– Я сюда первая, вообще-то, пришла.
И унеслась прочь.
Колокол замолчал. Джон помог Веронике встать.
– Не понимаю, что на неё нашло.
– Вы, должно быть, забыли, что такое юность, – покачала головой Вероника.
– С юмором у вас в порядке. Как всё остальное?
Мисс Бёрч потёрла лодыжку.
– Кажется, растяжение.
Она взглянула на каменные ступени длинной широкой лестницы, с которой буквально начинался остров.
– Боюсь, мне этого не осилить.
– Тогда остаётся только такой вариант.
Мистер Робинсон переобулся и взял Веронику на руки. Молодая женщина взвизгнула.
– Мы упадём! Здесь же скользко! – возмущалась она с проступавшей наигранностью.
Джон смеялся вместе с ней. Он нёс её вверх на небольшую площадку, где ютилась церковь Успения Девы Марии.
– Мистер Робинсон! Прекратите! Я насчитала уже пятьдесят ступеней!
– А по ощущениям, больше сотни!
– Хотите сказать, что я тяжёлая?
– Нет, но ваши коньки…
Пожилой мужчина, стоявший посреди лестницы, драматично воздел руки.
– Nevesta mora biti tiho![12 - Невеста должна молчать! (словен.)]
– Что он говорит? – спросил мистер Робинсон.
– Какой ужас! Он решил, что я ваша невеста! Опустите меня скорее!
– Спросите у него почему?
– Опустите меня, Джон!
– Сначала спросите.
Веронике пришлось уступить.
Старец объяснил, что по этим ступеням женихи поднимают на руках невест и что брак будет счастливым, только если невеста будет молчать весь подъём.
Американка перевела дух и с облегчением добавила:
– У нас и не могло ничего выйти. Я наболтала себе несчастий на годы вперёд!
– Там, с другой стороны острова, – поделился ещё один турист на пути, – другая лестница, с неё спускают бывших жён в угоду новым!
Наверху вдоль продолговатой площадки стояли скамейки. Мистер Робинсон усадил Веронику на одну из них и поглядел на лавку мороженщика.
– Принесу вам лёд.
Он удалился, а к мисс Бёрч подлетела Эмили Нортон.
– Я видела, как Джон вас принёс! С вами что-то случилось?
– Небольшое растяжение, не стоит волноваться.
– Вы упали?
– Да. Сама не пойму, о чём думала, беря коньки. У меня ведь беда с равновесием.
Прибежал Джон Робинсон с пакетом льда и двумя рожками мороженого, один рожок достался Веронике, второй остался у Джона.
– Спасибо, мистер Робинсон.
– Просто Джон. Вам нужно какое-то время посидеть.
– Не волнуйтесь. Со мной всё в порядке.
– Я побуду с вами, – сказала Эмили, усаживаясь рядом. – Только взгляните, какой вид! Волшебство!
Их внимание приковали снежные дали.
– А внутри церкви можно позвонить в колокол и загадать желание, – сообщила мисс Нортон. – Я уже загадала. Вы слышали, как я звонила?
– Слышали, – сказал мистер Робинсон, в его голосе проскочило раздражение.
– Только подумать: все эти горы, все люди вокруг слышали звон моего колокола! Это было, пожалуй, самое волнующее событие в моей жизни!
– Несомненно.
Минуту-две они молчали, пока в колокол не забили вновь.
Эмили просияла:
– Это Тамара! Джон, сходи к ней, она тебя всё утро ждала.
Мистер Робинсон молча доел рожок и с тоской во взгляде (так, во всяком случае, показалось Веронике) отправился в церковь.
В небольшом зале, побелённом известью, прямо в центре висел длинный трос. И в самом деле звонила Тамара Робинсон. При появлении мужа она расцвела.
– Джон! Это так необычно! Я загадала желание, и… Ты уже придумал, что будешь загадывать?
Мистер Робинсон посмотрел вверх.
– У меня не осталось желаний. У меня всё есть, – сказал он тихо.
– Тогда загадай, чтобы и впредь было всё как есть!
Прикинув что-то в уме, Джон Робинсон подошёл и несколько раз дёрнул за верёвку.
Тамара обняла его.
