– Сидишь в заднице, как Фредди Крюгер, – сказал Федор. – Помнишь Фредди? В видеосалоне тогда смотрели, ты еще обоссался!
– Это ты обоссался, – уточнил я.
– Подполковник полиции не может обоссаться, – весомо возразил Федор. – Он может… круто обоссаться!
Федор рассмеялся.
Да, Федор потолстел. Но не как толстеют обычно, а неравномерно, в верхней части туловища, в груди, плечах и шее. Он стал похож на мультипликационного борца – обширный торс и незначительная нижняя часть человека, пропускавшего в зале день ног. Волосы пережили годы не в полном объеме – на лбу блестели глубокие залысины, зато те, что сохранились, были красиво уложены волной, покрашены в черный, хотя на границе с отвисшими щеками слегка просвечивала седина. На свою фотографию в Интернете не похож, в жизни лучше.
На Федоре был приличный серый костюм, дорогие туфли, неплохой галстук, все подобрано со вкусом. Костюм сидел непринужденно, Федор был явно привычен к этой одежде, а не надел ее с утра. А еще маникюр, тщательное бритье, гладкая кожа и часы. Часам я, если честно, позавидовал. Давно хотел. Пусть не турбийон, но хороший швейцарский хронометр. Солидные часы, хай-фай трек с ретро-декой Nakamichi Dragon, «Фендер Стратокастер», набросок Сальвадора Дали, первое издание «Мастера и Маргариты», скромные радости зрелого возраста.
– Ты как в наших говенях запутался? – поинтересовался Федор.
– Да я только вчера…
– Эх, Вить-Вить, мог бы и сообщить, – перебил Федор. – Я бы тебя встретил по-человечески…
– Случайно получилось, – сказал я. – Я не планировал, у меня в Нижнем конференция сорвалась, вот и решил заскочить по пути.
– Вот так ты всегда! Раз в сто лет к старым друзьям заезжаешь, да и то потому, что сорвалось что-то там… А просто так, а?! Повидаться, посидеть, вспомнить детство грозовое?
Я разглядывал Федора. Он держался совершенно спокойно и ничуть не тяготился ролью старого друга, словно на самом деле был рад меня встретить.
– Сколько лет, сколько лет… – Федор вздохнул. – Да, годы идут, все меняется. А ты книжки все пишешь?
– Иногда.
От Федора пахло одеколоном, разумеется, недешевым. И Федор явился первым.
– А я с утра на службу еду, смотрю – машина незнакомая стоит, номера южные, а у нас редко кто чужой бывает, ну и позвонил в библиотеку. Черпакова, конечно, юлила… Но потом раскололась. Вот я и решил к своему старому корефану заглянуть.
– Очень рад, – сказал я.
Сволочь.
– А я как рад! Давно тебе позвонить собирался, да все руки не доходят. Слушай, а ты почему здесь остановился?
– Гостиницы у вас нет, не в машине же ночевать…
– Это уж точно. Гостиницу нерентабельно держать – никто же сюда не ездит.
– А как же родина Пересвета? – спросил я.
Федор снова рассмеялся. Он набрал воздуха, чтобы сказать… Но выдохнул. Достал длинные коричневые сигареты, закурил.
– У меня отпуск скоро, – сказал Федор. – Но уехать не могу, надо за всем присматривать…
Федор курил с наслаждением, быстро, одними глазами продолжая поглядывать вокруг, оценивать. Мне показалось, оценивал он в основном меня. Машина несколько сбила его с толку; потратив час на изучение Интернета, к однозначным выводам Федор не пришел.
– Да, было смешно, что уж говорить… Витя, а давай ко мне?
Неожиданно. Или нет.
– Моя баба как раз в Египет умоталась, дом свободен, переезжай!
Реакцию Федор не растерял.
– Не, спасибо, – отказался я.
– Витя, я же серьезно! У меня пять комнат простаивает, теща пыль собирать не успевает. Живу на Береговой, как белые люди. Белые люди – красные крыши, знаешь такую поговорку?
– Нет, Федь, спасибо, – отказался я.
– А что так? – сощурился Федор. – Шашлычок-машлычок, пивасик нормальный, отдохнули бы…
– Книгу пишу.
– И что?
– Это…
Я заметил кепку. Со вчерашнего вечера она висела на гвозде. На самом видном гвозде.
– Надо сосредоточиться, – пояснил я. – Если я у тебя буду жить, то вряд ли получится.
– Я больше не бухаю, – заверил Федор. – Все культурно, не выше пяти градусов, да и то по пятницам…
– Да я тоже, но дело не в этом. Понимаешь, книги хорошо пишутся в посторонних условиях. В гостиницах, в съемных комнатах, в поездах…
– Тебе что, нравится в этой конуре?
