Я с облегчением улыбнулась ему. К черту школу. Мне теперь не нужно образование! Мы богаты!
Сегодня было жестко.
Ридли и Меган слетели с катушек. Они были рады за меня долю секунды, когда думали, что выигрыш поделится между всеми тремя семьями, но как только я сказала им, что их родители забили на синдикат до выигрыша, они совсем сошли с ума. Они повторяли, что это нечестно, что это неправильно. Меган сказала (и я цитирую), что она «ненавидит гребаных богатых сук». Она сказала, что мы больше не сможем быть друзьями. Вот так просто. Типа, выбросила нашу дружбу с самого детства.
– Ридли, как насчет тебя? Ты тоже так думаешь? – спросила я, потянув его за руку, чтобы он повернулся ко мне лицом. Знаете, это странно, но даже посреди серьезной ссоры от его прикосновения у меня подкашивались колени. Я чувствую его всем своим телом. Как будто я его целиком проглотила или вроде того.
– Эм, это сложно.
Он единственный, кто называет меня Эм. Моя мама хочет, чтобы я приняла полное имя как отсылку к Эмили Бронте, поэтому исправляет большинство людей, если они осмеливаются его сократить. Но с Ридли она так не делает. У нее есть какие-то границы. Он называет меня Эм, а я его – Ридс. Это наша фишка. И хотя он избегал смотреть мне в глаза, приковав взгляд к полу, он все же назвал меня Эм, поэтому я начала таять. Меган ушла, но делала эту раздражающую вещь, к которой иногда прибегает, когда она не в настроении: она не исчезла полностью, а осталась на периферии, чтобы мы догоняли ее. Она иногда любит привлекать к себе внимание.
– То есть я рад за тебя, – добавил он. – Это отличные новости, но я не знал, что мои родители забили на лотерею. Меган, скорее всего, тоже не знала. Поэтому, когда ты сказала, что вы выиграли, я думал, мы все выиграли. Понимаешь? – он поглядывал на Меган, объясняя это. – Она расстроена. Я пойду поговорю с ней.
– Я тоже расстроена.
– Ага, но ты богата и расстроена, а это всегда не так серьезно, – он мимолетно мне улыбнулся и побежал догонять Меган. Я была немного растеряна, в тот момент мне казалось, что у меня есть одновременно все и ничего.
Кататься на папиной новой машине было весело, но я не могла выбросить Ридли и Меган из головы.
– Пап, можно мне бросить школу?
– Может быть. Ты можешь взять перерыв на год, заниматься с репетиторами, пока мы путешествуем. Или просто взять перерыв на год и снова пойти в тот же класс, когда вернешься. Ты молодая для своего класса, и в любом случае жизнь – это больше, чем просто школа. Мне с твоей мамой нужно обсудить план. Ты точно можешь перевестись в другую школу, если тебе не нравится эта. Мы можем отправить тебя в частную, если хочешь.
– Да, думаю, хочу.
Тогда он сказал, что нам стоит сделать круг и проехать мимо домов Хиткотов и Пирсонов еще один раз. Господи, какой же в этой машине громкий двигатель.
10
Лекси
Мне сразу же приходится по душе женщина из лотерейной компании, Джиллиан. Она похожа на человека, который мог бы работать со мной в Бюро. Размеренная, почти скучная. У нее крашеные светлые волосы, на корнях виднеется смесь более темного цвета и преждевременной седины. Она, наверное, сама красится дома в ванной, как я. Это почему-то успокаивает. Джиллиан носит очки в толстой оправе и сумку, больше практичную, чем красивую.
– Хотите чаю? – предлагаю я.
Я выложила торт, тарелки и кружки. Я бы поставила чашки с блюдцами, если бы они у нас были. Эмили говорит, что теперь нам стоит их приобрести. А еще я забыла купить бумажные салфетки.
– О да, пожалуйста. Просто крепкий с молоком, без сахара, – говорит Джиллиан тоном женщины, жаждущей чая после долгой поездки в машине.
– Я думал, шампанское будет более уместным, – Джейк поднимает бутылку перед собой.
Джиллиан быстро оглядывает нас, взвешивая. Я делаю то же самое, сидя перед клиентами в Бюро. Предлагаемые мной советы всегда одинаковы, но есть миллион разных способов их высказать – в зависимости от типа человека, с которым я разговариваю.
