В наступившей тишине Бенни услышал звук, похожий на стон, и открыл глаза. В спальне царил полумрак, самая красивая девушка исчезла. Он закрыл рот, и стоны прекратились. На потолке над ним виднелась тусклая туманность «Светящихся Во Тьме Чудо-Звезд»[12 - Набор фосфоресцирующих стикеров.]. Их когда-то прилепил туда его отец, составив из них созвездие в виде трех букв О, трех переплетенных звездных колец, по одному на каждого члена семьи.
Руки Бенни были прижаты к штанам пижамы, а те оказались влажными, правда, совсем чуть-чуть. Вскоре после смерти отца Бенни случалось обмочиться во сне, но это уже давным-давно прошло. Он встал и осмотрел постель. Простыни были сухими. Он снял штаны и понюхал их. Пахло не мочой, но достаточно отвратительно. Его даже передернуло. Бенни уже слышал о «влажных снах», мальчишки в школе шутили на эту тему. Так вот как это бывает? Он чувствовал в теле пустоту и странное покалывание, словно в начале простуды, но ощущение не было неприятным. В общем-то, его даже можно было назвать приятным. Бенни достал из ящика чистую пару трусов, взял пижаму и, открыв дверь спальни, вышел в коридор.
Там было темно, и воздух был каким-то другим, застоявшимся и тяжелым, пропахшим газетной бумагой и пылью, но Бенни уже привык к этим запахам и почти не замечал их. Он стал пробираться по узкому проходу между шаткими штабелями коробок, в которых лежали отцовские вещи, и мешками с мамиными газетами и сваленными на них покупками. С каждым шагом в нем росло ощущение чего-то нового, небывалого. Какие-то звуки. Странное покалывание по всей коже. Присел на корточки у стопки коробок, Бенни обхватил себя руками и прислушался.
Странные звуки напоминали доносившиеся из темноты голоса. Такое тихое, пульсирующее «ооооооооооооооооооооо», словно стоны призраков или людей, старающихся, чтобы их никто не услышал. Аннабель часто стонала по ночам. Иногда Бенни слышал, как она плачет, и ему становилось страшно, но это было что-то другое. Он ждал, вслушиваясь. Ему показалось, что среди звуков звучат какие-то слова, но он не мог их понять. Миссис Вонг иногда кричала на Негодного по-китайски, но ее голос был при этом сердитым и резким, а в этих голосах звучала печаль. Бенни подумал, что хорошо бы вернуться в свою комнату и закрыть дверь, но теперь ему уже на самом деле захотелось в туалет. Он медленно поднялся и на цыпочках перешагнул через кучу глянцевых журналов, выпавших из стопки. С каждым шагом стоны становились все громче, а потом он поскользнулся и наступил каблуком на пакет с рождественскими украшениями – мишурой, гирляндами и хрупкими стеклянными шариками, – которые Аннабель купила на послерождественской распродаже. Бенни услышал хруст и пронзительный вопль, этот крик боли смешался с хрустом, который издали несчастные елочные шарики, и Бенни показалось, что он сам разрывается на части. Он зажал уши руками и прижался к стене.
«Перестаньте!» – взмолился он, но рыдания продолжались, и вот уже, подхватив стенания шаров, вокруг него завыл целый хор голосов, из каждого угла дома, от пола до стропил.
Бенни крепче зажал уши и закрыл глаза.
– Пожалуйста! Замолчите! – вскрикнул он. Когда он убрал руки, в доме было тихо.
– Бенни? Что с тобой? – во внезапно наступившей тишине с первого этажа донесся голос матери, чистый, как звон колокольчика. – Ты в порядке, милый? Тебе нужно на горшок?
– Да!
Зачем вообще спрашивать о таких вещах? Бенни терпеть не мог, когда она так говорила, но раздражение его немного успокоило. Он встал и почувствовал, как дрожат колени.