– Книга сама себя не напишет.
– Значит, все-таки книга?
Федор поискал, куда стряхнуть пепел, подтянул кирзач истопника.
– А ты, значит, подполковник? – улыбнулся я.
– Есть немного, – Федор смотрел сквозь дым. – То есть категорически так.
Наверняка стал умнее, подумал я. Во всяком случае хитрее. Опаснее.
– Да ладно, – Федор помахал сигаретой. – Понятно же, что так сюда никто не поедет. Книга… Ты вроде и тогда собирался книгу писать?
– Тогда не получилось.
– Да уж, – Федор загасил сигарету. – Тогда не получилось…
Федор бросил окурок в сапог, плюнул вдогонку.
– А сам кем? Кроме книг?
Подполковник. Неплохо.
– Да так, – я помахал руками. – Примерно как раньше. Организую.
– И дела идут?
– Кризис, – ответил я. – Какие дела…
– Ну да, кризис. Если дела не идут, лучше писать книги.
Кепку Федор не замечал.
– Ты прав, Витя, кризис задолбал, все как обосратые ходим… – Федор поправил галстук. – Надоело все, Витя, живем как в погребе – поставщики, тендеры, заказы…
– Тендеры? – не понял я.
– Что? Да нет, я говорю стабильности мало. Слушай, а про что книга-то? Про адмирала опять?
Я не ответил.
– Брось! – махнул рукой Федор. – Брось ты этого адмирала, я тебе столько расскажу – на сорок книг хватит! Если все описать – не поверят! Ты помнишь Механошина? Который тогда мэром был?
Федор опять хохотнул, но в этот раз не так весело.
– Механошина помню…
– Оказался сектант! Махровейший сатанист!
– Механошин – сатанист? – с недоверием переспросил я.
– Ну, не совсем сатанист, – поправился Федор. – Скорее, язычник-нудист.
Теперь уже я почти рассмеялся. Представилось.
– Не, точно! Вот про что книгу надо писать! Я тебе сейчас расскажу…
Федор дотянулся до чайника, налил в кружку теплой воды, выпил. Туфли чистые, отметил я. На улице слякоть, поперек котельной ручей, а Федор умудрился не запачкаться.
– Так вот, – Федор поставил кружку на котел. – Это суперистория! Механошин вдруг решил, что он дворянских кровей. Что его какая-то прабабка приходилась правнучкой князю Гагарину. Заказал в Москве исследование в Геральдической палате… ну, или где-то там… ему все исследовали и выяснили, что никакой он не дворянин. Но купец. И не простой купец!
Федор снова потянулся к чайнику и кружке, налил воду и выпил.
– Из молокан! – глубокомысленно прошептал Федор. – То ли кормчий, то ли сиятельный сплавщик, короче, потомственный боцман первой ладьи. Ну, Механошин стал выяснять, кто такие молокане и в чем функции главного кормчего, книги старые достал, там все вроде подробно прописано…
Боцман первой ладьи – это неплохо. Я слушал, стараясь понять – это правда или Федор врет. И тот и другой варианты представлялись вполне правдоподобными.
– Сначала Механошин все потихоньку делал – книжки почитывал, потом в Интернете смотрел, а потом и кукуха поехала.
– Интересно, – согласился я. – И как это… проявилось?
– Вроде никак, то есть с виду был как раньше, но внутренне изменился.
Федор потер пальцем висок.
– Короче, он в мэрии создал ячейку, там главный бухгалтер состояла, ведущий экономист, ну много кого, мужики тоже. Ходили по ночам на реку и купались голыми, прикинь?!
– Солидно, – согласился я.
Как сложится развязка этой истории, я примерно представлял.
– Конечно, они не возле города плавали, а там, ниже по течению. Но все равно кто-то их заснял. Механошин подал в отставку, но…
Федор замолчал, смотрел куда-то вбок.
– И дальше что? – спросил я.
– Дальше было особенно весело…
Вдруг я понял, что Федор смотрит на бейсболку.
– Это… что?
– Кепка, – ответил я.
– Кепка…
Федор достал еще сигарету, зажег.
– Тут была?
Едва не брякнул, что тут.
– Нет, – ответил я. – Моя.
Федор молчал. Кусал ноготь.
– Похожа, – сказал Федор. – Точно такая же. «Куба» вроде…
– Да, похожа. Долго искал, таких сейчас не делают, по всем барахолкам шарился.
– Зачем?
Федор протянул к бейсболке руку, но тут же отдернул, не прикоснувшись.
– Для книги, – сказал я. – Погружение в материал, все такое…