– Я буду то же, что вы. Шампанское – это всегда хорошо, но я за рулем, так что выпью не больше половины бокала. У меня для вас много информации, поэтому, полагаю, все зависит от того, как долго вы можете сохранять ясную голову, – отвечает Джиллиан с дипломатическим смешком.
Джейк уже вертит проволоку, обхватывающую пробку. Он уносится на кухню, чтобы налить. Джиллиан и я сидим молча, пока до нас не доносится хлопок. Тогда Джиллиан улыбается:
– У вас такой повод для празднования.
– Да.
Мы чокаемся. Джейк выпивает свое шампанское так, словно оно выходит из моды, а потом тут же пополняет бокал. Джиллиан начинает вытаскивать документы и папки из своей большой сумки и принимается привязывать нашу мечтательную нереальность к чему-то более практическому.
– Нам нужно назначить встречи с бухгалтерами и финансовыми консультантами. Как вы можете себе представить, такие деньги нельзя просто положить в банк. Вы можете заставить их работать на вас, если поговорите с отделением управления капиталом вашего банка.
– Отделением управления капиталом?
– Учитывая то, каким банком вы пользуетесь сейчас, я бы предложила Coutts. Вы о них слышали?
Я вспоминаю элегантную эмблему сбоку огромного, выглядящего неприступным здания, мимо которого я иногда прохожу по Стрэнд в Лондоне. Я никогда даже не мечтала туда зайти. Витиеватый, изысканный черный шрифт на кремовом фоне. Coutts – это банк королевской семьи.
– А они нас примут? – спрашиваю я.
– Несомненно, – улыбается Джиллиан.
– Деньги говорят, – встревает Эмили.
– Деньги кричат, – смеется Джейк.
Мне не нравится, что Эмили присутствует при обсуждении финансов. В прошлом мы всегда избегали разговоров о деньгах при детях. Хотя это было потому, что раньше все наши обсуждения сводились к тому, достаточно ли у нас их, а если нет, то как мы можем заработать еще.
– У меня указано, что вы еще не определились насчет прессы, но мы следили онлайн, и в Интернет уже просочилась информация, что победителем стал кто-то из местных. Это как-то связано с…? – Джиллиан тактично замолкает, но переводит взгляд к саду, где припаркована машина.
– Да, – подтверждаю я. – Моему мужу не хватает осмотрительности.
– Но я компенсирую это энтузиазмом, – Джейк постукивает пальцами, словно выбивая ритм на барабанах. Эмили смеется. Джиллиан вежливо улыбается. Я клянусь, он обдолбан, хоть и не принимал наркотиков.
– Что ж, теперь я предлагаю вам согласиться на освещение в прессе. С утечкой и Ferrari, припаркованной на вашей улице, это дело времени, прежде чем местная пресса узнает, кто выиграл семнадцать и восемь миллионов фунтов. Если это произойдет, вы не сможете с легкостью контролировать информационный поток. Если мы проявим инициативу, то сможем управлять новостями, чтобы сделать их как можно менее навязчивыми.
– Контролировать информационный поток? – удивленно спрашиваю я.
– Ну, здесь милая история, – говорит Джиллиан с успокаивающей улыбкой. – Семья с двумя детьми, большой выигрыш, людям понравится, – она имеет в виду обычную семью. Мы довольно обычные. Она просто слишком вежливая, чтобы это озвучить. Она могла бы, я бы не была против. Меня устраивает быть обычной. Я улыбаюсь. Если и получается немного натянуто, Джиллиан, кажется, этого не замечает. – Мы можем представить вас рекламным агентам и даже консультантам по имиджу, если захотите.
Я понятия не имею, что такое консультант по имиджу, но все равно киваю – я хочу иметь команду, поддержку.
– В таком случае, если вы согласны на прессу, нам нужно устроить небольшую церемонию, чтобы передать вам огромный чек. Это может быть очень весело. Как насчет этой пятницы? Вам подойдет?
– Да, у меня короткий день по пятницами, так что я успею, – говорю я. Джейк и Эмили снова хихикают между собой. В своих планах они работу и учебу явно не учитывают.
– Это можно устроить где угодно, но я предлагаю сделать это не у вас дома. Может, в каком-то загородном доме, где получатся отличные фотографии. Мы пригласим местные газеты и радиостанции. Мы проговорим с вами вопросы, которые вам, скорее всего, зададут. Мы сможем потренироваться на них отвечать, если захотите. Вам не о чем беспокоиться. Это не станет огромным событием. Это не национальные новости.
