– Не думаю, – ответил я, – что придётся себя принуждать. Ты хорошенькая.
– Вам понравится, – пообещала она. – Всем нравится.
Я не все, хотел я ответить, но смолчал, потому что на самом деле и я, как все в этом простейшем деле, где не требуется ни ума, ни высоких знаний, а любой грузчик в душе демократии на равных с доктором наук.
В самом деле понравилось, Ежевика как-то угадывает, что и в какой момент чувствую, легко подстраивается, не забывая о себе, и закончили случку одновременно бурно и с чувством радостного освобождения.
Она некоторое время лежала на спине, раскинув руки, раскрасневшаяся и с блестящими глазами, даже губы покраснели и вздулись, хотя обошлись без поцелуев, в сексе без обязательств прибегать к ним дурной тон.
Я поинтересовался:
– Пива?
Она покачала головой, глядя в потолок.
– Ситро, если ещё есть. В горле пересохло.
– Лимонад подойдёт?
– Подойдёт. Лежи, я сама возьму.
Я наблюдал, как она легко вспорхнула и, двигая из стороны в сторону маленькими тугими ягодицами, прошлёпала босыми подошвами к холодильнику.
По тому, как уверенно открыла, почти не глядя взяла бутылку лимонада и тут же захлопнула дверцу, понял, что и я недалеко ушёл от «всех». По крайней мере, набор в холодильнике стандартный и всё стоит в привычном для мужчин порядке.
Ну и хрен с ним, подумалось сердито. Ниже пояса мы все одинаковы. Различия начинаются только в коре головного мозга. Даже не в самой коре, подумаешь, кора, на то она и кора, что кора, а только в неокортексе.
– Что молчишь?
Теперь и она со мной на «ты», так что секс всё ещё ускоряет сближение.
– Да так, – ответил я лениво. – Просто…
Она откупорила бутылку, сунула мне в руку стакан и быстро наполнила.
– Охладись!
– Да мы особо и не разогрелись, – заметил я, – а ты как?
– Всё хорошо, – заверила она. – Коротко и просто. А теперь расскажи, чем занимаешься.
Я вскинул брови.
– Разве не знаешь?
– Только в общих чертах, – сообщила она. – Поговаривают, тебе прочат повышение?
Я покачал головой.
– Выше некуда. Я зав важнейшего отдела, а на административную работу не пойду.
– А новый корпус в Южном Бутове? – спросила она. – Что там будет?.. Институт гудит, что власти выделили семь миллиардов на спешное развитие искусственного интеллекта и двенадцать на ускоренную разработку нейролинка!
– Это политика, – ответил я с достоинством, – учёные гнушаются ею интересоваться.
Она сказала серьёзно:
– Но правят нами политики. И деньги дают они.
Я протянул ей опустевший стакан, она наполнила, остатки вылила в свой, а пустую бутылку опустила на пол у кровати.
Я лениво любовался её ловкими грациозными движениями. Мелькнула мысль, что в одинаковых квартирах с одинаковыми мужчинами проделывала это сотни раз, ощутил даже смутную жалость, что уже не найти в сексе жгучей романтики, таинственности и запретности, что благодаря запретам так украшали это нехитрое занятие раньше.
– У меня прекрасная работа, – заверил я. – А на всё остальное мне… как мудрой вороне в полёте.
– У меня тоже, – сказала она серьёзно. – Это же так здорово, вгрызаться в тайны нейроаксоники!.. И находить моменты, что могут изменить мир! Любые другие радости, вроде секса или бухалова, не могут заменить…
Вообще-то в мире есть и другие радости, сказал я про себя, но смолчал, неуместно было бы сказать такое, лёжа с голой женщиной в постели. Хотя по большому счёту права. Это в мире Дон Жуана не было радостей выше, но тогда секс был связан с мощными инстинктами доминантности. Женщину нужно было принудить отдаться, так это называлось, это считалось большой победой.
Да и было победой: противозачаточных средств не существовало, победа в соблазнении могла привести к ещё большей победе: в семье согрешившей женщины будут растить твоего ребёнка, их род прервётся, а ветви твоего расширятся.
Но равноправие пришло не только в политику и оплату труда, доминантность в сексе устранили, что для большинства мужчин обесценило и сам процесс. Правило хочешь минет утром – делай куни вечером, привело к тому, что секс потерял девяносто процентов привлекательности. А то, что теперь в постели нужно думать не только о себе, мужчинам как серпом по известному месту, подчинение правилам свело такое развлечение чуть ли не к нулю.
– О чём думаешь? – спросила она. – У тебя такое вдохновлённое лицо…
– Правда? – спросил я. – Да так… О Дарвине, эволюции, к чему идём…
Она сказала живо:
– О, это интересно!.. Я тоже люблю заглядывать в завтра. Особенно когда стараюсь понять, что натворит наш интерфейс нейролинка.
