Доброе утро, почта!
Алексей Александрович Кротов
2010 год. В Московском районе Санкт-Петербурга убита пенсионерка Долинская. Местный участковый сообщает, что накануне убийства жертва поделилась с ним подозрениями, что сотрудники близлежащей почты замешаны в каких-то махинациях. Вскоре жертва обещала сообщить в каких именно, но не успела, её нашли убитой.Дело ведёт следователь Ракитин. Вскоре к разгадыванию тайны подключается уже знакомый читателю по убийствам в поликлинике пенсионер Зубриков, который устраивается почтальоном и в конце концов разоблачает преступника!Читайте, "Доброе утро, почта!".
Алексей Кротов
Доброе утро, почта!
Глава 1
– У аппарата! – надтреснутый дребезжащий голос Аделаиды Григорьевны Долинской переполняли сочные ликующие интонации искреннего залихватского любопытства, щедро сдобренные изрядной долей ёрничества.
– Доброе утро, почта, – раздался в домофоне неожиданно неуверенный ответ.
– А кто это? – уже нормальным тоном поинтересовалась Долинская.
Она явно ожидала услышать кого-то другого.
– Это почтальон, Аделаида Григорьевна.
– Я знаю, что я Аделаида Григорьевна, – строго сказала хозяйка квартиры. – Но вы-то кто? Мой почтальон Каневская Нина Васильевна и ее голос…
Тут домофон отключился.
– …я прекрасно знаю, – всё же закончила Долинская в пустое пространство.
– Слушаю, – по-деловому ответила Долинская вновь зазвонившему домофону.
– Это Порожкин Евсей Анатольевич, – поспешно затараторил немолодой мужской голос. – Нина приболела, Аделаида Григорьевна, и я…
– Почему у вас своих ключей нет, почему вы звоните? – перебила его словесный водопад хозяйка.
– Так Нина всегда вам звонила, она же сама мне говорила, Аделаида Григорьевна…
– Ладно, заходите, – постановила Долинская и характерный звук констатировал, что дверь благополучно открылась.
* * *
– Началось, твою мать! – еле сдерживая бурлящие через края эмоции проскрежетала сквозь зубы почтовый оператор Лидия Генриховна Гермионова.
– Слушаю вас, почта, двести сорок восьмое… Да не кричу я, не кричу… Что значит "тогда пререкаюсь"?.. Нет, женщина. это вы успокойтесь… Да, конечно, я нахожусь на работе, ну не в лесу же… В управление? Нет, в управление, я думаю, звонить не обязательно, – уже поспокойнее проговорила Гермионова.
– Да, есть такой почтальон Порожкин, Евсей Анатольевич. Только он сейчас в доставке… А, это вы звоните, тогда зачем звоните-то?.. Каневской тоже нету… Слушайте, кто вам, в конце концов нужен? Что?.. Это вы мне?.. Да ради Бога! Гермионова моя фамилия, и что дальше? А вы-то сами кто?.. Да звоните вы куда хотите, хоть в узел, хоть в само министерство! – и оператор в сердцах бросила трубку.
– Нет, вы только подумайте! – возмущенно выпалила Лидия Генриховна, буквально вбегая в помещение, где сидели почтальоны. – Управлением мне будет мне грозить! Вот стерва!
– Что случилось, Лидок? – нарочито спокойным тоном поинтересовалась ухоженная брюнетка лет сорока-сорока пяти.
Говоря это, Наталья Владимировна Замшина внимательно разглядывала в зеркале умело подкрашенные губы и тщательно подведенные брови.
– Да позвонила тут одна мымра. Порожкина спрашивает. Потом про Нину. Я вообще не поняла, что ей надо, – тряхнула несколько растрепанной прической, удивительно напоминавшей по цвету выгоревшую на солнце ржавчину, дебелая женщина примерно одного возраста с Замшиной.
Максим Сергеевич Аверин, худощавый довольно спортивный брюнет с легкой проседью, пятидесяти двух лет, уже почти три с половиной года работавший в доставке достославного 248-го, оторвался от заполнения извещения и собрался высказаться, но его опередил новый голос.
Привлеченная полукриком оператора, в дверях появилась замначальника отделения Озерова.
– Что значит, вы не поняли, Лидия Генриховна? – строгим как у робота голосом отчеканила она. – Вы хотите сказать, что не понимаете, зачем нам звонят клиенты?
