– Ты говорила, что у тебя родители живут в деревне. Может, до них эта хрень не добралась, и они не посинели?
Сердце сжалось. Мама и папа… Я рассказала Маратовне, что мои родители действительно живут в глухой деревне Роднино. Уже будучи на пенсии, они купили себе маленький домик у озера подальше от людей. Они всегда ценили уединение. В Роднино даже почта приходит не чаще, чем раз в месяц. Туристов и приезжих там нет совсем. Возможно, болезнь действительно не добралась до них. Я подумала о том, что это хорошее место, чтобы спрятаться от того безумия, что сейчас происходит. Оставался только один вопрос: как туда добраться?
– Бензина может не хватить, – сказала я, взглянув на приборную панель. – До родителей около тысячи километров.
– По пути наверняка стоят заправки. Давай решать проблемы по мере их поступления. Нам некогда сейчас разрабатывать план в мельчайших подробностях. Поедем в деревню, а там видно будет. Позвони родителям, узнай, как там обстановка.
Дима подал мне телефон, но связи не было.
Несколько минут мы ехали молча, стараясь как можно меньше обращать внимание на то, что происходит вне машины. Маратовна включила радио, чтобы хоть как-то отвлечься. Играла какая-то зарубежная песня. Если не смотреть по сторонам, то наша поездка казалась чем-то обыденным. Будто мы не убегаем в неизвестность от синих, а едем на обычный пикник в соседнюю деревню. Я даже на минуту позволила себе подумать, что так и есть, но вскоре заставила себя откинуть эти мысли.
– Прибавь скорость, – торопила меня директор. – Нужно как можно быстрее валить из этого ада.
– Пока не закрыли город, – сказал Дима, сидящий сзади.
– Думаешь, закроют? – спросила Маратовна.
Дима мрачно кивнул:
– Вспомните историю о черной оспе, которую привез из Индии в Москву художник… Забыл его фамилию.
– Кокорекин, – напомнила Маратовна.
– Да, точно! Тогда правительство быстро справилось с эпидемией.
– Расскажите мне об этом случае, – попросила я.
– В декабре 1959 года, – начала директор, – художник Кокорекин приехал с Индии и направился к любовнице. Вместе с подарками он привез и смертельное заболевание – черную оспу. Так, по цепочке, он заражал все больше и больше людей. Врачи не сразу определили болезнь, некоторые люди умерли, в том числе и Кокорекин. Все светила медицины были подключены к решению этого вопроса. Благодаря одному опытному вирусологу – фамилию не вспомню – был поставлен верный диагноз. С помощью КГБ удалось выяснить, с кем общался художник после приезда. Все эти люди были отправлены в изоляцию. Город перекрыли. Чтобы избежать паники, жителей держали в неведении.
Я почувствовала, как по всему телу побежали мурашки.
– Что произошло дальше? – спросила я.
– Дальше – тотальная принудительная вакцинация. Было запущено экстренное производство препарата. Прививали всех: от новорожденных до больных и умирающих. В кратчайшие сроки привили больше миллиона людей.
– Удивительно, – сказал Дима, – но правительству удалось быстро предотвратить масштабную трагедию.
История меня потрясла. Появилась тоненькая ниточка надежды, которой я поспешила поделиться со своими спутниками:
– А что, если происходящее в 1959 году повторяется? Только это уже не черная оспа, а невиданная ранее болезнь? Может быть, и наше правительство не афиширует об опасности, чтобы избежать паники?
– Судя по живым мертвецам, ситуация вышла из-под контроля, – буркнул Дима.
– Но правительство не может оставить нас умирать, – не сдавалась я, – скорее всего они занимаются разработкой вакцины. Точно! Нужно только подождать. Пережить эту неразбериху.
В машине повисла тишина. Мне и самой до конца не верилось в то, что я говорила. Но как жить без надежды?
– Пока мы все не съедим друг друга.
Как же непривычно слышать такой тихий Димин голос. Вероятно, он пытался осознать то, что случилось. Но как вообще можно поверить в подобное? Даже если ты видел все собственными глазами.
– Сейчас власти поймут, что к чему, – продолжал он, – и закроют все выезды из города, дабы избежать распространения неизвестной эпидемии. Поставят блокпосты.
– Что будет дальше? – спросила я, продолжая вести машину и всматриваться в дорогу.
– Город начнет вымирать. Судя по всему, заражение происходит молниеносно. Подозреваю, что после укуса синего, у человека нет шанса выжить.
– Он умрет?
– Нет, Варя. Он тоже станет синим, – голос Димы оставался серьезным. Без тени юмора.
Мы замолчали, погрузившись в раздумья.
Получается, если кого-то из нас укусит синий, то мы тоже посинеем, выпятим губу, будем шаркать ногами и бродить в поисках жертвы, брызгая слюной? Так себе перспектива. Верить в это не хотелось.
– Интересно, как происходит заражение? – вслух подумала я.
