– Люблю выделяться.
Точно, с этим у нее проблем нет. Шарлотта Холбрук из тех девчонок, кому все прочат карьеру супермодели. Она купается во всеобщем внимании, как рыба – в воде, хотя в ней нет ничего особенного. Когда-то Регина спросила, как выглядит девушка Шейна, и я сказал: «Ну, симпатичная такая, шатенка, глаза голубые, чуть повыше тебя». Когда Шарлотта появилась, у Регины отпала челюсть. «Симпатичная! – возмутилась она. – Все равно что Эверест холмом обозвать».
Ставлю кофе перед Шарлоттой.
– Ты сегодня заходил на школьный сайт? – спрашивает она.
– Сейчас каникулы, забыла? – напоминаю.
– Знаю, просто в интранете вывесили списки классов, и я зашла посмотреть, с кем буду учиться в последнем семестре. – Я пожимаю плечами, она легонько хлопает меня по руке. – Некоторым из нас это небезразлично. Так вот, угадай, кого я там узрела?
– Ну, кого?
Переворачиваю пластмассовую бутылочку над чашкой, чтобы выдавить мед.
– Бринн Галлахер.
Чуть не роняю бутылочку с медом, Шарлотта оглядывается на Шейна за столиком и громко смеется. Она вряд ли помнит о нашей былой дружбе с Бринн. Да и мы за все время, что дружили, о Шарлотте говорили ровно ноль раз.
– Кого?!
– Бринн Галлахер. – Шарлотта вновь поворачивается ко мне и делает испуганную гримасу. – Трипп, куда столько меда?
Вот черт! В ее чашке больше меда, чем кофе.
– Пардон, – спохватываюсь я, отодвигаю чашку в сторону и беру новую. Лишний сахар ей точно не всучишь: она свято блюдет пропорции. – Бринн Галлахер, говоришь?
– Уже дважды повторила.
Она прищуривается и с интересом наблюдает за моей новой попыткой налить ей кофе.
– Странно, – говорю как можно более безразличным тоном. Еще не хватало, чтобы из-за моей внезапной криворукости Шарлотта заподозрила неладное. – Они вроде в Чикаго живут.
Шарлотта поводит плечом:
– Может, вернулись.
– Ей же хуже. – Я ставлю на стойку безупречно приготовленный кофе. – Прошу!
– Спасибо, Трипп, – мяукает Шарлотта и отходит, не заплатив, – знает, что я сниму деньги с карты Шейна.
Подойдя к столикам, она не берет пальто со свободного стула и не садится, а стоит с выжидающей улыбкой, пока один из парней рядом с Шейном не пересаживается, уступая ей место.
Шарлотта бегает за ним с восьмого класса. Раньше, когда они официально стали парочкой, он и сам к ней постоянно лип, зато теперь их неразлучность ему словно в тягость. Вот и сейчас он скривил губы, пока она усаживалась рядом. Секунда – и его лицо озаряется улыбкой. Не знаю, может, я все придумал.
Во всяком случае, спрашивать не намерен. Мы хоть и плотно общаемся уже года четыре, дружба между нами поверхностная. Болтаем о школе, «ТикТоке», спорте или обсуждаем излюбленную тему его подружки: Шейн-и-Шарлотта. Список незатрагиваемых тем куда длиннее и в том числе содержит неписаное правило, по которому мы живем с восьмого класса.
Мы никогда, ни под каким предлогом не говорим о том, что случилось в тот день в лесу.
Трипп. Четыре года назад
Среда, обед давно закончился. Я в березовой роще за школой, в наушниках орет музыка, дыхание в воздухе превращается в пар. Жду Шейна Дельгадо. Почти середина апреля, а день холодный – один из последних отголосков зимы среди едва зазеленевших деревьев. Не уверен, что сейчас самое подходящее время для сбора «коллекции листьев, демонстрирующей разнообразие местной растительности», как это называет мисс Синг. Только мое мнение, похоже, никого не интересует.