– Карина Дмитриевна, – стараясь говорить как можно спокойнее с блондинкой лет тридцати пяти в строгом брючном костюме, ответила Гермионова. – Да как их всех можно понять? Я…
– Как хотите, так и понимайте! – ледяным тоном перебила ее замначальника. – Это ваша работа. Работайте, коллеги, а почему еще не все в доставке? – строго обратилась она к заполнявшим или делавшим вид, что работают почтальоны. – Я буду вынуждена сообщить Полине Олеговне!
– Карина, – нарочито ленивым невыразительным тоном проговорила Замшина, продолжая внимательно смотреться в зеркальце:
– В конце концов, что ты разозлилась? Порожкин и Троекурова в доставке, я лично тоже сейчас собираюсь.
– И правильно делаешь, Наташа, – по-прежнему строго отреагировала зам. – Давай выдвигайся, одна нога тут, другая там. Кстати, а где Каневская?
– Нина приболела, Кариночка, – подала реплику из своего угла приятной наружности женщина. Выглядела она не больше чем на пятьдесят лет, хотя на самом деле ей было за шестьдесят.
– Что с ней? Больничный будет?
– Ну это уж пусть тетя Поля озаботится, – фыркнула Гермионова. – И вообще, можно я пойду работать?
– Ну конечно, Лида, пчелка ты наша, – опередила Озерову Замшина. – Стахановцы по сравнению с тобой – просто бездельники, – после двадцатисекундной паузы продолжила комплименты Наталья Владимировна и, не дожидаясь ответной реакции, перекинула через плечо сумку с корреспонденцией и, не забыв захватить ключи, не быстро и не медленно прошествовала на выход, на самом деле не услышав или сделав вид, что не слышала довольно-таки разборчивого бурчания одного из коллег: "Наконец-то отчалила!"
***
– А-а, это вы почтальон Порожкин, – внезапно раздалось за спиной Евсея Анатольевича сочное глубокое контральто.
Порожкин, опускавший в ящики рекламу резко обернулся, – обладательница роскошного контральто смотрела на него с милостивой улыбкой сытой львицы.
– Ну, что вы мне доставили господин Порожкин, Евсей, кажется, Анатольевич? – дружелюбно поинтересовалась львица средней комплекции, ухоженная дама лет шестидесяти с витиеватой прической на голове.
Одета львица была в шерстяной домашний халат с пояском, поверх халата была накинута тонкая узорчатая шаль из дорогого материала (о чем автор любезно осведомляет читателя, так как Евсей Анатольевич, при всем уважении писателя к своему персонажу, увы, не в состоянии оценить качество шали).
Однако, продолжим описание львицы. Обута Аделаида Григорьевна была в лазоревые уютные домашние тапочки с замысловатым вензелем, а на указательном пальце левой руки красовалось кольцо с камнем, ценность которого пока оставим за скобками.
Порожкин секунду справлялся с впечатлением от неожиданного появления Долинской и, наконец, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности, твердо произнес:
– Боюсь, что только счет за телефон, Аделаида Григорьевна.
– Вот как? – приподняла брови Долинская. – А как же, реклама, а?
– Ну конечно, реклама тоже… – слегка смутился Порожкин.
– Ну что ж, Евсей Анатольевич, заходите ко мне в гости, посмотрим, что за рекламу мне принесли…
Почтальон начал было отнекиваться, что люди ждут почту, но был остановлен величественным взмахом руки.
– Не возражайте! – объявила Аделаида Григорьевна, – а то я на вас пожалуюсь, а уж на что – я всегда найду!
И увлекаемый неуловимой повелительностью широкого взмаха руки львицы Порожкин, словно загипнотизированный, последовал за хозяйкой.
– Проходите, – открывая дверь квартиры номер 27, торжественно пригласила Аделаида Григорьевна.
Собрав в кулак всю свою уверенность Порожкин с решительностью Трусливого Льва переступил через порог.
– Ну же, смелее! – подтолкнул его в спину весело-ироничный голос.
– Раздевайтесь, раздевайтесь! – скомандовала хозяйка, зажигая свет. – Вот тапочки. … Нет, нет, я сама повешу. Только в шкаф и на вешалку. И без самодеятельности. … Идите мыть руки. Полотенце зеленое.
