– Полагаю, в Окленд ты ездила не одна.
Я молча качаю головой.
– В кампусе ты живешь самостоятельно, но здесь, под моей крышей, ты должна следовать моим правилам. Ты поняла?
Я киваю и склоняю голову, опустив взгляд. Ему это и нужно – послушная дочь, публично наказанная посреди одного из лучших в городе ресторанов. Здесь обедают деловые партнеры. Мужчины, с которыми он играет в гольф. Женщины, с которыми он, возможно, спал. Это его территория, и мне повезло, что меня пустили сюда.
– А с кем ты была, Хайден? – спрашивает Лори. Я слегка поднимаю голову, глядя на нее. Это не по сценарию. Мне не нравится, что она вмешивается. В прошлом, когда я попадала в похожие ситуации, то сразу признавала свою вину, и отец не вдавался в подробности. Он быстро забывает, с кем я была и что делала.
Потому что он не хочет знать? Не хочет иметь представление о том, чем может заниматься его старшенькая, когда гуляет допоздна?
Это мое предположение.
Лори же очень любопытна. Хуже того, она, возможно, беспокоится, что я была с ее драгоценным Джозефом. Я не отвечаю. Лори, у которой язык без костей, продолжает:
– Джозеф ушел вскоре после тебя.
Интуиция меня не подвела. Я по-прежнему не отвечаю. Мои губы складываются в легкую улыбку.
Ее взгляд пронзает меня. Ревность ей не к лицу.
Я смотрю на отца. Он заметно расслабился. Напряжение спало с его плеч. Вероятно, он доволен, что я ездила в Окленд с Джозефом. И занималась бог весть чем. Надеюсь, Лори в подробностях представила, как мы сплелись в экстазе, обвив друг друга руками и ногами, как лианами. Она заслужила это за то, что поддалась искушению изменить отцу.
Если он когда-нибудь поймает ее с Джозефом, ее ждет адская расплата.
– Ты пойдешь с нами на вечеринку, – сообщает он так, будто выбора у меня нет.
– Но мне пора ехать. Завтра к первой паре.
– Ты все равно вечно не спишь по ночам, – возражает он. – Ты едешь с нами. К себе вернешься позже.
Я непонимающе моргаю и перевожу взгляд на Палмер. Она слишком занята едой и ведет себя так, будто все, что сейчас происходит, – не происходит вовсе.
Завидую ее молодости.
К ней тоже предъявляются ожидания, но не такие высокие. Отец хочет, чтобы она хорошо училась, преуспевала в спорте и делала все, что он говорит, без лишних вопросов. Это проще, когда ты так юна. Когда еще не ощутила вкус свободы. Пока у Палмер нет забот.
Я в ее возрасте была совершенно другой. Я была бунтаркой. Непокорной. Меня напрягали требования отца, я их не слушала. Никогда не устраивала сцен, но делала то, что считала нужным, несмотря на его протесты.
Мы прошли с ним через много конфликтов. Много отобранных телефонов, ноутбуков и машин. Я сломалась в начале выпускного класса, да и то лишь когда поняла: если будут делать то, что он просит, и вести себя так, как он хочет, – получу свободу.
С тех пор, как я съехала, прошло два года, но мои крылья все еще подрезаны. Я свободна, пока не здесь. Как только возвращаюсь домой, а он просит об этом часто, я оказываюсь запертой в клетке. Помню «о своем месте и своем долге».
Я другой человек, когда не здесь, – и мне больше нравится та версия меня.
– Я ясно выражаюсь? – спрашивает он, прервав мои размышления.
Я смотрю ему в глаза:
– Да, папуль.
Лори улыбается. Ей нравится видеть мои унижения. Вот поэтому она больше общается с Палмер. Наладить отношения с дочерью, которая все еще живет с ними под одной крышей, – умный ход с ее стороны, не отрицаю. Зачем пытаться умасливать меня? Я не нужна ей. Они втроем против меня – еще более умно.
Она не понимает, что Палмер никогда меня не предаст. Мы вместе пережили развод родителей. Для моей сестры единственный человек, которому можно доверять, – это я. И это взаимно. Родители предали нас. Использовали во время судов за опеку. Это время, которое я предпочла бы забыть. Палмер чувствует то же самое.
Так что Лори может подлизываться к Палмер сколько угодно, а Палмер с радостью примет все ее подачки. Я бы на ее месте поступила так же. Даже грустно, как иногда легко использовать людей.
Единственный человек, которого я по-настоящему люблю. Я имею в виду слепо, до обожания, – это Палмер. Вот так.
Она – все, что у меня есть.