– Черт его знает, – ответила Маратовна. – Опасность может быть где угодно: в еде, воде, воздухе.
– Одно известно точно: синих лучше не подпускать к себе близко, – заметил Дима. – Иначе рискуете быть съеденными.
– Бред какой-то, – громко заявила Маратовна. – Не могут они есть людей.
– Ничего не бред, – почти обиженно сказал Дима.
Я взглянула на него через зеркало заднего вида. Парень выглядел подавленно. Он смотрел в открытое окно; ветер развивал густую челку.
– Мы не можем утверждать, что мертвые оживают и едят людей, – сказала я. – Мы этого не видели. Еще ни один труп не вставал.
– Да? – едко спросил Дима. – А почему же кассирша бродит там в поиске вкусного мяса? Я наткнулся на нее, когда вернулся за ключами.
Сердце пропустило один удар.
Я пыталась уговорить себя, что он все придумал, что это больная фантазия. Реальность – министр с пробитым черепом и Дима с окровавленной битой в руке. Но ведь еще была Дарья Прокопьевна. И два подростка. Но они никого не ели! Дима все придумал. Мне отчаянно хотелось в это верить – разум отказывался принимать его слова. Но зачем ему придумывать такие страшные вещи?
Пока все эти мысли проносились у меня в голове, случилось то, что подтвердило Димины слова.
Глава 3
Мы уже почти подъехали к выезду из города, когда увидели тело мужчины, лежащее поперек дороги. Рядом с ним спиной к нам сидела девочка лет пяти. Она так трогательно склонилась над мужчиной, что я почувствовала ком в горле. Наверное, это ее отец. Надо ей помочь. Я остановилась и заглушила двигатель.
– Почему ты опять остановилась? – спросил Дима.
– Ты не видишь, что там девочка?
– Наверняка, она посинела. Поехали, Варя.
– Давайте посмотрим? – предложила я. – Уж с ребенком-то мы справимся.
– Ненавижу детей, – пробурчал Дима.
– Твое милосердие меня удивляет, Варвара, – сказала Маратовна. – Мне кажется, мы решили уже, что всем не поможешь. Нужно спасать свою шкуру.
– Анна Маратовна, но она же еще дитя, – я показала в сторону девочки, которая все также сидела возле мертвого мужчины. – В любом случае, нужно убрать тело мужчины – оно перекрыло нам дорогу.
– Вот еще, трогать мертвяков я не собираюсь, – заявил Дима и сложил руки на груди для большей убедительности, – они могут быть заразными.
– Что ты предлагаешь? Пойти пешком?
– Проехать по нему и двигаться дальше.
– Дим, мы не можем так поступать с мертвыми людьми.
– Только не говори, что мы будем хоронить каждого встречного жмурика. Так мы доедем до твоих родителей через лет десять в лучшем случае. Да и к тому же, повторюсь, мы можем заразиться.
Когда он напомнил о моих родителях, сердце болезненно сжалось.
– Хоронить мы никого не будем. Но отодвинуть в сторону тело мужчины мы можем, – не успокаивалась я.
– Пошлите, черт возьми, – сдалась Маратовна, видя мое отчаяние. – Я только Олега с собой возьму.
Мы с Димой молча уставились на директора. Она явно не в себе. Какого еще Олега? Неужели загадочная болезнь поражает мозг, и люди начинают нести чушь?
– Что смотрите? – засмеялась Маратовна. – Олег – это топор.
Дима откровенно заржал:
– Вы назвали топор Олегом?
Я перегнулась через сидение и стукнула Диму ладошкой по ноге, призывая заткнуться. Но Маратовну это скорее позабавило, чем рассердило. Она достала Олега и скомандовала:
– Выходим, ребятки.
Мы вышли из автомобиля и медленно направились в сторону девочки, которая все так же сидела к нам спиной.
Скорее всего, произошла авария: неподалеку стояла машина с выбитым лобовым стеклом. Видимо, мужчину выбросило, когда они врезались во что-то. Или в кого-то.
Приблизившись к телу, мы увидели, что мужчина лежит в луже крови. Его лицо было порезано осколками стекла, невидящие глаза открыты. Тело посинело, часто вздрагивало. «Неужели сейчас воскреснет? – подумала я. – Нужно срочно убрать девочку отсюда». Мне не нравилась идея бежать из города в неизвестность с ребенком. Но мы не могли оставить ее совершенно одну среди развалин и синих людей, жаждущих поживиться человеческой кровью. Хотя, мне в это до сих пор не верилось. А зря…
Я осторожно приближалась к девочке, сжимая в руках биту. Я не знала, смогу ли я ей воспользоваться в нужный момент, но она придавала мне силы и успокаивала.
– Малышка, у тебя все в порядке? – спросила я и тут же удивилась тупости своего вопроса: девочка одна на дороге в разгар эпидемии, возле разбитой машины и мертвого мужчины, который скорее всего был ее отцом. Как она может быть в порядке?