– Нет? – я чувствую облегчение.
– Не вполне. Вам нужно было бы выиграть больше шестидесяти миллионов, чтобы попасть в национальную прессу.
– Вы только представьте, – восхищенно говорит Джейк.
– Я взяла на себя смелость оглядеть местность сегодня утром на случай, если вы захотите выбрать этот вариант. Этот отель-поместье выглядит чудесно. Просто картинка, – Джиллиан передает свой iPad. – Я уже поговорила с их организатором мероприятий. Они примут нас, если вам нравится.
Передо мной фото внушительного здания отеля «Поместье Камберуэлл». Я знаю о нем, они устраивают большие свадьбы и корпоративные балы. Я никогда там не была, но где-то во мне таилась мысль, что это было бы идеальное место для свадьбы Эмили через, скажем, пятнадцать лет.
– Очень красиво, – киваю я.
– Ага, отлично. Я всегда хотел предать это огласке. Я думаю, будет весело, – комментирует Джейк. – Только один момент. Нам нужно будет ждать до пятницы, чтобы получить деньги? Нам изначально сказали, что их могут положить на наш счет к среде.
Я закрываю глаза, стыдясь его жадной нетерпеливости.
– Чек вам дадут чисто символически. Вы не сможете его обналичить, – замечает Джиллиан.
– Да, я так и думал.
– Однако мы, конечно, сможем перевести деньги на ваш счет раньше, если вы этого хотите.
– Хотим, – твердо отвечает Джейк.
11
Эмили
Пятница, 26-е апреля
Лотерейная компания организовывает для нас машину, чтобы родители могли выпить шампанского на пресс-конференции и избежать предположений, будто они поведут в нетрезвом виде. Папа говорит, он мог бы выпить «один бокальчик» и сесть за руль, и что он хочет поехать туда на Ferrari. А мама говорит, что он не может, потому что даже если он технически не превысит законный лимит, это будет очень плохо выглядеть в прессе, если кто-то из журналистов заметит. Папа говорит, Джиллиан сказала, что мы совсем не сенсационная новость. Он звучит разочарованно. Мама говорит, что мы не хотим стать более громкой историей по плохим причинам и в любом случае мы все не поместимся в Ferrari. Логан говорит, если папа будет за рулем, то он хочет поехать с папой, потому что Ferrari – это суперкруто. Мама заталкивает всех нас в машину лотереи – не такой уж убогий лимузин. Она говорит, что больше не хочет ничего слышать.
Финал!
«Поместье Камберуэлл» по-старомодному величественное. Перед ним гравиевая подъездная дорожка, по краям усаженная деревьями. Внутри полно древних потрепанных ковров на деревянных полах и обшитых деревом стен. Богачам нравится и то и другое. Я бы свой загородный дом так не обставила – я бы выбрала современный стиль, склоняясь к чему-то более неожиданному, но я вижу, в чем привлекательность этого варианта. Нас проводят в зал с высокими потолками, с висящими на стенах картинами (лошади со странными пропорциями и скучные пейзажи) и с примерно двумя дюжинами стульев, обращенных к трибуне. Нам предлагают напитки, я прошу капучино, но кто-то приносит нам с Логаном колу (полную сахара, поэтому я не прикасаюсь к своей). Начинают прибывать журналисты. Они двух противоположных типов: либо торопливо входят, вспотевшие, поскольку, кажется, считают, что опоздали, и хотят дать всем понять, как они заняты (и, следовательно, востребованы, важны), либо неторопливо расхаживают, явно готовые задержаться у предлагаемых закусок и растянуть «работу» до обеда. Папа говорит, все зависит от того, штатные это сотрудники или фрилансеры. Некоторые из них с трудом тащат груду оборудования – штативы и камеры, – как будто iPhone еще не изобрели. Никто не ведет себя резко и саркастично, как я ожидала. Полагаю, они все слегка разочаровались, что был изобретен Интернет, а Флит-стрит больше нет. Я знаю, что Флит-стрит была оживленным центром журналистики в далеком прошлом, из какой-то книги Ивлина Во, которую читала в школе, а еще от папы, потому что он часто говорит о профессиях, вызывающих разочарование.