В ванной он первым делом вынул из ванны мамину сумку с принадлежностями для рукоделия, потом открыл краны. Помочившись, он снял трусы и бросил их под струю воды вслед за скомканными пижамными штанами. Это была его любимая пижамка Человека-паука, он до сих пор не вырос из нее. Понаблюдав, как пузырятся, намокая, красно-синие штанины, он нашел бутылочку шампуня и выдавил немного в воду, рисуя струйкой петли и завитушки. Когда поднялась пена, Бенни сел на край ванны, обхватив руками колени. Голым ягодицам было холодно. Из дальних углов дома вновь донеслись стоны и всхлипы. Время от времени один из голосов говорил что-то, отрывисто и резко, словно приказывал, но Бенни решил игнорировать эти звуки. Он стал напевать мелодию из своей любимой компьютерной игры, тот веселый мотив, который звучал во время экспедиции по добыче полезных ископаемых, когда он копал киркой руду, собирая ресурсы для изготовления оружия, чтобы отбиться от надоедливых мобов[13 - Подвижный воинственный объект в играх, управляемый игровой программой.]. Пением это трудно было назвать, но знакомые ноты придали ему смелости и помогли заглушить голоса. Тогда он стал вспоминать призрачный образ самой красивой девушки, который все ещё волновал его душу.
Проснувшись утром, Бенни вспомнил странные события прошедшей ночи. Он сел в постели и прислушался, затем подошел к двери. Чуть приоткрыв ее, он прислушался еще раз. Слышно было, как привычно бубнит радио в гостиной, где работала Аннабель, но странные ночные голоса исчезли. Бенни отыскал пакет с рождественскими украшениями, на который наступил ночью, и отнес его в ванную. Теперь красные и зеленые осколки стекла молчали, и он выбросил их в мусорное ведро. Пижамные штаны висели на карнизе занавески душа. Они были еще влажными, поэтому Бенни оставил их там. Вернувшись в спальню, он оделся, сложил пижамную курточку и положил ее под подушку. Он делал так каждый день, но сегодня все казалось ему каким-то странным, и он вдруг подумал, не скучает ли пижамная курточка по штанам.
На кухне он достал из шкафа коробку рисовых хлопьев. Он слышал, что Аннабель в гостиной. Она любила слушать радио во время работы. Утром работа у нее была в самом разгаре, и Бенни привык завтракать под звуки новостей. Раковина была завалена грязной посудой, но он нашел на полке чистую тарелку и насыпал в нее рисовых хлопьев. Раньше завтрак готовил ему отец, он заливал хлопья молоком и подносил тарелку к уху Бенни, чтобы тот слышал, как они трещат, хрустят и хлопают. По утрам Бенни больше всего тосковал по отцу. Он пошел к холодильнику за молоком, но когда дверца открылась, оттуда донесся тоненький звук, и Бенни испугался, вспомнив о ночных голосах. Может, это все-таки радио, или звуки доносятся из холодильника? Он быстро закрыл дверцу и замер, прислушиваясь. Неровные ряды магнитиков, из которых складывалось стихотворение отца, были все так же прилеплены к холодильнику, но первые две строки отползли в сторонку. Бенни ошеломленно уставился на оставшуюся строчку:
я без ума от тебя
– Бенни? – крикнула Аннабель из гостиной. – Это ты?
Он не ответил. Он ещё раз приоткрыл дверцу холодильника, совсем чуть-чуть, но так, чтобы включился внутренний свет. Холодильник дохнул ему в лицо стылой кислой вонью, а потом Бенни вновь услышал звуки. Звуки были слабыми, но он уже мог различать их: стоны заплесневелого сыра, вздохи старого салата, хныканье недоеденных йогуртов с дальней полки, куда их засунули и забыли.
– Перестаньте, – прошептал Бенни.
– Бенни? Это ты? Ты нашел все, что нужно?
Бенни еще немного приоткрыл дверцу и сунул руку внутрь. В поисках молока он осторожно переставил большую бутылку диетического рутбира[14 - Популярный в США газированный напиток, бывает алкогольным и безалкогольным.], упаковку апельсинового сока, банку маринованных огурчиков…
– Заткнитесь же!
– Что ты говоришь, милый? Я не слышу!
– У нас молока нет! – закричал Бенни, оцепенело глядя на огурцы. – Опять!
Радио в гостиной замолчало. Голоса из холодильника, словно почувствовав, что он сердится, тоже затихли, ожидая, что будет дальше.
– Прости, родной, – произнесла Аннабель, помолчав. – Я куплю после работы.
Бенни нашел свою личную ложку и стал есть рисовые хлопья сухими.
