Все в порядке. Ничего страшного.
– Все в сборе, кроме Сент-Клэра, – заключает Мередит. Она вытягивает шею, чтобы лучше осмотреть столовую. – Он обычно опаздывает.
– Всегда, – поправляет ее Джош. – Всегда опаздывает.
Я откашливаюсь.
– Кажется, я встретила его вчера вечером. В коридоре.
– Классная прическа и британский акцент? – уточняет Мередит.
– Хм. Ага. Вроде бы, – стараюсь, чтобы голос звучал непринужденно.
Джош ухмыляется.
– Все влю-ю-ю-блены в Сент-Клэра.
– Ой, заткнись, – отмахивается Мередит.
– Я – нет, – Рашми впервые смотрит прямо на меня, оценивая, могу ли я влюбиться в ее парня.
Джош отпускает ее руку и демонстративно вздыхает.
– Ну а я – да. Приглашу его на выпускной. Это наш год, я это знаю.
– В этой школе устраивают выпускные? – спрашиваю я.
– Боже, нет, – отвечает Рашми. – Да, Джош, конечно. Вы с Сент-Клэром будете очень мило смотреться в одинаковых смокингах.
– Во фраках, – раздавшийся рядом британский акцент заставляет нас с Мередит подпрыгнуть на месте. Коридорный парень. Красавчик. Его волосы мокрые от дождя. – Я настаиваю, чтобы это были фраки, иначе вместо тебя отдам букетик Стиву Карверу.
– Сент-Клэр! – Джош вскакивает с места, и они обнимаются по-мужски, классически ударив друг друга пару раз по спине. – Без поцелуев? Я разочарован, приятель.
– Думал, это может ранить твою бывшую пассию. Она еще не знает о нас.
– Да мне плевать, – улыбаясь, заявляет Рашми. Улыбка ей к лицу. Она должна чаще пользоваться уголками губ.
Красавчик из коридора (мне звать его Этьен или Сент-Клэр?) бросает сумку и садится на оставшееся свободное место между Рашми и мной.
– Анна, – удивляется он, увидев меня, и я тоже поражена. Он меня помнит. – Милый зонтик. Мне бы пригодился сегодня утром.
Он проводит рукой по волосам, и капля отскакивает на мою голую кожу. Мне не хватает слов. Зато желудок говорит сам за себя. В ответ на урчание Этьен округляет глаза, и я поражаюсь, насколько они глубокого карего оттенка. Будто ему нужно еще какое-то оружие против женщин.
Должно быть, Джош прав. Наверное, каждая девушка в школе влюблена в Сент-Клэра.
– Ужасный звук. Тебе стоит покормить того, кто сидит внутри. Если только… – он притворяется, что разглядывает меня, затем наклоняется и шепчет. – Если ты не из тех девушек, что морят себя голодом. Боюсь, не смогу этого вынести. Придется выдать тебе пожизненный запрет на приближение к нашему столику.
Я стараюсь придать голосу решимости, признаваясь:
– Я не знаю, как заказать.
– Легко, – отвечает Джош. – Становишься в очередь. Говоришь, что хочешь взять. Забираешь вкусняшки. А потом отдаешь свою карточку питания и две пинты крови.
– Слышала, в этом году они подняли цену до трех пинт, – уточняет Рашми.
– Еще можно отдать костный мозг, – подключается коридорный красавчик. – Ну или левую мочку уха.
– Большое спасибо, но я имела в виду меню, – указываю на меловую доску над головой одного из поваров. На ней изысканным курсивом выведено утреннее меню в розовом, желтом и белом цвете. На французском. – Не совсем мой родной язык.
– Ты не говоришь по-французски? – спрашивает Мередит.
– Я три года изучала испанский. Не думала, что когда-нибудь перееду в Париж.
– Ничего страшного, – тут же отвечает Мередит. – Здесь многие не говорят по-французски.
– Но большинство все же говорят, – добавляет Джош.
– И большинство из них знают его плохо, – Рашми бросает на своего парня многозначительный взгляд.
– Для начала выучи язык еды. Язык любви, – Джош потирает свой живот, напоминая тощего Будду. – Oeuf – яйцо. Pomme – яблоко. Lapin – кролик.
– Не смешно, – Рашми хлопает его по руке. – Неудивительно, что Исида тебя кусает. Болван.
Я бросаю еще один взгляд на меню. Оно все еще на французском.
– И все же?
– Ладно, – коридорный красавчик отодвигает стул. – Пойдем. Я тоже еще не завтракал.
Пока мы пробираемся сквозь толпу, не могу не заметить, что несколько девушек провожают его томными взглядами. Блондинка с орлиным носом и в крошечной майке начинает щебетать, как только мы занимаем место в очереди.
– Привет, Сент-Клэр. Как провел лето?
– Привет, Аманда. Великолепно.
– Ты оставался здесь или возвращался в Лондон? – она наклоняется перед своей подругой, невысокой девушкой со строгим хвостиком, и встает так, чтобы максимально обнажить декольте.
– Я оставался у мамы в Сан-Франциско. А как ты провела каникулы? – он задает вопрос вежливо, но, к своей радости, я слышу равнодушие в его голосе.
Аманда взмахивает волосами, и внезапно я вижу на ее месте Шерри Милликен. Она любит перекидывать волосы с одного плеча на другое, встряхивать их и накручивать локоны на пальцы. Бриджит убеждена, что Шерри проводит выходные, стоя перед прыгающими фанатами, притворяясь супермоделью, но я думаю, что она слишком занята нанесением на локоны грязевой маски из морских водорослей и папайи в бесконечном стремлении достичь идеального блеска.