После бранча мы возвращаемся домой и снова переодеваемся для дня рождения. Потом садимся в папин внедорожник Mercedes и отправляемся в дом доктора Джозефа Даброу. Мы входим в фойе с высоченными потолками и яркими картинами на стенах. Это чудовищно безвкусный дворец, недавно переделанный новой женой Даброу. У нее с мужем, по крайней мере, не такая разница в возрасте, как у моего отца и его подружки, но все равно: по словам сплетницы Лори, она моложе его прошлой жены и тратит деньги так, будто им конца не будет. Что, я полагаю, соответствует истине.
Нас проводят по дому; новая хозяйка Мисти Даброу интересуется, не желаем ли мы экскурсию, отец вежливо отказывается. Она флиртует с ним. Лори вставляет язвительные комментарии, а я думаю, подруги ли они. Как-то не похоже.
Вечеринка проходит на улице. Прием обещает быть торжественным. Выйдя во двор, я в первую очередь замечаю цветы. Миллион темно-алых роз. Композиции на столах, барных стойках, вокруг бассейна. Они, должно быть, потратили на них тысячи долларов, потому что цветы повсюду. Везде. От их одурманивающего аромата я чихаю.
– Джо любит цвет крови, поэтому тут столько роз. – Я слышу, как Мисти объясняет это группе женщин, среди которых и Лори. Лицо у Мисти натянутое, а в кроваво-красных блестящих губах явно филлер. Я думаю, что она когда-то была его пациенткой, так они и познакомились. Он был женат. Она была не замужем, моложе и красивее его жены, которую пришло время поменять на новую модель.
В ее первый визит он наверняка вколол ей ботокс. Сделал губы полнее, так что ее брови застыли, словно в постоянном удивлении. Держу пари, она дар речи потеряла, когда впервые увидела свое новое помолодевшее лицо. Уверена, она была красива в тот момент.
Но сейчас она выглядит так же, как ее подруги. Через несколько лет и Лори будет похожа на них. У пластических хирургов особый взгляд на внешность женщины, хотя не думаю, что они это специально. Но он видится в изгибе нижней губы или кончике нового носа. Они художники, работающие с кожей, костями и хрящами.
Женщины смеются над словами Мисти, одна из них просит объяснить.
– Кровь для Джо означает деньги. Он ежедневно сталкивается с кровью, знаете ли. И именно так он зарабатывает себе на жизнь, поэтому насыщенный красный – его любимый. Когда мы только начали встречаться, он всегда дарил мне одну красную розу, такую темную, почти черную, – объясняет Мисти, тоскливо вздохнув.
Я задерживаюсь рядом с этой группой. Отец уже ушел с кем-то общаться, а Лори полностью меня игнорирует. Даже Палмер нашла с кем поговорить: у Даброу есть дочь ее возраста, и они дружат.
Мне здесь не с кем побеседовать. Что ж, остается эта новая жена с рассказами о розах. Подруги слушают ее с восторженным вниманием, и я тоже изображаю интерес.
– Значит, ему нравится, как ты украсила сад? – воодушевленно спрашивает одна из женщин, похоже, отчаянно желая узнать подробности.
Взгляд Мисти сразу меркнет, и я понимаю, что ответ будет отрицательным. Ему не нравятся все эти розы. Наверное, считает декорации праздника безвкусными. Так оно и есть: розы покрывают все доступные поверхности, и их аромат удушает. Аллергикам явно не повезло.
– О, ему понравилось. Он так удивился, – отвечает она. Уверена, что последняя часть – правда. Он определенно удивился.
Но совершенно точно не обрадовался.
Я ухожу от женщин и брожу по заднему двору. Прекрасное место, если не считать розы. Огромный бассейн и сад с пестрыми цветами. Повсюду пышная зеленая трава. Во внутреннем дворике тоже общаются гости. Я направляюсь туда. Ко мне подходит официант с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Я беру бокал, пробормотав благодарность, и он улыбается мне. Он, похоже, примерно моего возраста, и он симпатичный. Хотя и не такой привлекательный, как Тони.
– Как вас зовут? – дерзко спрашивает он, и я собираюсь ответить, но тут глубокий мужской голос произносит:
– Иди обслужи еще кого-нибудь.
Я бросаю удивленный взгляд на обладателя голоса. Джозеф Даброу-младший стоит, нахмурившись.
Официант отходит без лишних возражений.
– Это было грубо, – замечаю я, делая глоток шампанского. Оно игристое, холодное. Лучше, чем в ресторане.
– Он флиртовал с тобой. А он всего лишь слуга. Засранцу нужно знать границы, – говорит Джозеф, подходя ближе. Его грозное лицо светлеет. – Рад, что ты пришла.
– Правда? – спрашиваю я. Мой голос звучит скучающе, но мне и правда скучно. Я не хочу быть здесь. Хочу быть в машине посреди долгой скучной дороги обратно во Фресно и подпевать любимым песням на Spotify.
