягких волнах реки. Отыскала взглядом струги Рарога, что уже были заполнены людьми и, верно, скоро собирались отплывать – повезло. Гроза скатилась с пригорка, едва успевая перебирать ногами, и, проскочив полосу пахнущего рыбой и тиной берега, почти ткнулась в чью-то грудь. Обдало её запахом мужским, острым, какой бывает после работы. Широкая ладонь обхватила плечо, удерживая. И завыть так захотелось остро, вдавиться лицом в рубаху эту застиранно-синюю с чуть разошедшейся вышивкой у ворота и по рукавам.
– Куда спешишь, шустрая? – тихо, ласково, словно знакомой хорошей, которую ждал давно.
Да не ждал и не узнал вовсе. Всем он друг, всем он улыбается, вольный сокол-Рарог. И Гроза едва не всхлипнула от звука этого голоса, слегка осипшего от ветра и, видно, только что розданных ватажникам громких приказов. Сама ведь шла, зная, зачем. А сейчас – испугалась вдруг. Она подняла голову. Удивлённо вскинутые брови Рарога сошлись к переносице, и улыбка сползла с губ.
– Вы, девицы, сговорились, что ли, меня донять нынче? Коль не хотите, чтобы уезжал, так скажите прямо.
Рассердился – надо же. Обжёг пламенем, катящимся, словно коло, по радужке его глаз.
– А кто вторая девица была? – тут же уцепилась за его слова Гроза. – Не княжна ли Беляна Владивоевна?
Находник помолчал маленько, решая, видно, что сказать для него будет выгодней. Верно, не донеслись ещё до пристани слухи о том, что княжна пропала рано утром. Но Рарог, похоже, всё же знал что-то.
– Положим, она ко мне приходила, – всё же рассказал он. – Просила по реке её довезти до Любшины. Заплатить обещалась много. Сколько попрошу.
– Где она? – Гроза попыталась заглянуть через его плечо на тот струг, что позади стоял. – Мне надо её увидеть.
– Так нет княжны, – развёл руками Рарог. – Домой я её отправил. Сказал, чтобы глупости оставила. Да я ещё жить хочу, чтобы у князя из-под носа дочь увозить.
– Чего-то не вернулась она домой, – прошипела Гроза, наклоняясь к нему ближе. – Может, ты прячешь её?
– А ты пойди, проверь, – огрызнулся находник. – Не в мешок же я её запихнул.
И то верно, чего она на Рарога взъелась? Вряд ли он стал бы против князя идти, дом которого только нынче утром покинул – кажется, другом, а не врагом. Хоть и не без проделок, конечно. Но стоило только посмотреть в его глубокие глаза, как понятно становилось, что скрыть он может многое – и ничего на его лице не дрогнет.
– А куда она отправилась после тебя, ты не видел? – Гроза беспокойно заозиралась. Неровен час и за ней в погоню кого-то отправят, как обнаружит Владивой, что она пропала. Как поймёт, что он сам тому причиной стал. Да может, не спохватится, пока остывать будет. Другой раз в горницу к ней не сунется.
– Княжна, конечно, сразу в детинец не побежала. Я ж ей не наперсница, чтобы она меня боялась, – Рарог хмыкнул, но тут же снова серьёзным стал, как Гроза на него строго взглянула. – Прошлась ещё вдоль пристани. Купцов о чём-то спрашивала, кто отплывать собирался. А после пропала.
– И ты не посмотрел, куда?
Гроза невольно схватила его за ворот свиты, но он отодрал её руку от себя тут же. Стиснул крепко запястье – и только обручье кожаное, толстое уберегло от будущих синяков.
– Ты, Лисица, на меня не тявкай, – наклонился близко-близко к её лицу. Пахнуло орехами калёными, пряно так, тепло. – Ты не сестрица мне. И не мать уж точно. За княжной вашей чудной я бегать не стал. Сама подумай, куда она сбежать могла. Ты ж её подружка.
И отпустил, слегка от себя оттолкнув. Повернулся уходить: ватажники уже давно его дожидались, гомонили тихо и недовольно, поглядывая в их с Грозой сторону. Она обернулась к воротам городским, что вели к пристани. Почудилось даже, что стража из-под заборол смотрит на неё уж больно пристально, хоть и лиц их не видела отсюда, а значит, и они мало что разглядеть могли. Хлопнул громко свисающий угол ветрила на струге Рарога. Тот уж почти на борт поднялся, как Гроза поспешила к сходням.
– Рарог, стой! – крикнула, боясь, что он не захочет её услышать.
Находник остановился, чуть откинув голову – ватажники захмыкали, глядя на него. И оставалось только гадать, какую гримасу он состроил для них нарочно. Обернулся, не двигаясь с места.
– Я даже спросить боюсь, что ты хочешь мне сказать, Лиса.
– А ты не бойся, – та ступила уже на доски сходен. – Куда ты путь держишь?
– Тебе всё скажи, – Рарог снова отвернулся было.
– Отвези меня в Белый Дол. Прошу.
И замолчала, не зная ещё, что сказать. Верно, нужно было обратиться к кому другому. Да хоть пешком идти или вплавь в Волань бросаться – всё ж лучше, чем рваться в ватагу находников.
– А что мне будет за то?
– Заплачу. И отец мой тебе ещё больше даст, как доберёмся. Ведь тебе иного пути нет. Всё одно мимо того острога проплывать будешь.
Гроза застыла, ожидая ответа Рарога. И время потянулось так медленно: казалось, что в детинце уже целая жизнь прошла за тот миг, что она стояла здесь, глядя в напряжённую спину старшого. Она даже вслушивалась в его дыхание, что яростно вздымало сейчас его плечи, раздвигало сильные мышцы между лопаток.
– И чего тебе в детинце не сидится никак? – вздохнул наконец Рарог. – Пряла бы да ткала себе приданое лучше, а не лезла, куда не просят.
– Так отвезёшь? – не забыла о своём вопросе Гроза.