Журналисты местные и, очевидно, все друг друга знают – они весело болтают между собой, справляясь о детях и партнерах. Это начинает смахивать на вечеринку. Не на такую, которые нравятся мне, а на одну из тех, что устраивают родители. Они улыбаются нам, а мы застенчиво улыбаемся в ответ, но Джиллиан (женщина из лотерейной компании, которая является чем-то вроде нашей няньки для богатых) ясно дала понять, что лучше много не говорить с прессой до тех пор, пока мы не сделаем заявление – после этого и настанет время для вопросов. Пока журналисты принимаются за пирожные, организованные Джиллиан, наша семья в основном держится позади, не считая Логана. Он съедает три эклера и пончик примерно за пять секунд. Я думаю, остальные просто немного нервничают, даже папа. Когда журналисты занимают большинство стульев, Джиллиан встает за трибуну.
Я слушаю, как она говорит миру (ладно, всего лишь дюжине местных репортеров из газет, журналов и с радиостанций одного из графств Англии), что мы выиграли в лотерею, и от ее слов все внезапно кажется очень настоящим и прекрасным. В течение последней недели мы устраивали шоппинг, папа купил свою крутую машину, мы забронировали поездку в Нью-Йорк – все это было чертовски потрясающим. Но почему-то ненастоящим. Я думаю, мама в особенности переживала, что кто-то внезапно заберет все это у нас, и ее беспокойство висело над всеми нами. Она постоянно волнуется. Бабушка говорит, что она нервная до глубины души, папа говорит – до мозга костей, в общем, весь ее организм – оплот беспокойства. Я улыбаюсь ей, и она улыбается в ответ. Внезапно и одновременно мы в это верим. Мы в порядке. Мы победители.
Именно в этот момент в зал врываются Карла и Патрик Пирсоны с Дженнифер и Фредом Хиткотами. Раздается голос Карлы: громкий, дерзкий, уверенный и, честно говоря, немного раздражающий.
– Мы их близкие друзья, мы пришли поздравить. Пустите нас.
Это приказ, а не просьба. Парень за стойкой консьержа, которого мы встретили по прибытии в отель, явно не является серьезной охраной. Он вежливо отступает в сторону и пропускает Хиткотов и Пирсонов. Все взгляды обращены к ним. Джиллиан терпеливо ждет, пока новоприбывшие найдут себе места. Но они не садятся. Я оглядываюсь, ища Ридли и Меган. Их не видно. С тех пор, как мы в четверг поссорились, ни от одного из них я не слышала ни слова! Невероятно! Я не была в школе на этой неделе – не могу себя заставить. Совершенно бессмысленно ходить в школу, если у меня нет Ридли и Меган. Мама психовала каждый день, не веря моим оправданиям, что у меня болит живот, но папа поддерживал меня, поэтому в итоге она сдалась. До выигрыша она ни за что на свете не разрешила бы мне пойти по магазинам в день, когда я не пошла в школу из-за плохого самочувствия, но это произошло. Я бы хотела, чтобы Ридли был здесь. Я выгляжу очень даже привлекательно в моем новом платье до середины икр от Boss (наверноее, оно должно быть до колена, но на мне оно длиннее, потому что я ростом не удалась).
Я оглядываюсь на маму с папой. Они не улыбаются. Они оба неподвижные, как камни, и бледные, как кости. Я знаю, мама пока не хотела, чтобы Хиткоты и Пирсоны узнали о выигрыше, она озвереет, когда обнаружит, что это я рассказала. Папа не так беспокоился. Наверное, он смирился с тем, что нам в какой-то момент придется столкнуться с их реакцией. Будут ли взрослые завидовать, как Ридли и Меган? Или они будут более рассудительными? Они сказали, что пришли с поздравлениями. Я надеюсь на это, потому что тогда, возможно, я смогу помириться с Меган и Ридсом.