– Просто потрясающе, – хоп, и волосы снова на другом плече. – Первый месяц я провела в Греции, а на остаток лета вернулась на Манхэттен. У моего отца изумительный пентхаус с видом на Центральный парк.
В каждом предложении она делает ударение на какое-нибудь слово. Я фыркаю, чтобы не рассмеяться, а у коридорного красавчика начинается подозрительный приступ кашля.
– Но я скучала по тебе. Разве ты не получал мои письма?
– Хм, нет. Вероятно, ты перепутала адрес. Смотри, – он подталкивает меня. – Скоро наша очередь.
Этьен поворачивается к Аманде спиной, и та обменивается хмурыми взглядами с подругой.
– Время для первого урока. Завтрак здесь простой и в основном состоит из хлебных изделий, самое известное из которых, разумеется, круассаны. Это значит никакой колбасы или омлета.
– А бекон? – с надеждой спрашиваю я.
– Точно нет, – смеется он. – Второй урок, слова на доске. Слушай внимательно и повторяй за мной. Granol, – я щурюсь, в то время как он, наоборот, притворно изображает невинный вид с широко распахнутыми глазами. – Это значит «гранола». А что насчет этого? Yaourt?
– Ох, даже не знаю. Йогурт?
– Естественно! Ты уверена, что никогда не жила во Франции?
– Ха-ха. Чертовски смешно.
Он улыбается.
– А, понятно. Знаешь меня меньше суток и уже дразнишь из-за акцента. Что дальше? Не хочешь обсудить мои волосы? Рост? Мои штаны?
Штаны. Действительно.
Француз за прилавком кашляет, чтобы привлечь наше внимание. Простите, шеф Пьер. Меня немного отвлек этот англо-французский образец американского парня, который как раз задает вопрос:
– Йогурт с гранолой и медом, яйца всмятку или груши на булочке бриошь? Понятия не имею, что это за булочка.
– Йогурт, – быстро выбираю я.
Мой спутник озвучивает наши заказы на идеальном французском. По крайней мере, для моих девственных ушей он звучит идеально, да и морщинки на лице шеф-повара тут же разглаживаются. Он перестает хмуриться и добавляет гранолу с медом в мой йогурт. Перед тем как отдать блюдо, он еще бросает сверху несколько ягод черники.
– Merci, мсье Бутен.
Я хватаю наш поднос.
– И никакого печенья «Pop-Tarts»? Или хотя бы шоколадных шариков? Я, кажется, совсем разочарована.
– «Pop-Tarts» по вторникам, вафли по средам, но ты никогда не получишь тут шоколадных шариков. Вместо них по пятницам придется довольствоваться кукурузными цветными колечками «Froot Loops».
– Для британца ты слишком много знаешь об американской вредной еде.
– Апельсиновый сок? Грейпфрут? Клюква?
Я указываю на апельсиновый, и коридорный красавчик вытаскивает пару бутылок.
– Я не британец, а американец.
Я улыбаюсь.
– Ну конечно.
– Правда. Ты разве не знаешь, что для того, чтобы поступить в ШАП, нужно быть американцем?
– ШАП?
– Школа Америки в Париже, – объясняет он. – ШАП.
Прекрасно. Звучит как какая-то секта.
Мы встаем в очередь, чтобы оплатить заказ, и я удивляюсь, насколько эффективно работает система. В моей старой школе каждый стремился прорваться вперед, чем невероятно злил сотрудниц за кассами, здесь же все терпеливо ждут своей очереди. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить, как взгляд моего спутника скользит вверх-вниз по моему телу. У меня перехватывает дыхание. Красавчик меня рассматривает. И он не знает, что я его подловила.
– Моя мама американка, – продолжает он. – Отец француз. Я родился в Сан-Франциско, но вырос в Лондоне.
Каким-то чудом мне удается ответить.
– Воистину международное дитя.
Он разражается смехом.
– Верно. Я не позер, как остальные.
Я уже собираюсь поддразнить его, когда вспоминаю один нюанс: у него есть девушка. Нечто злорадное вонзается в мой мозг, заставляя прокрутить в голове вчерашний разговор с Мередит. Пора сменить тему.
– Как твое настоящее имя? Вчера вечером ты представился как…
– Сент-Клэр – фамилия. Этьен – имя.
– Этьен Сент-Клэр, – пытаюсь произнести на его манер, с акцентом и блеском.
– Ужасно, правда?
Теперь уже смеюсь я.
– Этьен звучит очень мило. Почему остальные тебя так не называют?
– Ох, «Этьен звучит очень мило». Как великодушно с твоей стороны.
За нами в очередь встает еще один человек, невысокий парень со смуглой кожей, прыщами и густой копной черных волос. Он рад видеть Этьена, и тот улыбается в ответ.
– Привет, Никил. Как провел каникулы? – тот же вопрос, что он задавал Аманде, но на этот раз голос был искренним.
Это все, что требовалось парню, чтобы начать рассказ о своей поездке в Дели, о рынках, храмах и сезоне дождей. (Он отправился в однодневную экскурсию в Тадж-Махал. Я же ездила на пляж Панама-Сити вместе с остальной Джорджией.) Подбегает еще один студент, на этот раз тощий и бледный, с липкими взлохмаченными волосами. Никил тут же забывает о нас и приветствует друга тем же восторженным лепетом.
Сент-Клэр – я намерена называть его так, чтобы не опозориться – поворачивается ко мне.
– Никил – братец Рашми. Он первокурсник. У нее также есть младшая сестра, Санжита, она учится на первом курсе, и старшая, Лила, она выпустилась два года назад.
– У тебя есть братья или сестры?
– Нет. А у тебя?
– Один братик, но он остался дома. В Атланте. Это в штате Джорджия. На юге.