Девочка не отзывалась. Она склонилась над мужчиной и не обращала на нас никакого внимания. Чем ближе мы подходили, тем сильнее слышали запах гниющего тела. Тошнота вновь подступила к горлу. Я услышала тихое Димино «Черт», а затем булькающий чавкающий звук. Так дети жуют за столом. «Не может быть», – подумала я. И в этот момент страшная правда открылась для нас троих: Димины слова оказались правдой.
Мы стояли в трех шагах от девочки, когда она повернулась к нам. Синяя, с желтыми глазами, вся в крови. Она что-то жевала. Что-то красное. Кровь, смешанная с остатками еды, капала изо рта. Мы взглянули на мужчину – в животе зияла дыра, открывая внутренности.
– Она его жрет! – заорал Дима что есть мочи. – Я вам говорил! ГОВОРИЛ!!!
Было непонятно, то ли он рад, что оказался прав, то ли совсем не рад. Наверное, все вместе. Девочка медленно встала и хрипя направилась к нам. Она все еще жевала внутренности мужчины одними зубами. Меня согнуло пополам и вырвало. Дима стоял ни живой, ни мертвый. Лишь только Маратовна не утратила силу духа – размахнулась топором и всадила его острие в голову бедной девочки. Слава Богу, я этого не видела. Мой желудок извергал то немногое, что было в нем. Я вытерла рот рукавом рубашки. Меня затрясло. Я выпрямилась и посмотрела на Маратовну. Она вытащила топор из девочки, после чего та рухнула на асфальт.
– Слава Олегу! – сказал бледный Дима.
– Да, Олег молодец, – подтвердила Маратовна и посмотрела на меня.
– Варь, ты как?
– Я в шоке. Дима был прав. Они едят людей! Как это вообще возможно? Мы же не в фильме. В реальной жизни такого не бывает! Люди могут заболеть, даже гнить заживо. Но питаться внутренностями?! Они вообще мертвые или живые? Законно их убивать? Или нас посадят? А если не убьем, нас съедят? И мы станем такими же, как и они? И вообще, где полиция, военные? МЧС? Врачи?
Я что-то еще бессвязно бормотала, чувствуя, как меня охватывает дрожь и накатывает истерика. Неожиданно даже для себя самой, я начала смеяться – сначала тихо, потом все громче и громче. Слезы текли по моим щекам, а я их даже не замечала. Я начинала сходить с ума, отказываясь верить в происходящее.
И тут я почувствовала жгучую боль на левой щеке. Я ошарашенно взглянула на Маратовну и наткнулась на ее злой взгляд. Пощечина. Она влепила мне пощечину!
– Прекрати истерику, Варвара Алексеевна. Соберись! Нам нельзя раскисать.
Маратовна была права. Нельзя падать духом.
– Спасибо, – сказала я, потирая щеку. Тяжелая рука директора отрезвила меня.
– Слушайте сюда. Нам всем нужно обзавестись оружием. Необходимо быть наготове. Эта зараза никого не щадит. Даже детей. – Голос Маратовны дрогнул.
– Анна Маратовна, – сказал Дима, подходя к ней и обнимая за плечи, – вы же видите, что она не человек. Она перестала им быть. Если бы не вы, мы бы все стали ее ужином.
– Ты прав.
Она отвернулась от девочки и посмотрела на горизонт.
– Пора валить. Скоро стемнеет. Нам нужно найти ночлег.
– Я буду этой ночью с двумя женщинами сразу. Стоило пережить апокалипсис, чтобы так повезло, – пошутил Дима.
– Как тебе удается шутить в такой ситуации? – спросила я, снова вытирая губы тыльной стороной ладони. Во рту остался горький привкус. Желудок скрутило. Хотелось пить.
– Заткнитесь, – перебила его Маратовна. В наступившей тишине мы отчетливо услышали рычание. Ахррр… Мы посмотрели на девочку. Но она так и лежала с пробитой головой, вся в крови и грязи. А вот ее отец… Он поднимался. Мертвый. С дырой в животе. Надкусанные внутренности выпадали на асфальт. Что-то из них держалось и висело, будто на ниточках. Зрелище не для слабонервных. Меня снова затошнило, я почувствовала слабость и головокружение.
Без промедления Дима поднял биту, схватил ее покрепче двумя руками и направился к мужчине со словами:
– Привет, папочка!
Он медленно подошел к человеку, восставшему из мертвых, замахнулся битой и ударил его со всей дури. Мужчину отбросило в сторону. Победно улыбнувшись, Дима помахал битой и сказал:
– Один – ноль в мою пользу! И трогать его не пришлось, чтобы убрать с дороги.
Пока Дима радовался, мужчина… снова встал! Двигался он очень медленно, будто испытывал нестерпимую боль. А чувствуют ли они хоть что-то, кроме голода?