Дженнифер и Фред – родители Ридли. Ридли похож на своего отца, но у него мамина улыбка. Однако сейчас она не улыбается, ее сжатые челюсти выдают мрачную решительность. Хиткоты одеты как обычно – элегантно. Не модно, но определенно уместно. Классически. У Дженнифер выглядящее дорого карамельное мелирование, и я думаю, что она, наверное, недавно подстриглась, чтобы волосы смотрелись аккуратнее. Она всегда словно только что вышла из парикмахерской. Борода Фреда делает его похожим на какого-то старого герцога или типа того. Я не могу это описать, но они выглядят так, как, мне кажется, хотели выглядеть мама с папой, когда мы фланировали по Нью-Бонд-стрит с деньгами, прожигающими им карманы. Мама говорила мне прежде, что Дженнифер и Фред самые изысканные из всех наших друзей. Они оба учились в частных школах, а у Дженнифер в детстве был пони. Я думаю, на самом деле Карла и Патрик сейчас богаче, их дом точно больше, но, несмотря на это, Дженнифер и Фредом восхищаются сильнее. Потому что они такие приличные и не похожи на других. Они очень милые. Вежливые такие.
Я смотрю на своих родителей. Они выглядят хорошо, моложе Хиткотов и Пирсонов, но смотрятся немного вычурно. По ним видно, что они в новой одежде, а это никогда не бывает хорошо. Разве что на отдыхе. Моя мама, в принципе, симпатичная, но она ничего с этим не делает, а так как ни Карла, ни Дженнифер не работают, у них много времени на походы в тренажерный зал и салоны красоты. Может, раз мы теперь миллионеры, мама немного поравняется с ними. Помню, я когда-то пошутила, что, когда мы с Ридли будем жениться, ей придется сильно постараться, чтобы мать жениха не затмила собой мать невесты. Она лишь ответила: «Ты слишком молодая, чтобы говорить о браке». Мама не очень любит соревноваться.
Ридли все еще мой парень?! От этой ворвавшейся мне в голову мысли по моему телу проносятся настоящие уколы боли, словно кто-то меня щиплет. Должно быть, это сигнал. Должно быть!
Патрик, отец Меган, одет в свое будничное облачение – костюм и галстук. Я ненадолго задумываюсь, почему он не на работе. Патрик обычно неразлучен со своим телефоном и говорит только о работе. Чего нельзя сказать о моем папе. Действительно, разве и Патрик, и Фред не должны быть в офисе? Наверное, то, что они отпросились с работы, чтобы прийти на эту пресс-конференцию – хороший знак, не так ли? Они, вероятно, хотят нас поддержать. Или, по крайней мере, подлизаться к нам. Я уверена, что, узнав о нашем выигрыше в лотерею, они захотят урвать бесплатный отдых, когда мы будем арендовать где-то какое-нибудь шикарное шато. Все будет в порядке. Как только они увидят нашу щедрость. Я верну своего парня и лучшую подругу. Все наладится.
Я никогда еще не видела Карлу такой красивой. На ней зеленое с голубым облегающее (но не вульгарно обтягивающее) платье до середины икры. Зеленый с голубым не должны сочетаться, но не в этом случае – в нынешнем сезоне в моде смелые цвета (мне это сказала женщина в Armani, когда мы были на шоппинге). Я должна признать, Карла превзошла маму. Честно? Она всегда всех превосходит. Карле нравится во всем быть лучше всех. Ей нужно быть самой худой, самой утонченной, самой быстрой, если они выходят на пробежку. Ее дети обязаны быть самыми умными. Слушайте, это просто мое мнение. Маме очень нравится Карла, но мне кажется, что она слишком все контролирует. Ну, знаете, она та самая мать, которая может точно сказать вам, сколько Меган набрала на еженедельном тесте по физике и кто был защитником в ее последнем хоккейном матче. У Меган есть два младших брата, двенадцатилетний Скотт и девятилетний Тедди. Карла следит за каждым их шагом. Она постоянно жалуется, как сложно быть матерью троих детей, но мне интересно, чем бы она занималась, если бы не жила ими?
По крайней мере, я не могу пожаловаться, что моя мама живет мной.
Джиллиан вежливо просит Хиткотов и Пирсонов сесть, два или три раза, но они все еще стоят. Вместо этого Патрик подходит к микрофону.
– Дамы и господа журналисты, – говорит он, что звучит немного чересчур, но он таким бывает. Он знает, что медленная, напыщенная речь заставляет людей выпрямиться и слушать. – Мы счастливы, что вся группа победителей все же может сегодня присутствовать здесь для проведения фотосессии, а не только представители синдиката, мистер и миссис Гринвуд.