Когда отец был жив, в доме всегда было молоко, а кухонный стол прибран, и они с отцом каждое утро сидели и вместе завтракали. Теперь кухонный стол был завален всякой дрянью, и Бенни ел в одиночестве, стоя у раковины.
Он доел хлопья и положил свою миску в стопку грязной посуды. Там по краю формы для запекания ползла вверх вереница муравьев. Бенни открыл кран, чтобы смыть их в канализацию. Но вода их не остановила, муравьи оказались неплохими пловцами. Он сполоснул и вытер ложку, сунул ее в боковой карман своего рюкзачка и спустился в гостиную, чтобы попрощаться с матерью.
Аннабель сидела за своим рабочим столом перед стопками газет с ножницами в руке. Возле нее весело жужжал сканер. По радио ведущий рассказывал о том, что самодельные взрывные устройства в Ираке и Афганистане вызвали огромный спрос на протезы ног. Частные медицинские фирмы стараются удовлетворить этот спрос. Аннабель потянулась обнять его, и Бенни наклонился, прикоснувшись губами к ее теплой сухой щеке, а ее тяжелые руки обхватили его голову. Он терпеливо постоял так, читая заголовки через ее плечо. Стрельба в Городе – Опасны Люди или Оружие? Шоколад Станет Роскошью из-за Потепления. Смертельный Африканский Вирус Поражает Беременных Женщин. Смерть в Полицейском Участке Спровоцировала Беспорядки в Балтиморе. Предотвратить Лесные Пожары в Калифорнии Могут Козы – Они Уничтожают Заросли. Бенни не любил эти длительные объятия и, чтобы не вырываться из них, развлекал себя чтением. И слушал радио. «Стремительный прогресс в протезировании вселил надежду в ветеранов войны, которые теперь могут рассчитывать на полноценную и активную жизнь». Бодрый голос ведущего тоже вселял надежду, и на краткий миг мягкость материнской щеки показалась Бенни почти приятной.
– Сегодня вторник, – сказал он, высвобождаясь. – Я могу забрать что-нибудь прямо сейчас, если хочешь.
По вторникам нужно было выносить перерабатываемый мусор, и в обязанности Бенни входило напоминать об этом матери.
– Спасибо, мой сладкий, – сказала она. – Пока не нужно. Сначала я должна разобрать архивы.
Она неопределенно махнула рукой в сторону сваленных у стен мусорных мешков с газетами.
Бенни повернулся к двери.
– Ничего не забыл? – крикнула мать ему вслед. – Деньги на обед? Ингалятор?
Он вышел из дома и запер за собой дверь. Когда он шагнул за порог, голоса, казалось, затихли. Вороны на крыше наблюдали за ним и отпускали комментарии, но они постоянно болтали, так что в этом ничего необычного не было. Бенни уже начал успокаиваться, но когда он вышел на улицу, шины проезжавшего мимо автомобиля вдруг взвизгнули так, словно хотели что-то сказать, да и трещины на тротуаре, казалось, пытались привлечь к себе его внимание. К тому времени, как он забрался в автобус, вокруг него гомонил уже целый рой голосов, глухо, но непрерывно, как зрители перед началом концерта.
Когда Бенни был еще маленьким, в школу его обычно провожал отец, но теперь он был уже в восьмом классе, и Аннабель разрешила ему ездить на автобусе одному. У него был свой проездной, и Бенни чувствовал себя взрослым, показывая его водителю, но в автобусе часто оказывались психи и бродяги, они пахли, что-то бессвязно бормотали, и это действовало на нервы. Аннабель велела ему не садиться рядом с такими типами, но иногда в автобусе других свободных мест не было, и Бенни все же оказывался рядом с одним из них и вынужден был слушать какой-то безумный разговор, который они вели с воздухом. Это было жутко и странно. Большинство из них были уже старые, ветераны войн. Бенни еще не приходилось встречать молодого психа, но тем не менее. Старые психи ведь тоже когда-то были молодыми. Может быть, он превращается в одного из них?
«Пожалуйста, – произнес он тихонько. – Ну, пожалуйста… Замолчите!»
