Вероятно, она обращается к лучшей стороне их натуры, надеясь, что, полакомившись пончиками, местная пресса проявит великодушие, но я задумываюсь, что в этом случае предусмотрено законом. Все сказанное было в рамках пресс-конференции, поэтому они, наверное, могут публиковать что хотят, и минимум один из них, скорее всего, так и сделает.
Как только мы оказываемся вне зоны видимости журналистов, Патрик набрасывается на папу. Это очень страшно.
– Что это за гребаная игра, Джейк? – спрашивает он. Он толкает папу к стене, держа его за шею. Лицо Патрика побагровело. Он очень хороший актер. Он постоянно оглядывается, убеждаясь, что работники отеля наблюдают за этим представлением. Они кажутся напуганными. Я ищу глазами двух охранников, но они выводят журналистов с территории. Патрик выглядит по-настоящему взбешенным, я никогда не видела такой незамутненной жестокости и злости на человеческом лице. Папа намного спортивнее Патрика, и я жду, что он его оттолкнет, но он просто презрительно смотрит на него. Это, кажется, злит Патрика еще сильнее. Он усиливает хватку на папином горле.
– Отпусти его! – кричит мама, бросаясь вперед. Я обхватываю руками Логана, чтобы он не вмешивался, а еще потому что мне очень нужно обнять его. Потом Фред приходит в движение. Он грубо хватает Патрика за плечи и оттаскивает от папы. Думаю, у него это получается потому, что никто из нас не ожидал, что Фред вмешается, он очень скромный человек. Я расслабляюсь, чувствуя огромное облегчение и благодарность. Фред все уладил. Но затем – шок – Фред ударяет папу в живот!
– Козел, – рычит он.
Папа падает, как мешок картошки. Мама бежит к нему и загораживает его собой.
– Господи, Фред, что ты себе думаешь? Прекрати! – вопит она. Ни Дженнифер, ни Карла ничего не говорят своим мужьям. Дженнифер спокойно подходит к столу с охлажденной водой и стаканами, аккуратно наполняет один и протягивает моему папе.
Взрослые просто чертовски странные.
Мама встает и отступает от папы. Наверное, она думает, что все кончено и он теперь в безопасности, но Патрик хватает папу за воротник пиджака и поднимает его на ноги. Папа не может нормально дышать после удара, но он пытается выглядеть крутым.
– Полегче, полегче, друг, – говорит он, успокаивающе поднимая руки и показывая, что он сдается. Что он благоразумен и с ним поступили неправильно. Я отчаянно оглядываюсь. Почему никто не помогает?! Патрик усиливает хватку, яростно тряся папу, как терьер – крысу.
– Мы не друзья, – твердо говорит он. Когда он отводит кулак, я думаю, что он тоже ударит папу. Удар Фреда был шокирующим, он повалил папу, потому что тот его не ожидал. Я боюсь, что удар Патрика будет намного хуже и болезненнее. Он коренастый мужчина. Сейчас он похож на жестокую маленькую бочку, которая может перекатиться через что угодно на своем пути и уничтожить это. Его лицо искривлено жуткой яростью. Я начинаю кричать, и все поворачиваются ко мне. Они, похоже, удивлены, что мы с Логаном здесь. Я думаю, они забыли о нас. Я словно привела всех в чувство, и менеджер отеля выбегает из комнаты – надеюсь, за помощью.
– Прекратите, пожалуйста. Отпустите его, – умоляет Логан, теперь заливающийся слезами.
– Вот что получается, когда переходишь дорогу большим парням, – рычит Патрик. – Тебе нужно это знать.
Мне кажется, Патрик обращается к Логану, но смотрит он на папу.
В этот момент в комнату входит Джиллиан. Менеджер отеля маячит возде нее, не зная, что делать. Меня тошнит.
– Отпустите его немедленно, или я вызову полицию, – приказывает Джиллиан.
