Медленно и печально, на фоне рукотворного катаклизма, взлетает воздушный шарик с подсказкой: «Домашнее задание: усмирение бесов. Неуд.»
– Полная тишина! Сейчас мы разберемся, как Надин заблокировала стихии земли и огня, и вы сразу же отправитесь домой.
Я закрываю глаза, и перед моим внутренним взором, мир скрывается за потоком огня – драконьим дыханием…
А в таверне хозяин ест калач. Наемник допивает седьмую кружку пива. Я по-прежнему сижу за стойкой, подперев голову рукой, над тарелкой остывшей каши, в которой утонула муха:
– Вот так меня и выгнали из школы волшебства.
– Круто отожгла! А еще что ты умеешь? – Восхитился наемник.
… Бедная убогая деревня. Грязь. Грязь замерзла. Грязь растаяла. Грязь засохла. Родина.
Мой отец-кузнец пишет письмо:
«Прошу вас, Уважаемая, возьмите девочку на обучение! Сил нет, больше терпеть!»
Мне шесть лет. На старом заброшенном амбаре я рисую смешной, как мне кажется, вензель и убегаю. Там, где я только что стояла, появляется воздушный шарик с надписью: «боевая руническая магия + 100 к урону».
Отец пишет:
«Два месяца назад она намалевала какую-то закорючку на заброшенном амбаре, а вчера он рухнул сам по себе!!!»
Как в зеркале, я вижу нашего старого толстого старосту и тощую конопатую жену пастуха, как озираясь и хихикая, они забегают в амбар и запирают дверь. Какая мерзость! Они целовались! Я сама видела.
Отец пишет:
«Все бы ничего, амбар все равно на слом шел, но, как назло, в этот момент, наш староста резвился там с женой пастуха. Стены, перекрытия- все развалилось».
Забравшись на соседскую яблоню, я наблюдала, как амбар вздрагивает и рассыпается в мусор. Наши отзывчивые до чужой беды односельчане, в момент появились рядом с лопатами, граблями, ведрами, а один даже подушку притащил. Что он собирался с ней делать? Кто знает?
Отец пишет:
«Вся деревня собралась, а оттуда староста пришибленный… Простите мою необразованность и грубость, не знаю как назвать это по – благородному. Пастух громче всех смеялся, пока мы его бабу не откопали. А потом, конечно, перестал. Ругаться начал, подарков ей отсыпал».
Я так смеялась над старостой, что свалилась с дерева.
Отец пишет:
«А старосту дома старостиха сковородкой приголубила. Какой позор! Уважаемые люди, столпы деревни! Такая неприятность!»
Мне это с рук не сошло. Деревенский сход решил, что ради мира и покоя будет лучше отдать меня в обучение. Взял меня папа за руку и пошли мы по пыльной дороге к деревенской ведьме.
И вот, я уже сижу за столом, в доме с пучками трав, развешанных на крючках по стенам, напротив доброй тетеньки, и ем пирог.
Отец пишет:
«И что теперь делать, ума не приложу. Уж если и деревенская ведьма с этой заразой не справится, то мир точно рухнет!»
Я помню этот прекрасный день во всех подробностях: как пахли травы, как вкусен был пирог и как деревенская ведьма заканчивая читать, откладывает свиток в сторону. Я, с надеждой, радостно ей улыбаюсь. Сила внутри меня чувствует настроение и выплескивается наружу. Внезапно в углу самопроизвольно загорается веник, а на печке взрывается горшок с зельем. Зелье выплескивается и тушит горящий веник. В тот день, я впервые прочла знак Вселенной – воздушный шарик, на котором было написано: «стихийная ведьма + 100 к удаче».
Я вижу, как моя первая учительница довольно улыбается. Впервые в жизни меня похвалили за то, за что раньше бы выпороли. Это был самый счастливый и значимый момент для маленькой меня…
Кто-то плачет? Я оглядываюсь и вижу, как хозяин таверны промакивает слезы и сморкается в грязную тряпку, которой раньше вытирал кружки. Наемник уже совсем пьян. Стойка вокруг него заставлена пустой посудой. Желая выразить приязнь и сочувствие, он попытался обнять меня, но промахивается и падает на пол. Зачем же он так? Видно, что человек хороший. Пьянство – зло!
Вдвоем с тавернщиком мы подняли его и усадили обратно. Я тяжело вздохнула:
– Вот так меня и выгнали из деревни.
– Ты такая классная! А давай к нам в команду? – Всхлипнул наемник.
Отец моей подруги выразительно на меня посмотрел и отрицательно покачал головой. Я прислушалась к силе внутри себя:
– А, забей! Опять «Очарование» сработало!
А как все начиналось?
В один прекрасный день я открыла глаза и поняла своим младенческим умишком, что я попала. Мокрая пеленка. Сосущее чувство голода. Неудобная корзинка. Кто был подкидышем, тот меня поймет.
