Варвара Сергеевна, конечно, знала, что подавленные, прячущиеся в глубинах подсознания травмы – вовсе не выдумка психологов.
Чтобы выявить причину, запускающую триггер, требуется раскопать в себе правду или же довериться тому, кто способен в том помочь.
Если верить специалистам, травма, полученная матерью во время беременности, могла, внедрившись в «поле» плода, отразиться на нем самом.
– А мультики про собак ты любишь? – стараясь переключить ребенка на что-то позитивное, спросила она.
– Да! – Он повернулся на бочок и зарылся лицом в ее коленки.
– И собаки там совсем не страшные, верно? – Она погладила мальчишку по голове.
– Они там сделаны на компьютере.
Глядя на слипшиеся от пота волосы мальчика, Самоварова подумала, что неплохо бы ему вымыть голову.
– И настоящие совсем не страшные. Ты просто о них ничего не знаешь. Живое убивать нельзя. И даже желать подобное – большой грех.
– А что такое грех? – повернул к ней заплаканное опухшее личико Жора.
– Грех? – задумалась Варвара Сергеевна, подыскивая подходящее для ребенка объяснение. – В том числе преступление против живого. Видишь ли, наша жизнь принадлежит не совсем нам. И отбирать ее у кого-то из страха или ненависти – это грех.
– А кому она принадлежит? – оживился Жора, привстал и сел, свесив ноги, рядом с ней на диван.
– Сначала – высшей силе, – отчего-то уверенная в том, что Регина не посещает православный или какой?либо другой храм, пространно ответила Варвара Сергеевна. – И только потом, как подарок небес, нам самим.
– Не понимаю! – воскликнул мальчик. – Я сейчас! – Он вскочил с дивана и выбежал из комнаты. Через несколько секунд вбежал обратно, держа в руке ежедневник. – Это теперь мое, так? Ты мне вчера его подарила? И чей он теперь?
– Теперь он твой.
– Ты мне его подарила, а значит, он теперь принадлежит мне, так?
– Так.
– Тогда ты сказала глупость! – в очередной раз поставил ее в тупик своим нехитрым умозаключением пятилетний ребенок.
За неимением разумного ответа она решила по-другому обыграть эту тему:
– Он твой. И все, что ты решишь туда записать, во многом сформирует, то есть повлияет на твою жизнь.
– Это как?
– Если будешь писать слова, которые обозначают только плохое, они возьмут над тобой власть.
– А если хорошее? А если обычные, не хорошие и не плохие слова? – расстреливал ее своими простыми вопросами Жора.
– Можно писать любые. Но тех, которые обозначают что-то действительно ценное и хорошее, должно быть больше. Все! – Она резко встала с дивана. – Давай займемся делами. Иди принеси с улицы белье. Я сделаю несколько конфиденциальных звонков, потом мы попьем еще чаю и будем готовиться ко сну.
* * *
Пока Жора долго и неумело вдевал одеяло в пододеяльник и натягивал на подушку наволочку, Самоварова успела сбегать к калитке.
Пес сидел на том же месте.
– Эй! – крикнула она, прижавшись к забору. – Шел бы ты отсюда, а то мой гость тебя боится.
Два черных, похожих на огромные маслины глаза, внимательно, словно проверяя на прочность, глядели на нее в упор.
Явной агрессии в его взгляде не было, но что-то в животном – не столько размеры и отсутствие ошейника, сколько нечто невыразимое, иное, – заставляло его остерегаться.
Глядя на собаку, Самоварова чувствовала схожее с тем, что и вчера после внезапного знакомства с Регининым сыном: позвонить в службу отлова она не решалась (вдруг пес удрал с участка и это доставит его хозяину лишние хлопоты), но и покормить тоже: если пес бездомный, потом, глядишь, не отвяжется, и тем самым она наживет на ровном месте еще одну проблему с мальчишкой.
Понадеявшись, что животное, не дождавшись еды, уйдет, она вернулась к дому.
Присев на террасе в любимое плетеное кресло, достала из кармана мобильный.
Хотела было набрать Аньке, но передумала и написала короткое сообщение на Вотсап:
«На даче навели порядок. Когда вас ждать?»
Отправив, набрала доктора.
Он не снял трубку, а следом, почти сразу, прилетело давно привычное: «Не могу говорить. Перезвоню».
Анька, судя по двум появившимся галочкам, сообщение прочла.
Варвара Сергеевна ощущала на расстоянии, как дочь, давя в себе раздутую обиду, раздумывает не столько над ответом, сколько над тем, отвечать ли матери вообще.
Глядя на экран телефона, с заставки которого ей беспечно улыбалась внучка Лина – светленькая, с короткой, модной стрижкой, в яркой розовой футболке, Самоварова почувствовала сильнейшую, накопившуюся за два долгих дня усталость.
И дело было вовсе не в том, что левая лопатка гудела от непривычной физической работы по дому, а пятки горели от еще не разношенных новых балеток, и даже не в чертовой Регине, дело было в другом.