Но голоса не обращали на него внимания. Всю дорогу до школы, а затем и во время уроков они продолжали бормотать и отвлекали его от учебы. Иногда они затихали, превращаясь в такое тихое шуршание, что Бенни почти забывал о них, как забываешь о холодильнике, хотя он продолжает жужжать где-то в сторонке. Но временами тишину разрывал одинокий вскрик, такой резкий, что Бенни застывал на месте, где бы он в этот момент ни находился: в коридоре, в классе, в спортзале. Тогда он осторожно оглядывался по сторонам. Казалось, крик донесся откуда-то сбоку, прямо из-за правого плеча, но кроме Бенни его, похоже, никто не слышал. Может, они только делают вид, что не слышат? Или этот звук раздался у него в голове?
Внутри… Снаружи… В чем разница и как это определить? Когда звук проникает через уши к вам в тело и вливается в сознание, что с ним происходит? Он при этом остается звуком или становится чем-то другим? Когда вы что-нибудь едите, например, куриное крылышко или голень, в какой момент это перестает быть курятиной? Когда вы читаете эти слова на странице, что с ними происходит, когда они становятся вами?
5
Сколько времени прошло, прежде чем Аннабель заметила странное поведение Бенни? А когда заметила, сколько ей потребовалось времени, чтобы признаться в этом себе самой? Но сын ее был подростком, а сыновья-подростки ведут себя странно – по крайней мере, так пишут в книгах; а кроме того, на нее в это время навалилось множество забот. В то самое утро, после того, как Бенни ушел в школу, ей позвонил начальник и сказал, что в агентстве проходит еще одна реорганизация, и ее ставка, как сообщил ему надежный источник в корпорации, будет урезана.
– Серьезно, Чарли? – спросила она. – На сколько хотят сократить?
– Ну, я, конечно, попрошу их оставить хотя бы три четверти, но в конечном итоге, скорее всего, оставят половину.
– С какого числа?
– Как мне сказали, наверное, с нового года. Так что не раньше, чем через пару месяцев. – Он еще что-то говорил о новых достижениях в алгоритмах поиска и технологии ключевых слов и о снижении тиража печатных изданий. Отрасль меняется, сказал он, и он просто хотел предупредить ее. Очень мило с его стороны. Но тем не менее. А потом, не успела она прийти в себя от этой новости, он предложил ей вместо этого уволиться самой.
– Но я же работала без нареканий!
– Конечно, конечно, дело не в этом. Просто вот так оно работает.
– Что?
– Ну, система. – Чарли, смутившись, помолчал и после паузы продолжил: – Аннабель, я знаю, ты пережила тяжелую утрату, тебе нужно содержать ребенка, но ты сама должна понимать, что окончательная ликвидация твоей должности – это просто вопрос времени. Я не хотел писать это по электронной почте, но ты больше выиграешь, если тебя уволят с полной ставки. Так что на твоем месте я бы сейчас сократил расходы, оформил пособие по безработице и таким образом обеспечил себе немного времени, чтобы подыскать что-нибудь новое. Но это просто мое мнение. Мое дело – предупредить, а решение за тобой. Подумай.
Только после окончания разговора Аннабель поняла, что забыла спросить у Чарли о социальных льготах. Он ничего об этом не сказал. Потеряет ли она медицинскую страховку? Больше ли придется расходовать на лечение и лекарства? Что делать, если с ней или, не приведи господи, с Бенни что-нибудь случится?
Закончив утреннюю часть работы, она посмотрела на часы. Перерабатываемый мусор обычно забирали около часа дня, и если избавиться от нескольких мешков, Бенни будет знать, что не зря напоминал ей об этом. Перерабатываемые отходы были настоящей напастью. Начальство требовало хранить ежедневные газеты в течение целого месяца, прочие периодические издания – в течение двух месяцев, при том, что все материалы сканировались и копии хранились в электронном виде. Эти архивы были своего рода подстраховкой на случай, если что-то ускользнет от острых глаз и быстрых лезвий «леди-ножниц» – хотя таких случаев не было замечено. В прежние времена, когда они работали в офисе, у них был целый склад для хранения всей той печатной продукции, которую теперь каждое утро привозили к порогу Аннабель, и был специальный работник, в обязанности которого входило сдавать «старые новости» в макулатуру.