– Почему бы вам этого не сделать? – блефует Патрик, но тут же отступает от папы. Мы с Логаном бросаемся к нему, обнимая.
– Лекси, Джейк. Я позвонила вашему адвокату, она будет здесь через двадцать минут, – говорит Джиллиан.
– О, я не думаю, что нам нужны адвокаты, – подает голос Дженнифер. – Мы все здесь друзья, не так ли?
– Да ну? – огрызается мама. – Как вы съездили к сестре Фреда на прошлых выходных?
Дженнифер выдерживает мамин взгляд, но не отвечает. Мама поворачивается к Фреду.
– Твоя жена сказала мне, что вы уезжаете, но это неправда, не так ли? Вы не уехали.
Фред выглядит растерянным и не знает, что сказать.
– Поэтому вы лжете про синдикат? – спрашивает Карла. Судя по всему, ее не смутило, что муж только что повел себя как какой-то отморозок. Это же было ужасно, отвратительно! Почему ее это не задело? Она просто продолжает допрашивать маму. – Твои чувства задело, что они не пригласили вас на ужин однажды вечером, и теперь вы пытаетесь выгнать нас из синдиката. Лжете. Крадете у нас миллионы.
– Нет! – горячо говорит мама. – Ну, да.
– Да, вы лжете! – Патрик бросает победный взгляд на Джиллиан. – Хорошо, что ты призналась, Лекси, теперь давайте решим все по-честному.
– Нет, нет, я не вру. Я просто говорю, что да, меня это задело. Вы ушли из синдиката. Вы нам не друзья. Я знаю, что вы за люди, – мама не кричит, она выглядит разбитой, и я почти уверена, что она вот-вот заплачет.
Джиллиан кладет свою ладонь на мамину руку:
– Так, Лекси, Джейк, я советую вам перестать разговаривать, пока не приедет ваш адвокат, и тогда мы сможем докопаться до сути.
– Думаете, вы можете это провернуть? – спрашивает папа, максимально игнорируя Джиллиан.
– Мы просто требуем то, что принадлежит нам по праву. Мы не пытаемся ничего провернуть, – чопорно говорит Карла.
– Но вы отказались от лотереи. Вы сказали, это низкосортно, – запинается мама. Я слышу праведное возмущение в ее тоне, но не знаю, поймут ли это другие или просто решат, что она звучит немного пискляво.
– Я такого не помню, – насмешливо говорит Патрик. – Ты меня удивляешь, Лекси. От него… – он указывает на папу, – я ожидал столь низкого поступка, но не от тебя.
– Лекси купила билет, – настаивает папа.
– За этим стоял негласный договор, – возражает Фред. Он смотрит прямо на папу. – Вы мне много должны, – он красный, как помидор, скорее всего потому, что он врет – не думаю, что это дается отцу Ридли легко, но это сейчас срабатывает ему на пользу. Если вы его не знаете, вы могли бы подумать, что он говорит честно. – Ты, может, и купила билет, Лекси, но у нас был общий котел. Мы все скинулись, как обычно.
Поверить не могу. Я смотрю, как все бывшие друзья моих родителей разом изображают сложные выражения лиц, передающие их сожаление и разочарование в маме! Они выглядят совсем невинными и честными. Серьезно, они, должно быть, репетировали! Мама выглядит так, словно ей хочется клочьями рвать на себе волосы, она, наверное, хочет разбить им головы о стену (мне точно этого хочется). Они врут, подлые мошенники!
Мама поворачивается к папе, падает ему на грудь, теряя контроль, поддаваясь истерике. В отчаянии она разражается слезами и кричит:
– Просто потому, что вы что-то говорите, это не становится правдой!
И я думаю о Ридли. О его руке на внутренней стороне моего бедра. О том, как поднималась и опускалась его грудь от быстрого, возбужденного дыхания, когда мы двигались в унисон. «Я знаю, что делаю, все хорошо».
