– Друзей не выбирают, – с деланной грустью вздыхает он.
– Зато со мной не скучно, – парирую я, и мы синхронно разражаемся смехом. Наше дружеское воссоединение официально состоялось.
Оглянувшись, я с удовлетворением отмечаю, что на танцполе одна за другой появляются все новые и новые парочки.
– Видишь? Говорила же, что нужны первопроходцы.
– Нужно было брать тебя ведущей, – соглашается Ильдар. – Здесь бы давно был рок-концерт.
Я оглядываю гостей, оставшихся за столами, и невольно вздрагиваю, встречаясь взглядом с Камилем. Наш зрительный контакт длится всего пару секунд, после чего он отворачивается к своему бородатому другу.
По позвоночнику струится странный озноб. Для чего он меня разглядывает? Оценивает, подхожу ли я его младшему брату? Мы с Ильдаром просто танцуем. И вообще – это не его дело.
Празднование двадцатишестилетия именинника подходит к концу спустя два часа. Кто-то, возможно, не любит массовые сборища, но лично мне все понравилось: и кухня, и шоу-программа, и тосты и в особенности финальная дискотека, на которой плясали практически все. Два взрослых дяденьки – друзей покойных Юсуповых, даже пригласили меня на медленный танец – без всякого нелицеприятного подтекста, а скорее по – отечески, – расспрашивали, откуда я знакома с Ильдаром и делали учтивые комплименты.
В общем, было весело и уютно, о чем я и говорю Ильдару, вызвавшемуся проводить меня до дома на такси.
– Рад, что тебе понравилось, – улыбается он. Его темные глаза в полумраке салона ярко мерцают. – Я, кстати, хотел с тобой поговорить.
– О чем?
На это Ильдар неопределенно машет рукой, давая понять: после того, как доедем до места. Когда мы подъезжаем к дому, выходит на улицу вместе со мной.
– Ну так? – весело говорю я, покачнувшись на каблуках. – Что ты хотел сказать?
– Хотел выложить все как есть, чтобы в будущем не чувствовать себя приставучим неудачником, – серьезно отвечает он.
Я непроизвольно затаиваю дыхание, хотя и догадывалась, что речь пойдет именно об этом.
– Ты, наверное, догадываешься, что нравишься мне не просто как друг, – Ильдар говорит спокойно и твердо, ни на секунду не пытаясь отвести взгляд. – Поводов-то была куча. Дин, если шансов для нас нет – скажи мне сейчас, и я оставлю тебя в покое. На нашу дружбу это никак не повлияет – можешь быть спокойна.
Я разглядываю его во все глаза. И все-таки он заметно повзрослел. Раньше предпочитал действовать лишь намеками, а сейчас решился на взрослый разговор.
Готова ли я прямо сейчас положить конец многолетнему флирту и оставить наши отношения в сухих рамках дружбы? Не знаю, если честно. Я привыкла относиться к нему как к приятелю, но, возможно, такое отношение – лишь дань традиции? Помимо внешней привлекательности, в Ильдаре есть все качества, которые я ценю в парнях: великодушие, надежность, щедрость, уважительное отношение к девушкам, спокойствие и терпимость. А еще у него отличное чувство юмора, и он понимает все мои шутки.
– Дашь мне немного подумать?
Ильдар кивает, как мне кажется, с облегчением, а в следующую секунду его лицо оказывается прямо перед моим. Закрыв глаза, я позволяю ему себя поцеловать. Он не торопится, не пытается впечатлить, изображая бешеную самцовую страсть. Его губы касаются легко, язык скользит неторопливо и деликатно.
Глухой шорох покрышек заставляет меня разорвать поцелуй и уставиться на поравнявшийся с нами автомобиль. Им оказывается черная Ауди со светящимися шашечками на крыше. Я почти готова застонать. И снова здравствуй, дорогой (шутка) сосед.
6
В воскресенье кто-то привык отсыпаться, кто-то, напротив, вставать пораньше, чтобы провести время с семьей, но вот чего люди делать в этот день не точно привыкли, так это ходить на собеседование. Я тоже не привыкла, но что поделать. Новая жизнь требует нововведений.