Теперь вся эта работа легла на плечи Аннабель. Первые несколько месяцев она старательно сортировала архивы по коробкам, аккуратно проставляя даты и номера клиентов, но их было так много, что она скоро перестала с этим справляться. Сначала переработанные издания скапливались на полу, а когда стопки стали слишком большими и начали расползаться под ноги, она сгребла их в пакет для мусора, заклеила его скотчем и положила за диван, определив там место для склада. Гора мешков росла, карабкаясь вверх по стенам, а вскоре и сам диван был погребен под бумагами. Заполнив гостиную, архивы хлынули в коридор и неторопливой лавиной стали подниматься вверх по лестнице, обрастая по дороге прочим хламом.
Мешки были тяжелыми, но Аннабель сумела извлечь несколько самых древних из нижней части кучи, не вызвав при этом оползня. Если бы Кенджи был жив, он бы сделал это за нее. Она вытащила мешки на улицу, затем сходила за второй порцией, а вернувшись с третьей, увидела миссис Вонг: та стояла на тротуаре, опираясь на тросточку, и вглядывалась в газетный заголовок через полупрозрачный пластик.
– Как ты можешь все это читать? – спросила она, переводя взгляд на Аннабель.
– Приходится, – устало ответила та, водружая мешок на вершину кучи. – Это моя работа.
– Ну и работа у тебя. – Старушка покачала головой и махнула тростью в сторону мешков: – Если мусорщик пожалуется, нас оштрафуют.
Сердито ткнув палочкой один из мешков, она постучала себя пальцем по виску.
– Слишком много новостей вредно для мозгов. Нашла бы ты себе какую-нибудь другую работу. – Не дожидаясь ответа, она кивнула сама себе и пошаркала обратно к своему дому.
Совет был дельный, и Аннабель слышала его сегодня уже второй раз. Она знала, что и Кенджи сказал бы то же самое. Он вообще мог бы много чего сказать о Чарли и его «системе», о том, как она работает и работает ли вообще. Да, сказал бы он, увольняйся. Жизнь коротка. Найди какую-нибудь более творческую работу, что-нибудь, что тебе самой по душе… Легко ему было так говорить. Аннабель пошла на эту работу в первую очередь для того, чтобы сам Кенджи мог заниматься тем, что ему действительно было по душе. Но теперь его не стало, а у нее ребенок, которого нужно содержать, и если разобраться, что она ещё умеет делать? Пойти официанткой? Устроиться в розничную торговлю?
Макулатуры в доме почти не убавилось, но Аннабель не решилась вынести ещё мешок. Она вымыла посуду в раковине – это тоже обычно делал Кенджи – и немного разобрала завал на столе. Вообще-то, до полного порядка на кухне было ещё далеко, но она ограничилась этим, надела пальто и пошла к автобусной остановке. Скоро у Бенни должны были закончиться уроки. Правда, раз уж он начал самостоятельно ездить в школу по утрам, вроде бы уже не имело особого смысла забирать его днем, но она все еще ходила за ним по привычке. Вот только Бенни, похоже, это с каждым разом все больше напрягало. Они не обсуждали это, но Аннабель чувствовала, что сын не хочет, чтобы она его встречала. Он ведь уже подросток. Ему стыдно, что за ним приходит мама. Тем более стыдно, что она как-то не смотрится на фоне других мам, которые приезжают на своих «Приусах», в модных костюмах для йоги и дорогих кроссовках. И у них есть мужья на хороших работах с соцпакетами и прочими радостями.
Тем не менее ей хотелось пройтись, а идти куда-нибудь лучше, чем просто ходить. Но на автобусной остановке она поняла, что вышла слишком рано. Слоняться без дела перед школой тоже не было смысла, и она решила заглянуть в супермаркет, чтобы купить молока и чего-нибудь к ужину. Да и вообще, не помешает закупиться, пока у нее еще есть зарплата. Автобус грузно подкатил к остановке, и Аннабель забралась в него и нашла свободное место. Сонные и вялые дневные автобусы часто опаздывали, но спешить было некуда, и в любой момент можно написать Бенни, чтобы он возвращался домой самостоятельно. У него есть свой ключ. Тогда можно вообще не торопясь пройтись по магазинам, да и в самом деле, не надо никуда торопиться, потому что позволить Бенни вернуться домой в пустой дом – значит показать, насколько она ему доверяет, а это повысит его самооценку.