Я никогда не чувствовала себя более одинокой. Мама права. Просто потому, что ты что-то говоришь, это не становится правдой.
12
Лекси
Вторник, 30-е апреля
Комната забита разодетыми мужчинами и женщинами. Это маленькое, тесное помещение. Слишком много запахов духов и средств после бритья смешиваются друг с другом. Это одурманивает. Все одаряют меня дежурными, отработанными улыбками, столь мимолетными, что они исчезают до того, как полностью появятся. Мне протягивают руки. Никаких потных ладоней или раздражающе слабых рукопожатий, никто не пытается показать власть, сжав мою руку слишком сильно. Все это очень отточено, эти люди знают, как все делать правильно. Это заставляет меня нервничать больше, а не меньше. Я хочу, чтобы кто-то сделал ошибку. Я ищу глазами зацепки на колготках, незастегнутые ширинки, но, конечно же, их нет.
Наш адвокат – мисс Уолш. Это стройная женщина за тридцать. Она выглядит так, будто ее может унести ветром, но, когда мы с Джейком встретились с ней в день той ужасной пресс-конференции, меня поразили ее быстрый ум и практичный подход. Она сохраняла спокойствие, чем мне понравилась. Она человек, который просто хочет закончить имеющуюся работу. С тех пор, как мы выиграли в лотерею, люди вокруг нас обычно взволнованы – либо восхищаются нами, либо презирают. Приятно для разнообразия встретиться с таким нейтральным отношением.
От лотерейной компании двое людей: Джиллиан и незнакомый мне мужчина.
– Мик Хатч. Мой начальник, – говорит Джиллиан, указывая на него большим пальцем, притворно кривясь, и это дает мне понять, что они испытывают друг к другу симпатию и уважение.
Мужчина за пятьдесят, которому идеально подходит описание «бледный и черствый», представляется:
– Терренс Эллиотт, старый друг семьи Фреда и Дженнифер Хиткотов.
Это их адвокат. Да, и друг семьи тоже. Я познакомилась с ним в прошлом году на вечеринке в честь их двадцатой годовщины свадьбы. Мы несколько минут говорили об адвокатах-стервятниках, но он явно меня не помнит. Все друзья семьи Хиткотов бухгалтеры, юристы, доктора.
В комнате еще трое адвокатов. Все они держатся надменно, самодовольно, это несомненно люди, которые привыкли побеждать. Мистер Пайпер-Данн, мистер Каплин-Хадсон и мисс Чен-Инь представляются адвокатами Патрика и Карлы Пирсонов. Хоть у меня хорошая память на имена, эту троицу я не запоминаю и просто прозываю их Двустволка 1, 2 и 3. Три. Три! У них три адвоката. Это у нас миллионы на счету, но у них три адвоката. Я чувствую себя незащищенной и неподготовленной.
– Вы не против, если я запишу наш разговор? – спрашивает Двустволка 3.
Я смотрю на своего адвоката. Она ободряюще улыбается.
– Лекси, здесь все на добровольной основе. Не забывайте об этом.
– Вы не под арестом, – вставляет Джиллиан. Ее тон намекает, что она шутит, но я округляю глаза. Джиллиан видит мой страх и быстро добавляет:
– Никто не под арестом. Мы просто пытаемся разобраться в ситуации, – она сжимает мою руку.
Я глубоко вдыхаю и пытаюсь не паниковать. Это серьезное разбирательство. Я никогда не нарушала закон, и мне не нравится даже малейшее предположение, что я это сделала. Мне нужно оставаться спокойной и сконцентрированной. Мне бы хотелось быть в одном из моих новых платьев – за эту неделю я купила три, – но с утра я просто надела первое, что попалось под руку: джинсы, футболку, кроссовки. Внезапно я начинаю беспокоиться, является ли мисс Уолш, мой адвокат, на самом деле моим адвокатом. Ее предоставила нам лотерейная компания. Представляет ли она мои или их интересы? Есть какая-то разница? До пресс-конференции я бы сказала, что нет. Теперь мне ясно, что мир всегда делится на нас и них. Нужно просто понять, кто в какой команде.