Решившись взять под опеку чужого ребенка, она никому не причинила вреда.
Это был ее выбор и ее право поступить так, как велела совесть.
Так почему же в эти два дня она испытывала то, что не должна испытывать здоровая, зрелая личность? Неизбывное чувство вины перед дочерью и внучкой и непреходящую неловкость перед доктором – самыми близкими для нее людьми?!
Разве не приятие и доверие определяют истинную близость?
И что такого страшного для них произошло?!
Но как бы то ни было, ей нужно было определить для себя некий дедлайн – день, час, минуту, в которую она должна принять решение о дальнейшей судьбе мальчика, – и все-таки обратиться в органы опеки.
Выкурив папиросу, она решила протянуть до понедельника, а после вернуться с мальчишкой в город.
Словно прочитав ее мысли, мобильный залился звонком.
На экране высветилось пугающее слово «Аноним».
– Алло! – уже зная, кто это, моментально ответила Самоварова.
– Аря, – с придыханием, словно на бегу, затараторила Регина, – Жора рядом?
– Нет, но может быть рядом в любой момент, – оглянувшись на полуприкрытую входную дверь, прошептала Варвара Сергеевна. – Черт тебя побери, что происходит?!
– Аря, очень коротко. Телефон чужой, лоха одного. Я уже не в России. Короче, меня по-крупному подставили. Помнишь Петю-мента? Его арестовали как раз под тот, наш с тобой Новый год. Пару месяцев назад он вышел по УДО, нашел меня и стал требовать, чтобы я вернула общак. Но общак остался у налоговика Максима. Петя его разыскал, а тот перевел стрелки на меня. Они прознали, что у меня есть ребенок. Деньги закончились, мне надо было на что-то жить. Я вернулась к целительству, ну так, влегкую, скорее как обычный психолог. Короче, Макс через подставных лиц вывел меня на подставного же клиента, который, в свою очередь, обвинил меня в краже драгоценностей. Мне поставили условие: или я возвращаю общак – или уголовка.
– Ты должна сказать мне правду, – под участившиеся удары сердца, ответила Самоварова, – иначе не помогу с твоим Жорой.
– Аря, клянусь, общак всегда был у Макса, а он, подозреваю, еще по каким-то их общим делам Петю кинул и все стрелки перевел на меня! Чужие цацки я не брала, безопасность Жоры значит для меня все! Жора – все, что было, есть и будет хорошего в моей сраной жизни, понимаешь?! Макс, сука конченая, сделал меня козлицей отпущения, рассчитывая на то, что у меня остались еще с тех времен приличные деньги и я, испугавшись, отдам их Пете, чтобы он отстал от Макса. Ты можешь по своим каналам навести о них справки, проверить, какие они гниды, и тогда, надеюсь, поверишь, что я не вру!
У Самоваровой кружилась голова.
– Когда вернешься? – глубоко затянувшись папиросой, выдавила она.
– Жора с тобой в безопасности. Все же они не убийцы, просто мерзкие и грязные люди, да и деньги там, поверь, не те… Как только решу вопрос с нашим переездом в Москву или еще в какой город, сразу вернусь. Дай мне пару-тройку недель или месяц!
Дверь за спиной скрипнула, и раздался уже знакомый, настырный и звонкий голосок:
– Я все застелил! Доставай свой ноут, будем смотреть сериал, ты обещала.
– Это Жора? – голос Регины на миг наполнился густой, обволакивающей теплотой. – Жора, да? Аря, он не должен ничего знать. Все, отбой. Я еще позвоню.
– С кем ты говорила? – подойдя и уставившись на дымившуюся папиросу в ее руке, спросил мальчик. – Тебя что, расстроил твой нудный муж? Ты какой хочешь смотреть, где про катран или где про убийцу с топором? – доставал Жора вопросами липкую и тяжелую пустоту вокруг.
* * *
На следующий день, когда служба доставки интернет-магазина привезла заказ, Самоварова обнаружила, что забыла заказать сахар. Размещать новый заказ и ради копеечного сахара оплачивать доставку ей не хотелось, да и прогуляться с мальчишкой не помешало бы.
Упрямая Анька так и не позвонила, даже не ответила на сообщение.
Доктор вечером отзвонился и уставшим голосом коротко отрапортовал о своих делах, спросил про Жору и не слишком охотно пообещал приехать, как только сможет.
Когда вышли из калитки, от Самоваровой не укрылось, что мальчик первым делом бросил тревожный взгляд на то место, где накануне сидел пес.
Она решила отвлечь его разговором, но тут мимо них по центральной дороге поселка сердито промчался черный минивэн с красной траурной лентой на боку и надписью «Следственный комитет».
На кражи или «бакланку», а по-простому хулиганство, как было известно Варваре Сергеевне, выезжала оперативно-следственная группа местного отделения. СК занимался делами пострашнее: убийствами, изнасилованиями и иными тяжкими преступлениями.
Машина остановилась почти посреди поселка, и, когда они с Жорой подходили к этому месту, Варвара Сергеевна замедлила ход.
