Валерий Павлович Рыжов "Былое"

бедного хряка была очень впечатляюща!

Я сразу же вспомнил именно её, когда, через несколько дней, на рыбалке, один, наткнулся на медведя.

Самый дальний участок реки, куда я иногда доходил

вниз по течению, переходя от переката к перекату, назывался Глушицы. Название это точно отражало суть места.

По реке это была примерно середина расстояния между

соседними деревнями – Свертнево и Аниково. Лес в Глу-шицах был старый, тёмный и сырой. Вдоль левого берега

неширокой полосой тянулась кочковатая луговина, которую в покос выкашивали. Если по воде, в тройке километров выше от Глушиц – плёсо Сосновское, между ними

Кунож делает большую петлю. По суше от Сосновской

глубины до Глушиц, срезая петлю, идти с километр.

Спрямляющая тропка уходила немного от реки и поднималась в лес, откуда можно было видеть почти все луго-вые пространства: Сосновские и Глушицкие. Пейзаж был

отменный и я, попадая в те места, неизменно останавли-вался, подолгу смотрел на эту красотень и только потом

шёл дальше, на знакомый перекат, где всегда выуживал

несколько красавцев-хариусов.

Вот и на сей раз, я остановился у знакомой сосны и

стал осматривать ландшафт.

Скоро на лугу, метрах в пятистах, сквозь редкие ку-сточки я увидел какую-то тёмную фигуру.

50

Сначала я принял её за человека, что-то собирающе-го с земли, но вот фигура встала на четвереньки и вышла

из-за кустов. Я присел от неожиданности – медведь!

Я прикинул ветер – слава Господу, тянет от реки на

лес и зачуять меня Миша не должен!

Я затаился. А Мишка добрёл до большой луговой

кочки, ударом лапы смахнул её наполовину и совсем по-человечьи сел возле неё на задницу. Далее он запустил

переднюю лапу в кочку, выгреб из неё ком земли и язы-ком стал этот ком вылизывать! Я вспомнил, что в каждой

почти такой кочке живут мелкие муравьи, и там всегда

навалом совсем уж мелких ихонных яиц. Вспомнил, что

медведи любят лакомиться муравьиными яйцами, и мне

стало ясно – Миша обедает!

Меж тем медведь от кочки к кочке перемещался тихонько в мою сторону, и я сообразил, что пора смываться.

Тихо-тихо я попятился в глубь леса. Примерно в двух километрах сзади меня была дорога Свертнево – Аниково.

Вскоре я на неё вышел и, часто оглядываясь (чем чёрт, т.е. Миша, не шутит!), пошёл домой, Рыбалка в этот день

состоялась не в запланированном объёме.

В тот год Виктора в Свертнево не было. Женившись, он переехал с женой в Тотьму. К тому же, он закончил

свой лесной техникум, устроился в Тотьме на работу, получил там жильё, т.е. стал жить обычной взрослой жизнью.

Мои повзрослевшие сверстники и братья-сёстры

были в тот год чаще, чем в прошлые годы припаханы на

деревенских работах, а в свободное время им было просто

лень шляться со мной по реке, по лесу, тем более что де-ревенские взрослые постоянно внушали своим чадам такую мысль: – Рыбка, да рябки – улетят деньки!

Я же старался так себя вести, чтобы дядька мой и

жена его, тётушка Анфиса, были моим усердием довольны и не препятствовали мне делать вылазки на рыбалку, 51

по грибы. Мне удавалось мирное сосуществование даже с

несколько привередливой тётушкой.

Во второй половине августа дядька Арсён достал из-под замка своё ружьё и разрешил мне с этим ружьецом

поохотничать. С превеликим удовольствием я иногда

удачно охотился на Куноже на диких утей. И это было актом весьма высокого доверия!

Итак, в тот год я часто предпринимал походы по ре-ке и лесу в окрестностях Свертнево в одиночку. Сначала

это немного тяготило меня, но потом я начал находить в

одиночных походах даже некий кайф.