Мне нужно собраться, взять все под контроль. Вести себя, как на работе, где я всегда борюсь за обиженных, борюсь за правду и честность. Возможно, я добьюсь справедливости. Только это имеет значение. Они должны мне поверить.
– Ладно, мне нечего скрывать. Я не против, чтобы вы записали разговор.
Все расслабляются. Я дала правильный ответ.
Я знаю, что я не под арестом, но мне есть что терять. Много чего. Люди лживые. Изменчивые. Отчаянные. Это опасно. Лжецы все подрывают. Лжецу нельзя верить, его нельзя узнать. Пытаться это сделать – утомительно. Бессмысленно. Люди поступают плохо, совершают ошибки – это беспокоит меня меньше. До тех пор, пока они признают свои ошибки и неудачи. Если люди признают ошибки, ты, по крайней мере, знаешь, с чем имеешь дело, и можешь попытаться их простить.
Может быть.
Но ложь? Что ж, ложь разрушает реальность и историю. И будущее.
Комната не только маленькая и простая – она еще и слегка грязновата. Совсем не похожа на тот роскошный зал, где мы проводили пресс-конференцию в пятницу. Это место намного больше напоминает комнату, куда я отвожу своих клиентов в Бюро. Функционально. Малобюджетно. Я должна бы чувствовать себя более комфортно в такой знакомой обстановке, но мне кажется, что я сижу не на той стороне стола. Может, всего за десять дней я уже привыкла к лучшему окружению?
Стол шаткий и поцарапанный. Не надписями, а просто от бездумной небрежности или равнодушия. Вокруг него расставлены жесткие стулья, а на нем – пластиковые стаканчики, наполненные водой из кулера в углу. Я не одобряю использование одноразового пластика, но сейчас не время становиться борцом за экологию. У меня потеют ладони. Пересыхает в горле. Я отпиваю глоток воды.
– Итак, что вам от меня нужно?
Джиллиан подбадривающе улыбается:
– Пожалуйста, можете своими словами в подробностях рассказать о вечере субботы, тринадцатого апреля 2019-го? То есть за неделю до выигрыша.
– В ту неделю, когда, как вы заявляете, Пирсоны и Хиткоты вышли из синдиката, – добавляет Двустволка 2. Мне не нравится, что он говорит «заявляете».
– С чего мне начать?
– С чего хотите. Расскажите нам все, что вам кажется значимым. Опишите обстановку, если вам это поможет, – она нажимает кнопку записи на своем телефоне.
Я не знаю, насколько далеко в прошлое уходить. Наша компания дружила много лет, а я верила в магию субботнего вечера еще дольше. А Джейк? Ну, Джейк вообще чуть ли не всегда был со мной. Мы познакомились в университете, где я получала степень по социологии и социальной политике, а он изучал индустриальную экономику. Мне было восемнадцать, а ему – девятнадцать. Мы с ним были «нами» всю мою взрослую жизнь. Я обожаю субботние вечера. Всегда обожала. С подросткового возраста. Для меня они – символ бесчисленных возможностей, свободы. Не то чтобы у меня была бурная молодость, совсем нет. В школе и университете я была неизменно совестливой тихоней. Я училась в будние дни, а по пятничным вечерам подрабатывала няней. По воскресеньям навещала моих бабушку с дедушкой. Именно поэтому я жила ради отдушины, освобождения от обыденности, которые давали мне субботние вечера. Что могло быть лучше домашних вечеринок, где я тискалась с мальчиками и пила сидр со смородиной, пока меня не тошнило или я не совершала глупость? Где я танцевала под Take That и Мерайю Кэри и мечтала о будущем, которое в моем представлении было счастливым, значимым, важным?