Дом, у которого стоял автомобиль, был окружен довольно высоким забором.
Жора, любопытный чертенок, вытянув шею, пытался разглядеть, что находится в глубине участка за наполовину приоткрытой железной глухой калиткой.
Широкая дорожка, ведшая к дому, была выложена тротуарной серой плиткой, слева и справа от нее зеленели аккуратно подстриженные кусты, за ними возвышались сосны. На участке никакого движения не наблюдалось, значит, сотрудники СК уже вошли в дом.
Стоять и пялиться на пустой участок не имело смысла, и Варвара Сергеевна, хоть и была преисполнена тревожного любопытства, потянула мальчика за руку:
– Пошли.
Навстречу им спешила женщина – низенькая, коренастая, с небрежным каре наспех причесанных светлых волос, в дешевом спортивном костюме.
– Что там такое опять? – подскочив к Самоваровой, безо всяких приветствий спросила она, будто той точно было что ответить.
– Не знаю. Вероятно, что-то случилось, – пожала плечами Варвара Сергеевна.
– Я через дом отсюда живу, – доложила женщина и громко вздохнула: – Уж как не повезло с соседями!
– С какими именно? – уточнила Варвара Сергеевна.
Женщина нарочито удивленно выпучила глаза:
– С какими?! Вы что, не знаете, с какими? С генералом этим! – Обернувшись, она ткнула пальцем с коротко остриженным, без лака, ногтем в каменный, двухэтажный, приличный по здешним меркам дом за забором.
– Это же дом Полякова? – поймав в себе вчерашнее ощущение, подсасывающее невероятной тревогой, догадалась Самоварова.
– Ну конечно! Мента этого отставного дом. А вы как будто не знаете.
– А что я должна про него знать? – пытаясь копировать интонацию ее голоса, в которой была доля агрессии, часто присущая при первом контакте простым русским людям, спросила Варвара Сергеевна. – Неужто он коррупционер?
– Ой, ну вы смешная! – нервно хохотнула женщина. – Сериалы, наверное, любите? Так там все они, эти, – женщина хлопнула ладошкой по плечу, – коррупционеры. А в жизни-то все еще страшнее…
Самоварова, уже понимая, что эта нервная женщина сама выдаст ей необходимые сведения, неопределенно кивнула.
– Что, и о Марте не слышали? – с нескрываемым любопытством разглядывала ее соседка.
– Нет, мы только вчера приехали, – покосилась Варвара Сергеевна на продолжавшего внимательно изучать машину следственного комитета Жору. – У нас летний домик, мы здесь не живем.
– Понятно… Я тоже не круглый год, но дом-то бросать нельзя. Ой, уж таких соседей бог послал! Ладно… о покойных или хорошо, или никак. Марта-то как умерла в мае, так, прости господи, хоть тихо у них стало… Только этот черт, как призрак, стал бродить по дороге. А вы, кстати, из какого сами дома?
– Тридцать первый. Это дальше, к лесу.
– Тогда поня-атно… Говорю, вам повезло, – разочарованно протянула женщина, но тут же, собравшись с новыми силами, зачастила: – Повезло, что так далеко от них забрались! Взрослые люди, пора бы внуков нянчить, а у них угар был, как у подростков. Родителей ваших дача или сами покупали? – перескакивая с темы на тему, без стеснения любопытствовала соседка.
– Родителей мужа. И что же они такого угарного делали?
– Веселились и зимой и летом! Гости, музыка, крики.
– Разве это преступление? – сдержанно улыбнулась Варвара Сергеевна. – Хорошо, когда люди не теряют с возрастом жизнелюбие.
– Хорошо, когда люди уважают соседей, – с некоторой неприязнью поглядела на нее женщина. – Ребенок у меня с особенностями, – призналась она и, обернувшись, вперилась взглядом в широкую дорогу за спиной. – Дочка, двадцать пять лет. Колясочница. Врачи говорили, с нашим диагнозом столько не живут, а мы вот все живем под небом голубым. Марта, кстати, хорошо эту песню пела под гитару: «Под небом голубым есть город золотой…» [3 - Из песни «Город золотой» (ст. Анри Волохонского, муз. Владимира Вавилова). Широкую популярность песня получила в исполнении Бориса Гребенщикова. В оригинальном тексте первая строка звучит так: Над небом голубым есть город золотой.] – негромко, жалобно и чисто пропела женщина. – Хорошо ей здесь, лучше, чем в городе. Сами знаете, детям полезен кислород, – покосилась она на притихшего и внимательно прислушивавшегося к разговору Жору.
Не успела Самоварова придумать, как вежливо закруглить неожиданно ставший тяжким разговор, как калитка распахнулась и оттуда быстрым шагом вышел немолодой невысокий полицейский с грушевидной, нетипичной для мужчин фигурой – тяжелым задом и узкими плечами. Окинув взглядом стоявших, он, глядя на Варвару Сергеевну, обратился с вопросом:
– Здесь проживаете?