При мне папка с тремя кольцами, она явно толще, чем того требует коллекция из двенадцати листьев, – я еще утром насобирал несколько в собственном саду и распихал их по прозрачным файлам. Мы в паре с Шейном с прошлого января, и я знаю: всю работу по проекту предстоит делать мне, так что запас не помешает.
Шейн – один из тех ребят в Сент-Амброузе, которые ничего не делают, потому что им не надо беспокоиться о субсидиях. Ему вообще не о чем волноваться. Он до того беспечный, что посреди урока может заснуть в смежной с классом раздевалке. Учителя только посмеиваются, хотя, засни в раздевалке я, со мной никто шутить не станет.
Тупо, конечно, завидовать таким, как Шейн, и все же мне по-настоящему завидно. Сегодня я не прочь поменяться с ним – да вообще с кем угодно – местами.
Глава 4. Трипп
После смерти мистера Ларкина я впервые оказался в отделении полиции. Сначала мы в панике позвонили родителям – точнее, родителям Шейна, хотя те работали в Бостоне. Мы как-то сразу поняли, что от моего отца в такой ситуации толку будет мало. Предки Дельгадо связались с полицией Стерджиса, те прибыли на парковку Сент-Амброуза, откуда мы проводили агентов к мистеру Ларкину. Дальше все помню очень смутно. Меня не оставляло чувство нереальности происходящего, пока нас не привезли в участок для дачи показаний.
Мой отец подоспел как раз вовремя: меня только отсадили в отдельную комнатушку, без Шейна и Шарлотты. Я сразу догадался, что полиция хотела сверить наши показания. Всеми силами отгоняя навязчивый образ мистера Ларкина, я как мог отвечал на вопросы инспектора Патца. Я решил, что он ровесник отца. Впрочем, в то время я почти всем взрослым автоматом приписывал солидный возраст. Особенно тем, у кого намечались залысины. Позже я узнал, что Патцу тогда стукнуло двадцать пять – как мистеру Ларкину.
– Что ты делал в лесу, Трипп?
– Собирал гербарий для проекта по природоведению. Нам велели найти двенадцать видов растений и собрать их листья.
По прибытии в участок мою папку конфисковали и полчаса спустя вернули.
– Почему ты был там с Шейном и Шарлоттой?
– Мы с Шейном делаем проект в паре, а Шарлотта – его подруга.
– Почему же у них не было с собой папок?
Потому что они знали: всю работу можно повесить на меня. Факт, которым я решил с инспектором не делиться: от деток на субсидиях в Сент-Амброузе ожидают благодарности, а не желчи.
– Они их забыли.
– А где же находилась пара Шарлотты?
Никуда не деться от этой Бринн Галлахер, как ни крути.
– Понятия не имею, – буркнул я, и он больше не настаивал.
– Вы трое все время были вместе? Не теряли друг друга из виду?
Моя мать, прежде чем нас бросить, редко обращалась со мной как с ребенком. Лиза-Мари повесила бытовые вопросы вроде завтраков и сборов в школу на отца. Зато ей нравилось обсуждать в моем присутствии интересующие ее темы. Она говорила не мне, а при мне, но я все равно вбирал информацию. Так вот, она любила повторять: «Всем жилось бы лучше, если бы люди вовремя закрывали рот. Поменьше бы болтали. Стоит задать простой вопрос, и получишь в ответ целую автобиографию. Кому это надо? Нет чтобы сказать «да» или «нет» – и достаточно. Даже не важно, который из ответов правда».
Я потер указательным пальцем мозоль на большом пальце и сказал:
– Нет.
– Ни на минуту?
– Нет.
– Как вы обнаружили мистера Ларкина?
Вопрос был сложный, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы привести мысли в порядок.
– Мы пошли в сторону Шелтон-парка, знаете, место, где наблюдают птиц? Там валялась огромная ветка – в нее то ли молния попала, то ли еще что. Шарлотта сказала, что на ветке должно остаться много листьев. Ну, мы смотрим, а за веткой что-то белое. Оказалось, кроссовка.