Даже когда мне было за двадцать, я редко пользовалась «счастливыми часами» в будние дни. Мы с Джейком предпочитали рано ложиться, пока наши друзья носились по городу в поисках секса на одну ночь. Мы были друг у друга и не интересовались походами по пабам и барам ради знакомств с сексуальными незнакомцами. Не то чтобы мы были скучными – мы были молодыми. В те времена рано ложиться в кровать не означало, что мы заснем. Этим все сказано.
Но мы оба смаковали субботние вечера, когда наряжались и выходили с компанией потанцевать в разных дешевых ночных клубах, пока у меня не начинали болеть ноги. Мы выпивали достаточно, чтобы нам хотелось петь песни на улице по дороге домой. Все меняется, когда у вас появляются дети. Это не хуже – просто по-другому. В последние пятнадцать лет будничные вечера были поглощены нескончаемым потоком готовки, купания, чтения сказок, а потом, когда дети стали старше, присмотром за выполнением домашних заданий, сопровождением их к друзьям и обратно, домашними делами. В общем, взрослой жизнью. Но субботы остались веселыми. В основном благодаря нашей дружбе с Хиткотами и Пирсонами. Нашими лучшими друзьями. Как мне начать все это объяснять?
– По субботам мы собирались компанией. Мы ужинали, немного выпивали.
Мы рассказывали друг другу смешные истории о наших начальниках, семьях, других родителях из школы. На самом деле, мы делились довольно заурядными событиями, но из-за того, что мы копили новости целую неделю, истории становились очень даже смешными. Припоминаемые инциденты могли изначально быть раздражающими, печальными, возмутительными, но они превращались в веселые анекдоты. Тогда мои плечи расслаблялись, я прекращала беспокоиться о неспособности Джейка найти работу, которая его по-настоящему вдохновляла бы, или о том, что я упустила подходящий момент, чтобы поставить Эмили брекеты, или о том, выберут ли Логана в школьную футбольную команду, и просто… расслаблялась. И смеялась. Вслух. Иногда так, что у меня болели бока.
– Кто именно входит в эту компанию? – Двустволка 1 произносит «компанию» так, будто я возглавляю мафию.
– Карла и Патрик Пирсоны, Дженнифер и Фред Хиткоты, Джейк и я. Мы хорошо друг к другу относимся. Мы друмья, – добавляю я.
– Друмья? – он вскидывает бровь.
– Я нас так называю. Думаю, я придумала это слово. Мы часто говорили, что мы больше семья, чем друзья. Мы познакомились на занятиях для будущих матерей, когда готовились к рождению наших первенцев, это было уже больше пятнадцати лет назад.
– Вау, – говорит мой адвокат.
Я киваю. Я привыкла, что людей впечатляет долгосрочность нашей дружбы. В мире, где все мимолетно и нестабильно, где новости передаются в 140 символах, а национальные достояния находятся в центре внимания всего неделю, долгосрочность востребована. Пятнадцать лет дружбы что-то значат.
По крайней мере, должны.
– Время летит, когда тебе хорошо, – комментирует Джиллиан.
Я соглашаюсь:
– Пролетает незаметно, и все же никто из нас не может даже вспомнить времена, когда мы не были знакомы. Понимаете? Иногда кажется странным, что мы не учились вместе в университете, не говоря уже о том, что не присуствовали друг у друга на свадьбах.
– Значит, можно утверждать, что вы близки? – спрашивает Двустволка 2. Его вычурная чернильная ручка занесена над бумагой.
– Да, мы близки. Или, по крайней мере, были до… – я замолкаю.
Мы поддерживали друг друга во время родов, выкидышей, повышений, увольнений, переездов, появления новых щенков и даже потери родителей. Во время каждой победы и поражения. Хоть последняя серия «Друзей» вышла за год до нашей встречи, влияние сериала все еще было сильным. Мы никогда бы этого не сказали, потому что это звучит глупо, но, мне кажется, на каком-то уровне мы всегда представляли себя более взрослой британской версией молодых людей, болтавшихся на Манхэттене. Друмья.