Я пробормотал:
– Люди ко всему привыкают. Совсем недавно ни компов, ни инета, ни мобильников, а сейчас разве без них жизнь? То же будет и с нейролинком. Ещё и поворчат, что слишком медленно входит в употребление…
– Надеюсь, – сказала она со вздохом. – Ох, как хочется будущего!.. Так и вижу нас бессмертными, молодыми, всемогущими… Всё можно сделать, всё перепробовать, освоить планеты, побывать у звёзд, выйти за пределы галактики и вселенной…
Лицо её воспламенилось, в глазах огоньки. Я хотел было настроить себя на иронический тон, дескать, это не огоньки, а в пустой тёмной пещере черепа тараканы зажигают костры, но ощутил, что в самом деле хорошо и даже прекрасно лежать с голой девушкой и обсуждать проблемы завтрашнего дня.
Умненькая, вспомнил я слова Фауста. Внешность обманчива, с виду смешливая хохотушка с весёлым и беспечным нравом, но задачи по апгрейду нейролинка щёлкает как орехи, частенько обгоняя даже Марата и самого Фауста, что очень непросто.
– Доживём, – заверил я. – По расчётам, вакцину по остановке старости начнут проверять в конце этого года уже и на человеках. На переход к полному бессмертию потребуется ещё лет пять. Главное, за это время не попасть под… гм… удар метеорита, раз уж автомобилями теперь рулят автопилоты, а они пока ещё не напиваются до потери аккумуляторов.
Она счастливо рассмеялась и прижалась всем телом, положив голову на плечо. И хотя женщины делают так часто, на этот раз ощутил то сладостное чувство доминантности, словно спас женщину из лап опасного зверя и теперь она будет ходить следом послушным хвостиком.
Глава 3
Нейролинк – дело свободное, никто его прямо в квартиру не принесёт и не скажет «нате». Стоит дорого, процедура вживления не такая уж и безболезненная, как уверяют, так что плюнь, вот и всё. Без телевизора обходимся уже не первые годы, а раньше жизни не представляли.
И спокойнее без нейролинка. Меньше знаешь – лучше спишь. Пусть скелеты остаются в своих шкафах.
С другой стороны, нейролинк самая скоростная система передачи информации. Когда-то сообщения пересылали гонцами и почтовыми голубями, потом морзянкой, затем появились телетайпы, телефоны, все устройства совершенствовались, пока не начали вживляться в ушную раковину.
Казалось бы, куда уж лучше? Но нейролинк схватывает и передаёт не только мысленно произнесённые слова, как было в первой версии Илона Маска, но и формирующиеся образы, что важнее. Можно подключиться и совместными усилиями оформить важную гипотезу, обстругать её до теории, совместно легче совершить открытие.
Да и вообще, как уверяют оптимисты, это так здорово, когда мозг открыт, можно свободно читать в извилинах другого человека, а он в твоих…
– Здорово, – согласился Страйдер, мой зав сектором по фотонике, – но стрёмно…
Раньше это место называлось курилкой, просторная такая веранда, опоясывающая двенадцатый этаж научно-исследовательского центра, сюда и сейчас время от времени выскакивают сотрудники глотнуть, как это называется, свежего воздуха, хотя в помещении он чище и свежее благодаря работающей аппаратуре.
На самом деле усталым глазам, постоянно всматривающимся в значки на экранах, нужно время от времени переводить взгляд на что-то общее и далёкое, как вот эти раскинувшиеся внизу на сотни причудливо застроенных кварталов домики, едва заметные среди зелени скверов.
Страйдер блистает киборгностью не только на вечеринках, мы все покорно уживаемся в телах голых по Дезмонду Моррису обезьян, только он заменил варикозные ноги, но у него протезы старой моды, т. е. имитирующие строение человеческих. Не отличишь даже на ощупь, кожа даже с нужным оттенком волос, зато в полости располагаются ёмкие аккумуляторы, не нужна частая подзарядка, как Марату, у которого просто штыри из блестящей вольфрамовой стали, последний писк моды.
Сейчас как бы курят, опершись на перила и рассматривая город, я услышал, как Страйдер обронил негромко:
– Это прекрасно, когда хоть и незнакомы, но оба до безумия фанаты «Спартака». Тогда да, а иначе ой-ой…
Подошёл с пластиковым стаканом горячего кофе Фауст, вздохнул.
– Вот-вот. У меня деньги есть, могу позволить себе последнюю модель, не дожидаясь, когда цены упадут. Но даже мне мандражно…
Понятно, речь о нейролинке. Чем дальше продвигаемся, тем чаще начинаем всерьёз прикидывать, что натворит эта новая технология, когда станет массовой, а раньше как-то не задумывались: прогресс – это круто!