– Ты сразу понял, что это кроссовка?
– Нет. Думал, мусор какой-то. Бумажный пакет или что-то типа того. Только когда подошли ближе…
– Насколько близко?
– Не знаю. Достаточно, чтобы разглядеть кроссовку.
– Ну хорошо. А потом?
– Потом мы увидели мистера Ларкина.
Эта часть допроса заняла уйму времени – инспектор Патц, казалось, часами расспрашивал о мистере Ларкине и месте его обнаружения. Сразу ли мы поняли, что он мертв? Прикасались ли к нему? Видели или слышали кого-то поблизости?
– Рядом с ним лежал камень. С острыми краями… и на нем – кровь.
– Как ты понял, что это кровь?
– Пятна были красные и… на вид мокрые.
– Ты к нему прикасался?
– Нет, камень поднял Шейн и весь перепачкался в крови. Даже брюки измазал.
– Зачем надо было поднимать камень?
Я долго не отвечал, тупо глядел перед собой и соображал, что за зверь мог оставить на столе такие ровные четыре царапины. Полиция Стерджиса наверняка поймала какого-то монстра, но тот вырвался и сбежал.
– Не знаю. Я об этом вообще не думал.
– Добавить ничего не хочешь, Трипп?
– Нет. Мне больше нечего добавить.
Когда допрос наконец закончился, инспектор Патц поблагодарил меня и отпустил. Отец позже от кого-то слышал, что наши показания в точности совпали. Нас все жалели: такая травма для ребенка – найти мертвого учителя. Соседи приносили нам с отцом разные гостинцы. Когда четырьмя годами раньше нас бросила мать, нам такое внимание и не снилось. Видимо, если человек уходит по собственной воле, это не трагедия.
Неделю спустя меня повторно вызвали в полицию.
– Трипп, ты в курсе, что в школе недавно произошла кража?
Еще бы! В конце марта из учительской пропала крупная сумма, поднялась настоящая шумиха. Несколько недель Бринн в «Дозорном Сент-Амброуза» только об этом и писала.
– В курсе. Украли деньги на поездку восьмиклассников в Нью-Йорк.
– Ты знаешь, сколько там было денег?
– Нет. Думаю, немало. У нас же как: если дети со стипендией поехать не могут, не едет никто.
На этой почве раскол между платниками и стипендиатами в классе превратился в открытую вражду. Руководство Сент-Амброуза изображало, что все ученики равны, на деле же каждый знал свое место.
– Тебе известно, что расследование той кражи возглавлял мистер Ларкин?
– Конечно.
– Трипп, поделюсь с тобой недавно всплывшей информацией. Украденные деньги нашли в шкафчике Шарлотты Холбрук во время обычной пятничной проверки. Что ты на это скажешь?
Сказал бы я им, что ничего «обычного» в проверке не было. Учеников Сент-Амброуза в жизни не обыскивали, тем более копы. Пропавшие деньги к тому времени искали уже недели две, и Гризли был готов на все, лишь бы найти виновного.
Сомневаюсь, однако, что директор представлял себе в этой роли Шарлотту Холбрук. Ей уж точно все сошло бы с рук. Я рассудил, что инспектор Патц вполне способен додуматься до этого сам.
– Я, конечно, удивился.
– Чему именно?
– Что деньги нашли в ее шкафчике. Это она их украла?
Инспектору Патцу мои вопросы явно не нравились. Во всяком случае, отвечать на них он не спешил.
– Ты дружишь с Шарлоттой?
– Нет. – Тогда это было чистой правдой.
– А с Шейном Дельгадо?
– Нет. – Опять правда.
Не помню точно всех вопросов, но в какой-то момент Патц переключился на меня.
– Мы не поленились и поговорили с твоими одноклассниками, Трипп. Все к тебе хорошо относятся. Кроме, может, пары ребят.
– Правда?
Я изобразил удивление, хотя точно знал: он имел в виду Бринн.
Мой отец, который с начала разговора пребывал вроде как в спячке, встрепенулся и упер локти в стол.