Определенно, солнце уже взошло над колодцем. Деревенские, как могли долго, игнорировали детский крик из корзинки. Мой будущий папа, мать моего будущего друга Петера и, собственно, сам Петер, завернутый в разноцветное лоскутное одеяло, столпились надо мной. Видя, что я не выпрыгиваю из пеленок и не кусаюсь, стали подтягиваться и другие селяне. Оглянувшись, мой папа сказал:
– Подкидыш. Что нам с ним теперь делать?
– Утопить в болоте и все дела, – решительно заявила мать Петера.
А вы что хотели? Просвещенное средневековье. Я их ни в чем не виню. Каждый сам за себя. Но все равно как-то обидно.
Мать Петера насильно впихнула сына в руки ближайшей тетке и схватила корзинку со мной. С другой стороны за корзинку взялся мой папа:
– Это же невинный младенец!
– Вот и воспитывай сам, раз такой добрый! – крикнула мать Петера.
Я вижу эту картину, как вживую. Мать Петера отпускает ручку, и папа кувырком влетает в открытые двери своего дома, неуклюже и растерянно прижимая корзинку к груди. Двери захлопываются у него перед носом.
Прошло шесть лет…
Благостное лето. Солнце касается первыми лучами двери кузнеца.
С пинка открывается дверь. Дверной проем пуст. Ваш взгляд опускается ниже ручки, и вы видите меня в примитивном платье-рубашке с вороньим пером в волосах. Я оглядываю окрестности с подозрительным прищуром.
Извлекаю из кармана рогатку и, не целясь, стреляю в воздух. Со звуком падающего метеорита, клювом в землю втыкается ворона. Я вырываю у нее перо из хвоста и втыкаю в волосы рядом с первым.
Резкий взмах правой рукой и, в кулаке уже зажат хвост взъерошенной шокированной кошки с растопыренными лапами и хвостом-ершиком. Я несколько раз качаю кошку как маятник, затем, выбрасываю в кусты. Не интересно.
Прочувствуйте момент! Глубоко вздохнув и печально покачав головой, я выхожу в солнечный день. Слышно, как замолкают птицы. Свирепого вида деревенские собаки, крадучись, прячутся в бурьяне. Широко и радостно улыбнувшись солнышку, я окидываю взглядом идиллическую пасторальную картину.
Грязь уже подсохла. Склоны холмов поросли изумрудной травкой и мелкими розовыми цветочками. Дерн на крышах покосившихся избушек сровнял их по живописности с холмами. Синее небо. Коршун парит в вышине, знает, гад, что так высоко из рогатки не дострелить, издевается. Позванивают колокольчики с пастбища, мычат коровы. Кто-то где-то пилит доски. Мать Петера ругается со старостой. Хорошо!
По деревенской улице идут пятеро мужиков с косами и поют веселую песню. Я подкрадываюсь и смотрю на них поверх плетня. Мужики, не переставая петь, огибают меня по дуге. Я достаю рогатку и стреляю в задницу последнему. Пострадавший подпрыгивает на месте и начинает жалобно верещать. Остальные резко поворачиваются и бегут ко мне, недружелюбно размахивая косами. Я спрыгиваю с плетня и спасаюсь в кустах. А чего ждать-то?
И вот уже, нога за ногу, я бреду по деревенской улице.
Перекинув через забор перину, старая вредная бабка выколачивает пыль. В открытые ворота видно будку со спящей собакой во дворе. Я прохожу мимо, огибая бабушку по дуге. Ни за что она вдруг замахивается на меня выбивалкой для перин! Я, разумеется, отскакиваю, и, клянусь, совершенно случайно выпускаю в нее огненный шар. Промахиваюсь, и шар попадает в будку с собакой на цепи. Будка загорается. Собака с лаем выбегает со двора и бежит по улице, позади на цепи тащится, подпрыгивая, горящая будка. С криком из дома выскакивает хозяйка собаки и бежит за ней. За ними бегу я, за мной бежит бабушка с выбивалкой и мужики с косами.
От колодца, соседский дедушка несет на коромысле два полных ведра воды. Он останавливается, оценивает ситуацию, ставит ведра на землю и выливает воду на горящую будку, пролетающую мимо. Не успела я порадоваться, как дедушка схватил меня за шиворот и поднял над землей. По инерции, я еще немного поперебирала ногами в воздухе.
Собака с будкой запрыгивает в речку и испуганно оттуда выглядывает. Дымящаяся будка плавает на цепи поблизости.
Мои преследователи и гонители, громко ругаясь, несут меня домой. Возле дома кузнеца, я, с испугу и от неотвратимости наказания, неожиданно для всех подожгла воротник своего платья, за который меня нес дедушка. Обжегшись, он бросил меня через забор, и я, к счастью, упала в большую бочку с водой. Огонь гаснет, вода шипит, пар поднимается над бочкой.
Большая сильная рука папы достает меня из бочки и вешает за обгоревший ворот платья на веревку. Так я и вишу между кузнечной рукавицей и полотенцем на большой прищепке.