Весь коллектив достаточно молод, но это на моей памяти произошло вторжение на рынок интернета, изменившего мир, кое-кто помнит даже первые домашние компьютеры, тоже был шок, а всё это пустяки в сравнении с тем, какого могучего и непредсказуемого джинна выпустим из бутылки мы…
Вышел «покурить» Фауст, наш самый блестящий аналитик, без его одобрения ни одна идея не запускается в разработку, сам больше похож на топового баскетболиста, чем доктора наук, крупный, высокий, женщины засматриваются, но ему самому свои габариты нравятся не очень, рослые живут заметно меньше коротышек. Любит покушать, особенно налегает на сладкое, так как мозг питается исключительно глюкозой, а если современные питекантропы накачивают мышцы, стараясь выглядеть абсолютными доминантами, то ему нужен мозг, чтобы стать доминантом на самом деле.
Заприметив меня, воззвал патетически:
– Шеф!.. Вот этот железоногий почему-то решил, что все умрём…
– Не все, – ответил я словами священника, читавшего проповедь перед королём Людовиком Четырнадцатым. – Не все… Вон Марат точно не.
– А мозги? – спросил Фауст въедливо.
– Что мозги? – спросил я. – Живут и без мозгов. Будет фанатом «Спартака». Или «Динамо», без разницы.
Марат сказал с неудовольствием:
– Это фанаты «Спартака» без мозгов! А динамовцы ещё с какими… Правда, аккуратно и красиво уложенными в позвоночнике.
– Когда нейролинк запустим в полную мощь, – сказал Фауст мрачно, – все будем жить им. Аккуратно и красиво уложенным. Мир идёт к демократии, а вы что думали?
– В сингулярности какая демократия? – спросил Марат. – Шеф?
Я сказал сердито:
– Давайте сперва приблизимся к Барьеру. Там видно будет, что нас ждёт. Или спросите Кота Баюна.
Он хмыкнул, но тут же вздохнул. Кот Баюн на удалёнке, в самом деле самый продвинутый в этой теме, хоть и поневоле, с рождения куча болезней, в том числе прогерия, это ускоренное старение, не выжил бы, но в детстве вытаскивали на уколах, а когда к юности начали отказывать внутренние органы, пришла на помощь трансплантация из своих же стволовых плюс слегка подправленных.
Но и те быстро старели, так уж запрограммировано, потому пошли на вынужденный шаг и после трёх замен сердца донорскими решились поставить механическое, что всё же нуждается в подзарядке.
Однако с экранов смотрит победно, даже свысока. У его сердца неограниченный срок, да и вообще на вершине хайтека, а вы все тут чернь непросвещённая, копошитесь у подножия прогресса, вы прошлое, а мы вот уже пришли и скоро сметём всех вас, жалкие людишки…
И, конечно, изучает все тренды развития как в медицине, так и во всех областях, что приближают человечество к Великому Порогу, за которым ждёт сингулярность.
– Перекур окончен, – заявил я. – За работу, ленивые твари!.. Кто быстрее вскочит в сингулярность – может захлопнуть за собой дверь!
Через неделю общался на конфе с айтишниками-молекулярниками, с удивлением увидел там Ежевику, сперва не поверил глазам. Вход по приглашениям для продвинутых, неужели она умеет больше, чем выдаёт в моем коллективе, с интересом присматривался некоторое время.
В конце после бурной дискуссии небольшое застолье, пообщались ещё и в неформальной обстановке. Расходились с неохотой, даже простая болтовня с умными людьми не в тягость. Некоторые успели в перерывах повязаться, Виолетта поимела Марата, а Ежевика вроде бы занималась сексом с Фаустом и Ведмедевым, как показалось тогда, но вроде бы вязалась без особой охоты, просто шла навстречу соратникам, которым нужно «разгрузиться».
Через неделю встретились на конфе у Батина, пообщались снова. Я поразился, насколько у нас с нею общие интересы, даже формулировки совпадают, вечером ушли вместе и почти до утра бродили по городу, наслаждаясь разговорами так, словно встретились впервые.
Животное начало напомнило о себе дважды, оба раза уступили и наскоро повязались в подворотнях, сбрасывая гормональное давление, и снова наперебой затараторили о наших разработках, донельзя счастливые таким редкостным совпадением взглядов и вкусов.
Когда дошли до её дома, я остановился, посмотрел по сторонам.
– Есть идея…
– Ну-ну? – сказала она задорно. – Вдуть и у двери моего дома? Только не трогай кнопку домофона!
Я покачал головой, не сводя с неё внимательного взгляда.
– Нет, я знаю радость слаще…
– Ой, – сказала она. – Это что, намёк?
– Предложение, – ответил я.
– Согласна, – ответила она, не задумываясь. – Покажи?
Я молча повернулся к проезжей части, вскинул руку, где на миг коротко блеснул огонёк на браслете.
Через пару минут подкатил автобот. Я галантно распахнул дверцу, успев по мобильнику запретить автомобилю делать это самому, Ежевика юркнула на сиденье и нявкнула весело:
– Что теперь?