Конечно, самый лучший способ повысить его самооценку – это на собственном примере показать ему образец такого самоуважения, а оно не приходит от того, что ты вкалываешь на глупой и скучной работе, которой тебя постепенно лишают. Оно приходит, когда ты верен себе и своей творческой натуре. Очнувшись от раздумий, Аннабель потянулась к шнуру, чтобы дать сигнал водителю остановиться у торгового центра. Необходимости в этом не было – у торгового центра выходили все – но этот жест придал ей решимости. Не заходя в супермаркет, Аннабель направилась в свой любимый магазин: «Майклс – Место, Где Совершается Творчество».
Почему бы и нет? Она ведь не собирается ничего покупать. Для вдохновения бывает достаточно посмотреть. Двери открылись перед ней, как по волшебству, она вошла и глубоко вдохнула ароматы цветочных букетов, лаванды, корицы и сосны. Это всегда срабатывало. Этот магазин декоративно-прикладного искусства был всего лишь частью одной из многих розничных сетей, но он действовал на Аннабель как наркотик: сердце ее забилось быстрее, дыхание участилось, все тело охватила слабость и мечтательная истома, как будто кости размягчались внутри. «Майклс» не просто продавал товары, он продавал надежду. Взяв тележку для покупок – не для того, чтобы что-то в нее положить, просто как часть ритуала – Аннабель покатила ее в сторону бумажных поделок и фотоальбомов. Она любила обходить магазин по часовой стрелке, туда-сюда по каждому проходу. Многие из продаваемых вещей были довольно безвкусными, но их неспешный, словно в легком трансе, просмотр тоже был частью ее ритуала. Пройдя мимо гелевых ручек с блестками и резиновых штампов, она остановилась рассмотреть декоративные кромкорезы с хитроумными зубчиками, завитками и филигранью. Ее взгляд задержался на пробивных штампах. Они могли вырезать сердечки, звездочки и бабочек из бумаги всех цветов радуги, и в числе прочих она увидела в продаже «Любовный дырокол Fiskars». Название нелепое, но забавное. Если бы Кенджи был жив… Ее рука потянулась к дыроколу, но Аннабель удержалась и перешла к бисероплетению и макраме.
В зависимости от настроения некоторые витрины казались привлекательнее остальных – сегодня ее поманили к себе немецкие профессиональные масляные краски. В прочных удобных коробках лежали богатые наборы красок самых разных оттенков. А какие красивые у них были названия! Ализарин малиновый. Сурьмяный желтый. Марганцево-голубой. Виридиан. Они звучали солидно, как научные термины, но в то же время очень экзотично и поэтично. С такими красками кто угодно мог бы вдохновиться на творчество, и цена для такого количества красок была вполне приемлемой, но все же не по карману Аннабель. Европейские краски всегда самые дорогие. Она ни разу не была в Европе, а вот Кенджи бывал. До женитьбы, лежа в постели с Аннабель, он часто рассказывал ей о джаз-клубах в Берлине, Париже, Амстердаме, Риме. Он обещал, что свозит ее во все эти города, и она ему верила. Она прекрасно себе это представляла: он играет джаз в прокуренном кабаре, а она стоит с мольбертом на берегу Дуная или Сены и рисует. По утрам они пьют кофе из крошечных чашечек в уличном кафе на мощеной площади, окруженной великолепными соборами – такими же, как тот, что изображен на коробке с красками. Аннабель взяла коробку и поднесла к лицу. У масляных красок такой характерный запах, но эти были слишком плотно упакованы, коробка ничем не пахла. Она провела кончиком ногтя по складке между коробкой и крышкой. Если бы можно было вынуть краски из упаковки и понюхать хотя бы один тюбик… К примеру, вот, киноварь. Как пахнет киноварь? Или лазурь? Аннабель поставила коробку обратно на полку. «Когда-нибудь обязательно», – пообещала она себе, решительно покатив тележку дальше.