Джозеф кивает с холодным выражением. Будто я ничего для него не значу, хотя в его бледно-голубых глазах виден нескрываемый интерес. Я нервно отворачиваюсь.
– Похоже, мы единственные ровесники на этом провале под названием вечеринка, – комментирует он.
Я оборачиваюсь, мысленно отмечая, что он прав.
– Почему провале?
– Да эти розы. Мисти, как обычно, переборщила. У нее нет чувства меры. Не то что у мамы. – Он отпивает из низкого бокала напиток золотисто-коричневого цвета. Явно не шампанское. – Отец с первого взгляда их возненавидел. Говорит, это безвкусица.
– Полностью согласна.
Джозеф едва заметно улыбается:
– Мисти выросла в маленьком городке на севере. Они женаты уже два года, но она к такому до сих пор не привыкла.
– Она подружкам рассказывает, что твой отец любит цвет крови и что он напоминает ему о деньгах.
Чувствую себя стукачкой, но вдруг он посчитает это забавным.
– О да, похоже на нее, – он закатывает глаза, – но давай сменим тему.
Мой тон сразу же меняется:
– О чем поговорим?
Я так легко возвращаюсь к старым привычкам. Флиртую с парнями. Прикидываюсь скромницей. Он же мне совсем не интересен.
– Я надеялся, что мы поговорим в клубе, но ты исчезла с Сорренто.
Он словно не заинтересован, но глаза…
Они выдают все. Как будто он понял, что наш с Тони побег был тайным.
Я выпрямляюсь, стараясь не выражать эмоций. Не уверена, что у меня получилось. Его замечание задело меня за живое, а это ему и было нужно.
– Я уехала одна.
Он лукаво улыбается и подносит бокал к губам:
– Неа. Я вас видел.
Я молчу, перебираю варианты ответа. Нужно придумать объяснение.
– Я был в холле, когда вы вдвоем вышли из клуба, а потом сели на заднее сиденье такси.
Теперь Джозеф ухмыляется во весь рот и самоуверенно перекатывается на пятки, пока я пытаюсь увильнуть.
– Вот это твой папа разозлится, когда узнает, что ты ушла из клуба с сыном его врага.
– А ты-то откуда знаешь, что Сорренто и папа – враги? – спрашиваю я. Бесит, что я ничего про эту ситуацию не знаю. Наверное, так бывает, когда уезжаешь учиться и совсем не интересуешься делами отца.
Хотя я, вообще-то, и раньше не особо интересовалась. В школе мне также было все равно, хотя он и пытался что-то объяснять. А сейчас и подавно. Я сбежала от отца при первой же возможности.
Хотя, когда речь заходит о Тони и его семье, мне становится любопытно. Что они с папой не поделили? Почему ненавидят друг друга? Не понимаю.
– Лори сказала, – объясняет он и поджимает губы. Понимает, что этого не следовало говорить.
– Вы двое, похоже, очень дружны.
Теперь и у меня есть кое-что на него.
– Она дружит с Мисти, – отвечает он, но звучит неубедительно.
– И как это у вас получается сохранять отношения, пока ты учишься в Гарварде? – спрашиваю я, словно сама невинность.
– Я… у меня были… хм… небольшие проблемы, и в этом семестре я дома. – Он выпрямляется. – Вернусь к учебе весной.
– Какая жалость.
Мужчины так хорохорятся и выделываются, а внутри полны дерьма. Мне надоело, что мной играют.
Наверное, поэтому меня так тянет к Тони. Он не врал мне. Хотя мог придумать какую-нибудь чушь, будто учится в Стэнфорде или Калтехе[18 - Калтех (Калифорнийский технологический институт) – частный исследовательский университет в Калифорнии. Один из ведущих университетов США.], или наврать, что он известный спортсмен или сверхгений и готов стать следующим Стивом Джобсом. Мужчины вечно так делают, хотя это никому не нужно.
В мужчинах я люблю честность.
А еще люблю запретные плоды, к которым мне нельзя прикасаться.
Такие, как Тони Сорренто.
Глава 7
Тони
Я ЛЕГ СЛИШКОМ ПОЗДНО. Встал уже в одиннадцатом часу, и дома было жутко тихо. Здесь же живут две маленькие близняшки, и из коридора всегда доносятся их крики и лепет.
Я выползаю из кровати и иду в смежную с комнатой ванну помочиться. Мою руки. Обдаю лицо холодной водой, чтобы проснуться. Волосы торчат, и я безуспешно пытаюсь их пригладить влажными руками. На мне черные трусы-боксеры, а вода такая ледяная, что по коже бегут мурашки. Вспоминаю мурашки, которыми покрылась Хайден. Вчера вечером, на детской площадке, когда расстегнула платье, обнажив усеянную мурашками кожу.
