Олег Валерьев "Стихи"

оружие спит
мы его охраняем

«важнее не манёвр а его вид…»

важнее не манёвр а его вид
в комнате с обоями цвета ада
что при жизни теперь саднит
не задержит взгляда

я вижу не тебя, а твой упрямый взгляд…

я вижу не тебя, а твой упрямый взгляд
как будто бы в глаза, но всё же мимо
взлёты и падения – пустое говорят
пытаюсь вспомнить имя
правая в наручнике кровать
похоже завоеванное ложе
зеркало души не может врать
как ангел тут оправдывать не может

твоё дыхание – шум воды…

твоё дыхание – шум воды
гортанное упражнение нагревающейся батареи
зима в беспощадном танце
давит на горло своей культёй
я помню как мы отчаянно
ярче всех звёзд горели
с присущей нам легкомысленностью
детского рисунка на акварели
и не стыдились такой вот ноши
непостижимой силы спрятанной в облаках
и разум почти вулкан
серым словом плевался в космос
я помню что был не прав
и ты не права была тоже
мне то время сейчас дороже
хоть при раскладе таком в дураках

зеленых помидоров государство…

зеленых помидоров государство
маечки в обтяжку грязный цвет
рабство или паритет?
то чего отныне больше нет
за пазухой стабильное убранство
столетия искать причины жажды
в эти воды глупый лезет дважды
жуткий враг их время и пространство
законов обветшалых государство
наука пития и воля к власти
на варварство меняется от части
ведет нас поводок любви и страсти
значит в этом суть политики и стать —
быть равным миру знать кто кем играет
закончится всё видимо печально и поржать
мне с этого труда не составляет

«вы – сплошной мотив вывернутого греха…»

вы – сплошной мотив вывернутого греха
заблудившийся в углах цветущей оранжереи
гнев закрывает глаза и чавкает
шесть остальных молчат

человек бежит сломя голову ниоткуда…

человек бежит сломя голову ниоткуда
с виду страх на лице и сажа
я никакой но часть тоже
стремящихся упасть пятиэтажек
контроль за массами – научная программа
проваленная в частности пустым
но едким дымом опиата
аптеки раздают дезоморфин
проблемы старости решают единицы
говорят что тайны нет никто не верит
спустя года я узнаю что он солгал в больнице
про возраст ему было двести девять
наивности отдан смотрит себе под ноги
иногда обнажает их но чаще сумму удачных дней
деревянную крышку гроба сломать в итоге
никому не дано другое дело сгнить под ней
так открывают мутные окна когда пурга
заметает остановки автомобили
и волны набегают войском на
арки в романском стиле

серая паутина подземных труб…

серая паутина подземных труб
как позвоночник пьяницы в местном баре
мой труп это клад бессовестно его упрут
сантехники-археологи в свой реликварий
а что телу? все земли – вата
будут издеваться перчаткой хлестать по роже
выпотрошат зашьют убедятся одно и то же
не красит потомственного мецената

это не люд…

это не люд
с них вам не брать
каждому хворь
кто болтает напрасно
мил да не люб
предпочёл отдавать
единственный свой
кусочек прекрасного
предкам под стать
осуждающий взор
расхититель гробниц
всех зол и обид
как написать
сердцем узор —
состояние птиц
неустанно хранит

спальня холодно кружку пива…

спальня холодно кружку пива
призрак двигает по столу
пеной из глаз высказаться хоть бы раз
красиво мешает насморк
это культуры весомый пласт
с бычьим стремлением на поводке
свободы кулёк нелепый
меняет на самый обычный паспорт

«счастье – неповторимый отрезок времени…»

счастье – неповторимый отрезок времени
когда не «отягощают» ни
собственные мысли ни чужие

благости как сквозь сито лица…

благости как сквозь сито лица
освещает фонарь у входа на кладбище всех влюблённых
и нет бы продолжить движение к неизвестному
тебя сам чёрт дёрнул остановиться
те же скелеты и редкого вида кости
каннибалами оставленные на видном месте
«ты в своём уме? тут никого уже лет двести»
кто от голода ел а кто от злости

мои года по блюдцу расплескались…

мои года по блюдцу расплескались
у гадалки минимум макияжа в лице напряг
говорит вижу в глазах твоих только зависть