В тележке было все еще пусто, но Аннабель к тому моменту прошла лишь треть магазина. Впереди был отдел лоскутных одеял. А она как раз собиралась начать работу над проектом «памятное одеяло», так что для вдохновения не мешало бы ненадолго заглянуть туда. Но путь туда лежал через книжный отдел. Это было опасное место, и его следовало миновать с разбега. Аннабель собралась с духом, вспомнила, сколько у нее дома книг по искусству и рукоделию, сколько там умных советов и идей. Убедив себя, что новые книги – это последнее, в чем она нуждается, она ухватила ручку тележки и бросилась вперед. Но в тот момент, когда она проходила мимо стола с новыми изданиями, произошло нечто очень странное. Может быть, столик пошатнулся, например, от того что она задела его, проходя мимо, но по какой-то причине одна маленькая книжка вдруг выпрыгнула из стопки и упала в ее тележку. Аннабель остановилась и ошеломленно уставилась на нее. Это была симпатичная брошюрка в приятно скромной серой обложке. Название, напечатанное простым четким шрифтом, гласило: «Чистая магия: древнее искусство дзен поможет вам избавиться от беспорядка и революционно преобразить свою жизнь».
Потрясающе! Она только что думала о том, что ей нужно привести дом и жизнь в порядок – и вот оно! Аннабель взяла в руки книжку. Они с Кенджи всегда посмеивались над нью-эйджистами[15 - New Age – общее название совокупности различных мистических течений и движений, в основном оккультного, эзотерического и синкретического характера.], утверждавшими, что они знают, как устроена Вселенная. Но может быть, они правы? Ведь эта книга – не просто об избавлении от старого хлама. Это книга о дзен-избавлении от беспорядка и написана настоящей буддийской монахиней по имени Айкон, одним из ведущих японских консультантов по избавлению от захламления. Фото автора на задней обложке представляло молодую женщину андрогинной внешности, одетую в серую храмовую робу; она стояла в небольшом садике и держала в руках деревенскую бамбуковую метлу. Позади нее виднелись каменные ворота. Круглая бритая голова обвязана белым полотенцем, прямой ясный взгляд, чуть смущенная улыбка. Если бы Аннабель не знала, что это женщина, она могла бы принять ее за жизнерадостного молодого человека – и не просто мужчину, а за Кенджи. Где-то у нее осталась его фотография из дзен-буддистского храма. Там он стоял в группе молодых монахов, одетых в такую же серую рабочую одежду, с таким же белым полотенцем вокруг обритой головы. Можно даже подумать, что сам Кенджи… Да нет, глупости. Аннабель положила книжечку обратно в корзину и направилась к кассе. Совпадение было слишком точным, чтобы от него отмахнуться. Может, стоит попробовать это самое искусство дзен. Глядишь, появятся силы начать уборку прямо сегодня. Аннабель и впрямь ощутила прилив бодрости.
Конечно, это действие произвела не Вселенная. Вселенная не может заставить книгу взлететь со стола. Это может сделать только сама книга, хотя для нее это настоящий подвиг. Правда, среди нас ходят легенды о могучих томах, способных к левитации и самостоятельному перемещению, но поскольку мало кому из нас доводилось быть тому свидетелем, мы склонны считать эти истории небылицами. Книги время от времени перемещаются – посмотрите на стопку рядом с вашей кроватью – но по причине отсутствия ног нам не хватает подвижности, и, как правило, в вопросах транспортировки мы вынуждены полагаться на вас. С этой целью мы изо всех сил стараемся привлечь ваше внимание своими яркими обложками и броскими названиями, но «Чистая магия» была не такой. Это была тихая, ничуть не навязчивая книга, и все же она обладала необычайной способностью к самодвижению. Представляете, какая целеустремленность для этого требуется! Надо ли говорить, как мы были потрясены.
Подъехавший автобус был забит битком, и Аннабель с трудом забралась в него: на остановке у торгового центра тоже садилось немало людей с покупками. Занятия в школе уже закончились, и все места были заняты старшеклассниками, уткнувшимися в свои телефоны и не поднимавшими глаз – где уж им было заметить женщину с тяжелыми сумками, не говоря уже о том, чтобы уступить ей место. Аннабель едва устояла на ногах, когда автобус вырулил с остановки и влился в поток машин.
Конечно, она сама виновата, что столько накупила. «Чистая магия» много места не заняла, но ведь нужно было еще купить ватин для «одеяла памяти». Большой букет красных пластиковых пуансеттий вообще не нужно было покупать, просто Аннабель не удержалась. Это в еще «Майклсе», а потом она заехала в «Сэйфвэй»[16 - Супермаркет.] и купила газировки, чипсов и сальсы. Автобус, взвизгнув тормозами, остановился, и она вышла. Только теперь Аннабель поняла, что не купила ничего, что годилось бы на ужин Бенни, да и про молоко забыла. Отвлеклась, как обычно. Чтобы умилостивить Бенни, она зашла в «Восточный экспресс» и заказала его любимые кисло-сладкие ребрышки.