Я упоминал про то, как жеребец по кличке Красавчик однажды не стал меня убивать, прижатого к стенке

избы за то, что я исподтишка оскорбил его тычком в задницу колом.

В тот год я не участвовал в заготовке ивовой коры.

Её заготавливают в начале лета, когда в ивах ещё идёт

интенсивное сокодвижение. Виктор с отцом сами загото-вили уйму снопов коры и, когда они высохли, настала по-ра вывозить их из леса и сдавать заготовителю, которым

дядька-то мой и был в то время.

Виктор прибыл для этих целей из Тотьмы, и мы поехали в лес. Телег с нами было три: две больших четырёх-колёсных и одна компактная двухколёсная – для вывоза

снопов из густолесья.

Большие телеги поставили на полянке, а малой стали подвозить к ним кору. Я с дядькой загружал снопы ко-ры в лесу, гнал тележку, запряжённую Красавчиком на

поляну, а там Виктор и снова я же перегружали снопы на

большие телеги. Т.е. я работал на самом весёлом рабочем

месте!

Путь из леса до поляны лежал через небольшой ручей. Там, где был брод, глубина ручья не превышала по-луметра, но спуск в ручей и подъём из него были довольно крутыми. И вот во время одной ездки с грузом снопов

это и произошло.

52

Возы у нас получались довольно высокие, устойчи-вость гружёной тележки была слабенькая, и ручей я фор-сировал с большими предосторожностями. А в этот раз

прямо на спуске Красавчик, потерявший терпение от

насевших на него оводов, неловко дёрнулся и воз мой

опрокинулся прямо в ручей. Хомут, жёстко закреплённый

между двумя дышлами, развернулся на шее этого придурка, и мой Красавчик захрипел от удушья.

И вот тут- то я завертелся!

Первым делом я попытался развязать кожаный

шнурок, стягивающий половины хомута. Не тут-то было!

Шнурок натянулся, затянулся и развязать его стало неможно. Поднять одному гружёную тележку тоже оказалось не по силам, хотя я упирался так, что в глазах по-плыло!

Далее я попытался завалить на бок Красавчика, чтобы ослабить давление на шнур хомута и развязать его, в

конце-то концов! – Тоже не смог! Полуудушенный конь

начал вести себя неадекватно, и я побоялся, что он просто

изувечит меня, поскольку стал бить копытами куда попало!

Я понял, что очень скоро колхозный конь прикажет

долго жить со всеми вытекающими последствиями.

Оставался последний шанс – разгрузить телегу и, пустую, я должен её осилить и поставить на колёса!

Как же я работал, чтобы не упустить этот шанс! Ломая ногти, я развязал крепящие снопы верёвки, вывалил

снопы в воду, напрягшись до посинения поставил тележку на колёса и вывел едва живого, но сразу повеселевшего

конягу на другой берег ручья!

Успокоившись и отдохнув, я полез в ручей за снопа-ми. Тут только я почувствовал, какая холодная в ручье

вода!

Не помню, сколько времени у меня ушло, чтобы

снова загрузиться, но я так измочалился, таская из холодного ручья снопы на крутой берег и выуживая

53

уплывшие вниз по ручью снопы, что Виктор крепко удивился, когда я, наконец, приехал к нему на поляну:

– Ну и видуха у тебя, братан! Тебя там не изнасило-вали, часом, в лесу-то!!?

Самое «шикарное» падение с лошади случилось со

мною именно в этот год, когда я, несомненно, считал себя

уже умелым джигитом!

Я помогал колхозному кузнецу с погонялом Чесланя, по паспорту Вячеслав, выкашивать траву пароконной

косилкой. Аппарат этот был настолько тяжёл, что лошади

в нём выматывались до мыльного состояния уже через

час работы. Сменные коняги сначала смирно паслись на

соседней полянке, но, похоже, скоро сообразили, что от