– Джон, какие же мы с тобой счастливые! Нам так повезло…
Глава 3
К моменту, когда мисс Нортон прервала свои восторженные рассуждения о жизни и отлучилась в уборную, Веронике Бёрч порядочно надоело изображать из себя больную. Она переобулась и оторвалась от скамьи, пока никто не видел, и двинулась вглубь острова. Миновав церковь (Вероника всегда предпочитала внутренним убранствам просторы улиц и площадей), сделав несколько кадров, она подошла к ступеням с противоположной стороны острова. Это была менее парадная лестница, но всё же прекрасная, как и все старинные каменные лестницы. Она вела вниз к земле, где у кромки озера росли деревья.
На одной из ступеней в одиночестве стояла Тамара.
Удивительно, но даже когда вы осведомлены о наличии у кого-то особой энергетики или эффектной внешности, вас всё равно сбивает с ног магия присутствия этого человека, как только он оказывается рядом.
Ощутив поначалу нечто подобное, Вероника заметила, что миссис Робинсон совсем недавно плакала.
– Доброе утро, мисс Бёрч.
– Добрый день, миссис Робинсон. С вами всё в порядке?
Тамара отстранённо произнесла, глядя куда-то в снег:
– Да, всё хорошо.
– Мистер Робинсон не нашёл вас?
– Он остался в церкви. Мы поссорились.
– О…
Миссис Робинсон повернулась к Веронике.
– Я всегда отвечаю, что у меня всё в порядке. Только так я могу сохранить реноме Джона. Я создаю видимость, что Джон успешен в семье и в делах.
Вероника спросила:
– А зачем вы это делаете?
– Не знаю. Дура, наверное.
– Думаю, вы просто сильно его любите.
Тамара кивнула:
– Потому что все двадцать лет была дурой.
Она громко вздохнула и через некоторое время сказала:
– У Джона алкогольная зависимость. Он пьёт. Потому так поздно встаёт, никогда не завтракает с семьёй. Для него мы все глупые, ограниченные, несовременные, неправильные. В Англии он общается исключительно с молодёжью – с прогрессивной, как он говорит, молодёжью, которая, по его мнению, значит в современном мире гораздо больше, чем кто-либо. Ходит на их вечеринки, думая, что нравится им, что они считают его своим. На самом деле он выглядит смехотворно, но не понимает этого. Он ведь, когда пьяный, – старик стариком.
Рука Тамары нервно зашарила в кармане и вытянула носовой платок.
– А все эти сопляки с ним только потому, что он за них платит. Он покупает им выпивку, оплачивает им поездки на отдых. И как только я касаюсь этой темы, он начинает звереть и орать на меня. «Они молодые, они должны развлекаться, но у них нет денег. Им не повезло в жизни так, как тебе. Ты скупая и мелочная!» Он платит моими деньгами и считает, что я – неблагодарная стерва.
Тамара всхлипнула и отвернулась. Помолчав, обращаясь к одному из деревьев, сказала:
– По-вашему, я неблагодарная стерва, мисс Бёрч?
Вероника с жаром ответила:
– Разумеется, я так не считаю!
– Джон не любит меня, мисс Бёрч. Не любит всю мою семью. Не любил моих родителей, когда они были живы. Не любит мою сестру. Она для него глупее, чем я, – я хотя бы грамотно пишу, говорит он. Понимаю, моя сестра не отличается умом, но она, по крайней мере, не строит из себя кого-то, кем не является.
– Мисс Нортон – вымирающий вид. Я не уверена, что когда-нибудь встречала таких бескорыстных людей.
– Понимаете, у Джона комплекс. Он не состоялся в молодости. Теперь пытается наверстать. Только непонятно что. Дома его любят, не за деньги, а за то, кем он в действительности является, – что он отец. А он – ноль внимания на детей. Вернётся домой пьяный и начинает орать, что я порчу ему всю жизнь. Каждый раз клянётся, что уйдёт от меня…
Протяжный вздох.
– Вы так молоды, мисс Бёрч, и уже знаменитая на весь мир писательница. Представьте, каково Джону: вы – личность, а он – мыльный пузырь, живущий за счёт жены. Вот он и ходит фертом, вот поэтому и носит вас на руках.
Вероника почувствовала, как загорелись её щёки.
Она спросила:
– Это вам мистер Робинсон сказал?
– Я сама всё видела.
– Дело в том… – Вероника ощутила себя провинившимся ребёнком, – в том, что я упала и подвернула ногу…
– Но сюда вы шли очень уверенно. Как я вижу, всё уже прошло?