Добавив к своей ноше пакеты с китайскими продуктами, она решила пойти домой через переулок: так было на два квартала ближе, к тому же ей хотелось избежать всевидящего ока миссис Вонг. Недостатком этой дороги были люди, которых на ней можно было повстречать: наркодилеры и наркоманы, бродяги и проститутки, которые вечно тусовались у мусорного бака благотворительного магазина Евангельской миссии, ширяясь и цепляясь к прохожим. Аннабель часто говорила Бенни, чтобы он не ходил через переулок, и насколько она знала, он действительно не ходил. Он боялся бродяг. Он называл их «бомжарами». Откуда он только взял это слово?
А ещё в переулке жили воспоминания. Призраки. Лучше о них не думать.
Сегодня, однако, там никого не было, если не считать ворон, которые заприметили Аннабель, как только она вышла из закусочной, и следовали за ней до самого дома, перелетая с одного столба на другой. Она приближалась к мусорному контейнеру. Это был большой бак с высокими бортами, через которые было трудно забрасывать туда вещи. В мусорный бак, конечно, и не следует бросать вещи. Поэтому люди в основном брали вещи оттуда. Дамы из благотворительного магазина все время жаловались на бродяг, роющихся в отбросах, но при этом, кажется, даже гордились тем, что их мусорный бак – самое подходящее место в городе для этой цели, потому что в нем попадаются самые хорошие вещи. Об этом даже писали в местной газете, Аннабель вырезала такую статью.
Сегодня к баку были привалены три испачканных мочой матраса, а возле них стояли сломанная гладильная доска и продавленное кресло из потертого твида. На кресле лежала стопка картин в очень хороших рамках, а на них стояла игрушечная резиновая уточка. Аннабель поставила сумки с покупками на землю и взяла игрушку в руки.
– Привет! Какая ты милая! – сказала она утке, потом сжала ее, и та крякнула в ответ. – Кому это пришло в голову тебя выбросить?
Утка еще раз крякнула, и с дерева ей ответила ворона. Аннабель не стала обращать на нее внимания: ворон можно покормить потом.
– Пойдем ко мне, хочешь? – спросила она утку и, не дожидаясь ответа, сунула ее в пакет из «Майклса», потом повернулась, чтобы получше рассмотреть рамки картин. В этот момент из мусорного бака раздался скрежет, и из-за высокого металлического борта показалась чья-то голова. Вечернее солнце било в глаза Аннабель, и она прищурилась, пытаясь разглядеть лицо незнакомца, но видела только белые, точно седые, волосы. Глубокий старик? Как он залез в глубокий мусорный бак?
– Йоу, – произнес восставший из бака. – Это моя утка.
Человек оказался молодой девушкой с внешностью бродяжки, каких много встречается в наше время по переулкам. Девушка перекинула ногу через край мусорного бака и уселась там, глядя на Аннабель. Она была одета в темную толстовку и черные джинсы; в носу и в одной из бровей торчали металлические кольца пирсинга. Довершали картину потрепанные ботинки со стальными носками и копна обесцвеченных волос на голове.
– Прошу прощения, – поспешно сказала Аннабель, доставая утку из сумки и кладя ее обратно на стопку картин. – Я не знала. Хорошие рамки. На вид вполне годные.
– Вот как? Вы что, художница? – спросила девушка, продолжая смотреть на нее сверху вниз.
– Э-э… нет. Не совсем. Я хотела сказать…
– Ну, а я художница. Так что рамки мне нужны, а утку можете забрать.
– Ой, но это же ваша…
– Утка мне не нужна, – повторила девушка. – Можете взять.
Аннабель снова взяла игрушку и посмотрела на нее.
– Такая симпатичная уточка. Ужас какой-то. В смысле, зачем же ее кто-то…
– Вот и я так подумала. Так что забирайте уже.
Аннабель положила утку обратно в пакет.
– Спасибо.
– Не за что, – ответила девушка, перекинула ногу обратно и снова исчезла в мусорном баке.