– Здравствуйте, – с достоинством говорю я, поймав взгляд девушки из-за глянцевой стойки ресепшена. – Я пришла на собеседование к Кокорину Игорю Станиславовичу. Вакансия – специалист по рекламе.
– Секундочку, – предупредительно проткнув воздух ногтем, она прикладывает к виску телефонную трубку. – Игорь Станиславович, тут к вам подошли. Как ваша фамилия? – она вопросительно смотрит на меня.
– Дугина.
– Дугина. Да-да, поняла. Сейчас провожу.
Спустя минуту я оказываюсь перед массивным столом, за которым восседает худощавый мужчина в темно-синем костюме. Глаза из-под модной пластиковой оправы смотрят на меня живо и с интересом.
– Я Дина. От Ильдара Юсупова.
– Да, мне уже сообщили, – кивает он. – Проходите.
Я занимаю предложенный стул и оглядываюсь. Мне здесь уже нравится: интерьер выдержан в спокойных тонах, мебель презентабельная, дорогая. И взгляд у мужчины внимательный, но спокойный, без чувства превосходства. Все, как я люблю.
– Ваше резюме мне переслали. Я его изучил. Опыт в рекламе у вас имеется, так? – Он подносит в глазам листок формата А4. – Целых шесть лет?
– Да. Я подрабатывала СММ-менеджером в одной крупной фирме, когда училась в школе.
– Звучит впечатляюще, хотя я и не поощряю эксплуатацию детского труда, – очаровательно улыбается мой потенциальный работодатель.
– Уверяю, все было по обоюдному согласию, – отвечаю я ему в тон. – Мне очень нравилось работать. Когда мои одноклассники клянчили деньги у родителей, я зарабатывала на карманные расходы самостоятельно.
– Ну, если я имею дело с опытным специалистом, сразу обрисую фронт работы. – Откинувшись в кресле, мужчина меняет тон на более строгий и деловой. – Как молодую сеть отелей, нас интересует улучшение показателей присутствия на рынке. Есть потребность в крупных корпоративных заказчиках. От вас требуются разработка и мониторинг эффективности рекламной стратегии, плюс еженедельный отчет. Оговорюсь сразу: бюджет на рекламу выделен внушительный.
– Насколько внушительный? – выпаливаю я, против воли начиная выстраивать в голове возможные варианты продвижения. Соцсети, конечно, хорошо, но этого мало… Глянцевые издания? Определенно. Надо лишь решить, какие. Я изучила их сайт и интерьер номерного фонда. Очень впечатляет, но…
– Большего сказать пока не могу, – сдержанно улыбается Кокорин, явно позабавленный моей прытью. – Замечу только, что руководство не привыкло экономить на имидже. Если вы прогулялись по вестибюлю, то могли это заметить.
Я киваю. Ладно, поверю на слово. Люди, сумевшие создать сеть первоклассных отелей, едва ли окажутся настолько недальновидными, чтобы экономить на их продвижении.
– Суть работы понятна, и пока мне все нравится. Остается вопрос: насколько подхожу вам я? В резюме я прикрепила на ссылки на проекты, которые курировала, а также указала телефоны двух последних работодателей.
– Да, работы я ваши посмотрел. Работодателям же звонить не стал. Решил довериться рекомендации.
– То есть, у вас нет ко мне никаких вопросов? – недоверчиво уточняю я.
Мужчина снова улыбается.
– Скорее всего, они появятся в процессе работы. А пока, раз уж всех все устраивает, предлагаю вам, Дина, выйти в понедельник. Ваш офис находится через две двери от моей. Менеджер по качеству Диляра поближе познакомит вас с продуктом. Хорошо, если к концу недели у вас появится примерный план рекламной стратегии.
После последней фразы радостное улюлюканье, рвущееся наружу, едва не сменяется самодовольным фырканьем. Набросать план к концу недели? Да он уже полностью созрел у меня в голове.