– Куда вы хотите сначала, – на кухню или в гостиную? – критически осмотрев гостя с головы до ног, неожиданно предоставила ему выбор львица.
По-видимому, Евсей Анатольевич, застигнутый врасплох внезапно предоставленной ему инициативой, еще долго топтался бы на месте как потерявший дар речи Буриданов осел, если бы достопочтенная хозяйка не снизошла до его бедственного положения, осознав безнадежность ситуации.
– Проходите пока на кухню, – разрешила она мучительные колебания. – Чай, кофе или, вот, могу свежим грибом угостить. Алкоголь не предлагаю, вам еще работать, – на всякий случай уточнила Долинская.
– А давайте-ка гриба, – внезапно осмелев, попросил Порожкин; голос его уже не напоминал беспомощное блеяние.
Он поудобнее устроился на стуле и, постаравшись держать осанку, взглянул прямо в лицо Долинской.
Долинская неспеша налила гостю щедрую порцию в сверкающий чистотой бокал из тонкого стекла, а себе достала пузатую рюмку и початую бутылку коньяка. Вслед за ними на столе разместились: хлеб, сыр, буженина, сливочное масло и шоколадные конфеты.
– Мне можно, я не на работе, – выразительно, четко артикулируя слова Аделаида Григорьевна ответила на немой вопрос, видимо, вконец потерявшего страх Порожкина.
– Конечно, конечно, я что, я ничего, – забормотал мигом спустившийся с небес на землю гость и судорожно, на всякий случай, глотнул гриба, отчего тут же поперхнулся и закашлялся.
– Не торопитесь, Евсей Анатольевич, – в голосе Долинской явственно прозвучало (да-да, уважаемый читатель, вы не ослышались) настоящее сочувствие!
– Ну, расскажите, как вы работаете на почте? – поинтересовалась Долинская, когда Порожкин наконец оправился.
– Хороший коллектив, гуляем на свежем воздухе, с людьми, вот, знакомимся интересными, – после короткой паузы добавил он.
– И всё? – несколько разочарованно протянула Долинская, с видимым равнодушием прослушав его скороговорку.
– Платят только мало, – вздохнув, уже осмысленно дополнил почтальон.
Львица понимающе кивнула:
– Вы не возражаете, если я закурю?
– Да нет, конечно, курите на здоровье, – снова растерялся Порожкин.
Долинская встала, подошла к шкафчику, достала пачку тонкого синего "Мальборо" и неспеша чиркнула зажигалкой.
– А что, премий нет? – выдыхая дым все же чуть в сторону от гостя, участливо спросила хозяйка.
– Бывает, но редко, – вздохнул тот, организовывая себе бутерброд с маслом и бужениной.
– А что у вас за женщина мне по телефону отвечала? Хабалка какая-то, вести себя совершенно не умеет!
– Так это наш оператор, Лидия Генриховна! Да, она такая, за словом в карман не полезет.
– Отчество-то какое, чуть ли не королевское, а ведь пролетарий пролетарием, – покачала головой Долинская и вновь с удовольствием затянулась.
– Ну, если вы сыты, пойдемте в гостиную, – приговорив вторую рюмку коньяку и закусив шоколадной конфетой, предложила хозяйка.
В просторной, со вкусом обставленной гостиной Долинская предложила гостю устроиться на диване, сама же расположилась в кресле.
– Очень уютно, Аделаида Григорьевна, – озираясь вокруг, осторожно проговорил Порожкин; сейчас он очень напоминал сапера на минном поле. – А это кто написал? – осведомился Евсей Анатольевич, показывая на внушительных размеров натюрморт, красовавшийся над сервантом из красного дерева.
– А это один из художников Серебряного века. Кстати, подлинник, – добавила она как ни в чем ни бывало, закуривая очередную сигарету.
Спросить о стоимости картины Евсей Анатольевич, конечно же, не рискнул и сфокусировал любознательный взгляд на содержимом серванта.
– А это сервиз из севрского фарфора, – начала экскурсию хозяйка. – А вот там старинный гобелен, а здесь фигурки из слоновой кости, здесь мамонтовый бивень, часы с кукушкой. И наконец, вот этот молочник – настоящий Фаберже, во всяком случае, так меня заверяли.