Что?! Я не поняла! Я поворачиваюсь к родителям, которые выглядят так, словно их только что переехал автобус. Никто, кажется, не знает, что происходит, и по залу разносится растерянное бормотание. Журналисты повторяют слова «синдикат» и «группа» снова и снова, эти слова как камни, вздымающие рябь на поверхности пруда. О чем это он?! Это уже не синдикат. Они выбыли!
Мама открывает рот, но слова не выходят, слышится только тихий выдох. Она берет меня за руку, а другой рукой обнимает Логана за плечи, но этот жест не успокаивает – он меня пугает. Она ведет себя так же, как когда ей нужно было сказать мне о смерти дедушки Гринвуда. И я тоже веду себя похоже. Мой мозг стал словно намокший хлопок – тяжелым и медленным.
– Идите на хрен, – говорит папа. – Никакие вы не долбаные победители. Мы не синдикат.
«Дамы и господа журналисты» внезапно превращаются из апатичных, пожирающих пончики ленивцев в дергающихся голодных зверей, вынюхивающих историю. Намного ближе к тому, как я представляла себе журналистов, но это слегка пугает. Они вскакивают на ноги и начинают осыпать нас вопросами.
– Значит, это групповая победа? Вы победили вшестером? – громко вопит один из журналистов. Это по сути тот же вопрос, который задают все, поэтому народ затихает и ждет ответа.
– Нет, победителей, мать его, не шесть, – орет в ответ мой папа. Обычно он так много не ругается. То есть если он ударяет по большому пальцу молотком, у нас вянут уши, но в основном при мне и Логане он старается не употреблять слова, которые мы постоянно слышим в школе. Мне не нравится видеть, как он выходит из себя. Я не думаю, что это поможет, а у меня есть ощущение, что нам нужна помощь. Часть журналистов что-то записывают у себя в блокнотах. Не думаю, что это хорошо.
– Мы вместе участвовали в лотерее пятнадцать лет и четыре месяца, – громко говорит Патрик, хоть никто его не спрашивал. Он звучит спокойно и взвешенно. Властно. – Мы группой покупали билет каждую неделю все эти годы, – он держит Карлу за руку, она улыбается в камеры (она очень фотогеничная).
– Это неправда, – настаивает папа.
– Что неправда? – спрашивает Патрик. Он с улыбкой поворачивается к моему отцу. Но это лживая, очевидно неискренняя улыбка. Как на это может кто-то купиться? – Разве мы не были синдикатом пятнадцать лет подряд?
О нет. Я уже вижу приближающуюся катастрофу. Это такой классический ход. Я наблюдаю его в школе все время. Но я не могу предупредить папу. Он попадается прямо в капкан, признавая:
– Ну, да.
– И разве мы не всегда выбирали одни и те же номера?
Папа кивает и пытается сказать что-то еще. Он запинается. Через зал летит его слюна, но не слова, потому что Патрик плавно поворачивается обратно к журналистам, победно улыбаясь, будто все доказав.
– Но вы вышли из синдиката за неделю до выигрыша, – возражает папа.
Лица Хиткотов и Пирсонов приобретают образцовые выражения непонимания и удивления. Карла цокает языком, качая головой. Дженнифер опускает глаза в пол, как будто ей стыдно за моего отца, и скромно склоняет голову на бок. Затем Фред довольно сильно хлопает моего отца по спине:
– Хорошая шутка, старик, но уже хватит.
– Я, нахер, не шучу, – кричит папа.
– Перестань ругаться, Джейк, – мама дотрагивается до его руки. Он смеряет ее убийственным взглядом.
– Это все, что ты можешь сказать? Ты переживаешь, что я матерюсь, пока эти ублюдки стоят здесь и пытаются нас обокрасть?
– Так, так, достаточно, – Джиллиан поднялась на ноги. Она жестом подает сигнал, и менеджер отеля быстро выводит нас с пресс-конференции в другую комнату. Хиткоты и Пирсоны следуют за нами, как и несколько работников отеля, предвкушающих приближающийся скандал. У них, наверное, еще не было такого отличного рабочего дня. Охрана выводит журналистов в фойе. Джиллиан будто бы разговаривает со всеми сразу.
– Мы сделаем полное заявление, прежде чем кто-либо пообщается с прессой. Я хотела бы попросить вас воздержаться от публикаций чего-либо онлайн или в печати, пока вы не получите это заявление, это очень бы нам помогло.