– Спасибо вам большое, – вежливо благодарю я, вместо того, чтобы сделать все вышеперечисленное. – Какие документы принести с собой?
Еще минут пять уходит на обсуждение бюрократических деталей, после чего мы с Игорем Станиславовичем тепло прощаемся. Кажется, я ему понравилась. Он мне, кстати, тоже.
«Была на собеседовании, – быстро печатаю я, оказавшись на улице. – Дир сказал выходить в понедельник. Уи-и-и! Спасибо тебе огромное, Ильдарчик!»
«Поздравляю! Кокорин сразу разглядел в тебе профи. Есть повод отметить. Сегодня вечером?»
«Сегодня у меня намечена поездка с супермаркет за продуктами. Давай в другой день, ладно?»
«Зануда».
Улыбнувшись, я запихиваю телефон в сумку и сажусь в подъехавшее такси. Жизнь прекрасна, определенно прекрасна! Я живу в крутом месте, в крутой квартире и только что получила крутую работу. Дугина Дина, ты самая настоящая счастливица.
Прихватив в кафе рядом с домом миндальных круассанов, я захожу в подъезд и вызываю лифт. Квартира располагается на третьем этаже, и вполне можно было бы подняться пешком, но слишком уж мне полюбилась начищенная кабина с зеркалом, в котором получаются отличные селфи.
Откусив круассан, я тянусь к нужной кнопке и вдруг чувствую знакомый запах туалетной воды. Оборачиваюсь и нос к носу сталкиваюсь со своим соседом, вошедшим за мной следом. Кивнув в знак приветствия, он нажимает кнопку за меня и встает напротив. Сладкое тесто прилипло к небу, и мне приходится ковырять его языком. Да сколько уже можно?! Он, что, специально подкарауливает меня?
Но это оказывается не самым ужасным. Плавно поднявшись на этаж выше, кабина легонько дергается, намереваясь продолжить движение, но отчего-то остается стоять на месте. Одновременно с этим темно.
– Что это? – отчаянно шепчу я. – Мы, что, застряли?
– Света нет, – раздается в темноте невозмутимый голос. – Так что, видимо, да.
7
Судорожно моргая, я ловлю ртом воздух, которого с каждой секундой будто бы становится меньше. С детства я страдаю легкой формой клаустрофобии. Легкой – означает, что замкнутые пространства, как таковые, меня не пугают. Паника появляется, лишь когда я по какой-то причине не могу их покинуть.
Тихо-тихо-тихо, Динуль, – успокаивающе говорю себе я. – Воздуха здесь навалом, и места тоже полно. Подумай логически: кабина не герметична, а значит, доступ кислорода не ограничен. Много ты людей знаешь, которые умерли, застряв в лифте? То-то же. Потому что все они выбираются оттуда живыми. Просто нужно перестать паниковать.
Но мозг, о котором я всегда была такого высокого мнения, отказывается повиноваться. Все мое внимание так или иначе возвращается к трем жутким фактам: в лифте темно, в лифте душно, в лифте вместе со мной находится преступник Камиль. Да и наплевать бы сейчас на его прошлые злодеяния, но этот надушенный тип пожирает мой кислород!
– Тебе плохо? – доносится все тот же невозмутимый голос и одновременно с этим кабина освещается голубоватым светом телефонного экрана.
Я мотаю головой, машинально пятясь к стене, чтобы на нее опереться.
Тихо-тихо-тихо, Дина. Видишь, здесь теперь не так и темно. И ты, кстати, могла б и сама додуматься включить фонарик, если бы мозги тебе резко не отказали.
– И часто тут такое?
– На моей памяти в первый раз.
– И что теперь делать?
– Ждать, – отвечает сосед с едва уловимой иронией.
– А если света не будет еще часа два?
Этот мой вопрос он не удостаивает ответом, предпочитая уставиться в телефон и что-то там печатать.
– Здесь душно.
Снова молчание.
– Надо Ильдару позвонить, – говорю я раздраженно. – Может быть, он придумает что-то. Например, двери вскрыть.