Все взгляды в комнате обращены ко мне, пока я пытаюсь сдержать слезы. От случившегося так грустно. Деньги – это восхитительно. Деньги портят. Разрушают вещи. Мне нужно еще дальше вернуться в прошлое. Прошлое безопасно.
– Когда мы познакомились, мы все жили в Лондоне. В Клапеме. Мы вшестером сформировали лотерейный синдикат, когда наши первенцы были еще очень маленькими и мы были привязаны к дому, потому что найти надежных нянь в Клапеме на субботние вечера было примерно так же маловероятно, как найти эликсир вечной молодости, – я с надеждой поднимаю глаза, но никто не реагирует на мою шутку. Я шучу, когда нервничаю. Эту привычку часто неправильно трактуют. Я продолжаю:
– Это случилось, когда мы начали по очереди устраивать ужины. Те вечера в основном представляли собой лихорадочное балансирование между плачущими детьми и плохо приготовленной едой, но нам было все равно, для нас это являлось социальной жизнью. Тогда Дженнифер с Фредом объявили о своем намерении переехать обратно в Бакингемшир, как раз перед рождением Ридли.
Они убедительно перечислили все преимущества этого шага. Мы все жили в одно- или двухкомнатных квартирах в Лондоне, а Дженнифер повторяла, что в Баксе мы могли бы купить дома приличного размера со смежной стеной – или даже отдельные, но нуждающиеся в ремонте. Кроме того, в Баксе были впечатляющие младшие школы со смешанным обучением. Что-то вроде частных, но бесплатно. В то время я еще только пыталась разобраться с подачей заявок на занятия «Музыка Обезьянок»[3 - Развивающие музыкальные занятия для детей до четырех лет.], но Дженнифер настаивала, что нужно думать наперед. Железнодорожное сообщение позволяло быстро добраться до Лондона, так что расположение не ограничило бы карьерные амбиции мужчин – да и тех женщин, которые хотели продолжить работать (только я). У Дженнифер и Фреда там жили родственники, поэтому у них был бы доступ к надежному присмотру за детьми, и, хоть это не относилось к остальным, Дженнифер клялась, что ее мама готова стать «бабушкой для всех».
– Патрик и Карла переехали всего через полгода после Фреда и Джен. Они обосновались в той же деревне, Грейт Честер. Мы решили присоединиться к нашим друзьям и уехать из города, только когда не смогли найти нормальный детский сад для Логана, – объясняю я.
К сожалению, рынок недвижимости процветал во время нашего переезда, и мы получили не такой хороший дом за наши деньги, как надеялись. Мы устроились в Литтл Честере, в нескольких милях от Грейт Честера, которому он по всем пунктам проигрывает. И все же в нем есть паб, почтовое отделение и небольшой продуктовый магазин. Да, мы не живем в одном из милых, окруженных глициниями коттеджей на главной улице – мы живем на окраине деревни в построенном в 1990-х смежном доме с тремя спальнями, но я никогда не жалела о переезде.
Или почти никогда.
Признаюсь, здесь не так много развлечений, как в пульсирующей столице Соединенного Королевства: меньше магазинов, театров, галерей, но мы сами себя развлекаем.
– Мы быстро выработали рутину. Когда дети были маленькими, мы часто собирались на незапланированные игровые посиделки в течение недели. Теперь такого не бывает. Дети сами договариваются о встречах, а я работаю. Но мы сохранили традицию встречаться в большинство субботних вечеров, вместе с мужьями. Иногда мы устраиваем что-то вроде званых ужинов, а иногда просто приносим жирные пакеты с фиш-энд-чипс. Не заморачиваемся.
– Как часто вы встречаетесь?
– В три субботы из четырех. Мы по очереди ходим друг к другу в гости. Одни выходные в месяц мы проводим вечер по отдельности, просто с семьей или с другими людьми.