– Настолько не можешь ждать, что готова заплатить за ремонт лифта?
– Настолько. Мне не хватает воздуха, и мы оба знаем, что я не в восторге от компании.
– Да, я слышал твою речь на террасе.
Я с вызовом вскидываю подбородок.
– Мне за нее не стыдно. Преступления должны караться по закону.
– Смелое заявление для человека, считающего меня отъявленным преступником, – взгляд Камиля находит меня и больше никуда не сдвигается. – Кроме нас, здесь больше никого нет. Физическое превосходство на моей стороне, и пока двери заперты, я могу сделать с тобой, что угодно.
Ответная дерзость была бы готова слететь с моих губ, если бы не его тон. В нем нет ни намека на юмор или иронию, зато есть предупреждение.
– Это прикол такой? – переспрашиваю я, крепче сжимая пакет с круассанами. Внезапно вспотели ладони.
– Почему? – Голос Камиля звучит холодно и угрожающе, а в темноте угадывается движение руки, опустившейся на пояс его брюк. – Я ведь однажды уже насиловал, а люди, как известно, не меняются. Ничто не мешает поставить тебя на колени и заставить давиться моим членом.
Меня будто с ног до головы окатили сначала ледяной, а потом горячей водой. На мгновение даже кажется, будто я сходила под себя – от внезапно свалившегося на меня всепоглощающего страха. Возможный исход событий, который я ранее не допускала, проигрывается в голове за секунду: звон расстегиваемого ремня, собственный крик, боль, унижение…
– Я буду орать так, что услышат на последнем этаже. – Я стараюсь не выдавать свой ужас, но он помимо воли сочится из каждой сказанной буквы. – Только попробуй.
– Дом новый, – равнодушно звучит в ответ. – Из двадцати квартир занято семь, большинство разъехались по дачам. Кричи.
Свет экрана внезапно гаснет, и это становится апогеем моей паники. Потому что мне кажется, что Камиль ко мне приближается.
Панический страх сотрясает меня изнутри, выходя наружу вместе со слезами. Они беззвучно текут по щекам, заползают под ворот рубашки, которую я так старательно гладила к собеседованию. А что если? Вдруг он действительно попытается? Я конечно буду сопротивляться, но… Он в два раза меня крупнее. Чем я буду отбиваться? Откусанным круассаном?
Проходит секунда, две, три… Нет ни прикосновений, ни угроз, ни боли. Кабина вновь озаряется голубоватым светом, и я вижу, что Камиль, прислонившись к стене, что-то печатает.
От осознания, что насиловать он меня не собирается, слезы текут еще сильнее.
– Зачем ты меня пугаешь? – срывающимся шепотом лепечу я. – Это подло. У меня клаустрофобия, ясно? Я и так еле дышу.
– То есть, все это время ты называла меня преступником просто потому, что тебе так нравилось, а в душе рассчитывала на мое благородство? – без тени раскаяния или сожаления произносит он, отрывая взгляд от телефона. – На будущее: если ты окажешься лицом к лицу с человеком, представляющимся тебе опасным, не пытайся его задирать. Если у тебя есть оружие, с которым ты умеешь обращаться, или владеешь боевыми искусствами, то можешь рискнуть. Но судя по тому, как ты трясешься – ни того, ни другого ты делать не умеешь.
Мои ноги внезапно становятся ватными, и я, наплевав на гордость, позволяю себе опуститься на пол. Хорошо, что в кабине темно, и эта сволочь напротив не может разглядеть краски унижения на моем лице. Говоря все эти устрашающие гадости, он просто пытался меня проучить?
Сжав дрожащие пальцы в кулаки, я смотрю в пол. Ублюдок. Он хотя бы понимает, что я пережила?
– Сколько тебе лет? – внезапно спрашивает он будничным тоном.
Я гневно вскидываю глаза. Какого ответа он ждет после всего? Не думает, что я могу его послать?
Но то ли я слишком перенервничала, то ли его слова о том, что людей, представляющихся опасными, задирать не стоит, возымели свое влияние, в ответ я лишь тихо буркаю:
