Лея Риелсвон "Создания Силы"

Создания Силы
Лея Риелсвон

Добро пожаловать в мир ведьм! Попав сюда однажды, невозможно забыть то, что с тобой произошло. Хотя, они попытаются заставить тебя это сделать…

Лея Риелсвон

Создания Силы

Глава 1

– Какого черта? – тихо шепнула я и осеклась.

– Я туточки.

– Я тебя не звала.

– О, еще как звала. Признайся, не могла прожить и минуты без меня?

Я закатила глаза. Нет, конечно, меня предупреждали о том, что черти очень прилипчивы, но нам достался какой-то особо похотливый. А в последний месяц вообще прохода не дает, все пытается пристроить свое хозяйство. Как там смертные говорят? Шары катит? Вот именно.

– Нет, не хочу я тебя видеть.

– Все нормально, я могу завязать тебе глаза. К твоим рыжим волосам так пойдет красная атласная лента… – он мечтательно облизнулся, а мне захотелось оставить еще не успевший перевариться ужин прямо в соседних кустах.

– Слушай, что происходит? У тебя половое созревание что ли?

– Что бы знала, – я прям спиной почувствала, как из его носа начинает валить не эфемерный, а что ни на есть настоящий, пар. – Я стал мужчиной еще до твоего рождения.

– Ты не мужчина, а черт.

– И все равно выгляжу лучше, чем все эти высокомерные выскочки из Ковена.

– Ну, – я задумалась. – Технически, они тоже не мужчины.

– Потому что ни одна женщина на них не посмотрит?

– А на тебя?

Я даже не поленилась повернуться, чтобы он в полной мере мог оценить мою поднятую бровь.

– Я хорош! – он самодовольно, но бесполезно расправил узкие, костлявые плечи, из-за чего ключицы начали выпирать так, будто сейчас прорежут кожу и упадут рядом с ним на землю.

– Кто тебе это сказал?

– Мой психолог, – он выдохнул и моментально сгорбился, свешивая голову, отчего белые волосы спали вниз, прикрывая его погрустневшее лицо.

– Ты ходишь к психологу? – искренне удивилась я. – Зачем тебе это?

– Меня никто не любит, – подозрительно гнусаво пробормотал он. – Вика меня не любит, Алиса меня не любит, и ты-ы-ы, – он начал громко всхлипывать и шмыгать носом.

Я сдалась и выдохнула. Ну не виноват он в том, что по природе своей тянется к ведьмам, в этом его суть. Более взрослые черти уже умеют справляться со своими желаниями и не проявлять их так явно, но Фил, в силу своего довольно юного возраста, еще не дорос до подобного самоконтроля. В этом, кстати, были и некоторые плюсы – он был хотя бы честен и вываливал все свои похотливые порывы сразу, как только они поселялись в его светлую головушку. И никогда не предпринимал попыток соблазнить кого-то из нас, например, во сне, прикинувшись объектом наших тайных желаний.

– Эй, ну все, – я неловко обняла его за плечи в попытке утешить. – Ты правда красивый, и спустя какие-то сто лет тебе можно будет без зазрения совести кадрить людей.

Фил затих, но головы не поднял. Естественно, он в курсе, что от слёз его подводка на глазах потекла, а выставлять себя в таком виде передо мной ему никак не хочется. Поэтому мы так и продолжаем сидеть в обнимку.

На самом деле я люблю этого прохиндея, но не в том смысле, в котором бы ему этого хотелось, а так, как любят того, кого знают с рождения. Сколько себя помню – он всегда был рядом, утешал, как мог и баловал, выделяя меня из всех маленьких ведьм нашего Ковена. Только со мной одной он тайком выбирался из дома, чтобы сводить в кино на утренний сеанс, когда в кинотеатре шел какой-нибудь мультик, и до наступления моих шестнадцати лет я воспринимала его исключительно как безотказного старшего брата, но потом… Потом его чертовщина взяла над ним верх. Хотя, особенно в такие моменты как сейчас, он снова становился тем Филом, которого я знала.

– Почеши мне спину, – он дернул плечами.

– Что, снова крылья?

– Да достали уже. Пятнадцать лет уже вылезти не могут.

– Ну, рога же выросли, – я потрепала его по волосам, ощущая два небольших нароста, надежно спрятанных под шевелюрой.

Он молча кивнул, все еще рассматривая землю, а я аккуратно притронулась ногтями к его спине, скрытой под рубашкой, ощущая под пальцами очетливые бугорки, которые в скором будующем станут кожистыми крыльями.

– А что мы, собственно говоря, тут делаем?

– Я, – вопрос о том, как ему это преподнести, требовал обдумывания. – Есть информация, что тут орудуют догхантеры.

– Ты опять? – он вскинул голову, забывая о растекшемся макияже.

– Фиииил, – протянула я жалобно, пытаясь на корню пресечь все его следующие нравоучения.

– Я давно прошу тебя все рассказать и прекратить заниматься этой самодеятельностью.

– Я… – фраза закончилась, так и не начавшись, и мне не оставалось ничего, кроме как громко выдохнуть набранный с избытком воздух.

Он прав. И это даже не раздражает, но с собой я поделать ничего не могу – стоит мне только сказать о своей силе Ковену, это сразу станет темой номер один на годы вперед, а Вика возложит на меня ту же клятву, что и на всех остальных ведьм. И тогда, все, что мне останется – бессильно наблюдать, как самые отвратительные представители человеческого племени абсолютно безнаказанно живут свою никчемную жизнь и продолжают утопать в своей же мерзости.

Нет, конечно, я не обладаю так называемым «комплексом Бога», и прекрасно осознаю, что мне одной не справится со всем злом в этом мире, да и то, что однажды, если я продолжу делать свои маленькие делишки, являясь своеобразным «ночным мстителем», меня понесет, и я влипну во что-то серьезное, что смертные не смогут списать на столь неудачные для них обстоятельства или мгновенную карму, в зависимости от того, во что они верят, но пока… пока я не готова сделать шаг назад.

– Понимаю, – Фил кивнул, переминаясь с ноги на ногу. – Но ты не боишься, что скоро кто-нибудь начнет задаваться вопросом, что девочка, не получившая магию, делает в стенах Дома?

Боюсь? Да я в ужасе от этого! Все, и всё, что у меня есть, находятся там, за старыми разбитыми кирпичами Дома, возраст которого никто не смог бы определить даже в самых смелых подсчетах. Мы с Викой, в те времена, когда еще жили в одной комнате, часто обсуждали это и пришли к выводу, что, скорее всего, и сам городок, где обосновался Ковен, вырос как раз вокруг нашего Дома, отчего все жители так или иначе связаны с нами и являются нашими, хоть дальними, но все же родственниками. Но даже если это и так – мне среди них места нет. Я родилась в Ковене, росла и училась. Другой жизни для меня никогда не предусматривали ни мама, ни Верховная Ведьма, ни, кажется, сама Сила.

– Они не смогут выгнать меня, – прошептала я громче, чем следовало бы. – Вика не позволит.

И Фил молчит, что очень странно. Я ждала от него другого. Хотя бы косвенного подтверждения, что ради меня Совет смягчит свою позицию, хотя бы в силу того, что ситуация, произошедшая со мной из ряда вон выходящая, и я не подлежу обязательному изгнанию во внешний мир, хотя бы потому, что явно не являюсь смертной.

– Позволит, – наконец пробормотал он.

– Чего?

– Твои восемнадцать – крайний срок, который ей поставил Совет. После твоего дня рождения они не намерены терпеть ни одного дня.

Мое сердце словно сорвалось с высоты, и я, покачнувшись, только и успела придержать себя рукой, чтобы не шлепнуться на землю, но ноги начали подозрительно слабеть, не желая больше держать мое тело, поэтому, сдавшись, просто села прямо на траву, мало беспокоясь о том, что на джинсах останутся противные и въедливые грязно-зеленые следы.

– И ты говоришь мне это только сейчас? – спросила я, давая рогатому последние мгновения его жизни, чтобы оправдаться.

Фил, быстро оценивая мой взгляд, тоже понял, что дело пахнет керосином, и испуганно вдыхая в грудь побольше воздуха, начал тараторить:

– Я не знал. Мне Вика только сегодня сказала. И даже не она. Я подслушал. Женя, пожалуйста! Не надо! Гаси-и-и-и!

Я закрываю глаза и делаю пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы мое состояние пришло в норму. Уж это я умею делать превосходно – почти десять лет скрывать свою магическую силу в Доме, который кишит ведьмами, имеющими точно такой же индикатор эмоционального состояния – это такой же дар, как уметь вовремя заткнуться. Только если вторым я так и не овладела, то первый, к великому счастью, поддается. Несколько лет почти спартанских тренировок – и ничто больше не способно вывести тебя из душевного равновесия настолько, чтобы волосы вдруг засветились. Хотя, стоит признать, что бывают моменты, когда я вдруг забываюсь, и, например, песня пробирает меня до самой глубины души, но случается это крайне редко, и в такие моменты я, Слава Силе, бываю одна.

Мне нравилось смотреть как в широко распахнутых от страха карих глазах Фила перестает отражаться красно-желтое свечение. Это значило, что я снова смогла как нельзя к месту применить результат своих многолетних усилий и грамотно сыграть на страхе любого пограничного существа – разъяренной ведьмы.

– Ты должен был доложить мне это в ту же минуту как услышал, – сказала я как можно строже, пока эффект не выветрился.

– Больше такого не повторится! – отчеканил он на одном выдохе и опустил голову в знак покаяния. – Но тебе надо что-то делать.

– И какие у меня варианты?

Ответ я получить не успела. Сквозь кусты, в которых мы с Филом заседали было видно, как по плохо освещенной, спасибо коммунальным службам, улице, пошаркивая разношенными тапками, бредет женщина, чей возраст колеблется от пятидесяти до восьмидесяти лет, а все потому, что одета она так, будто нарочно следуя всем канонам, попыталась скрыть себя под личиной старушки-одуванчика, облачившись в поеденный молью грязно-малинового цвета вязанный жилет, серую, невнятного кроя юбку, и выуженные откуда-то с антресоли колготки, растянутые настолько, что обладали не только пузырившимися коленками, но и гармошкой на щиколотках. Всю эту нафталиновую композицию венчал засаленный платок на голове, из-под которого выбивалась прядь седых волос. В руке старушка несла измятый целлофановый пакет, который, будучи одноразовым, пережил в ее закромах не одну реинкарнацию, но сегодня, видимо, отправлялся в последний путь, потому что в нем теперь находилась коричневая субстанция, вызывающая не слишком приятные ассоциации, что, стоит признать, ничуть не смущало целую стаю бродячих собак, разных размеров и окрасов, которые доверчиво виляя хвостами и то и дело облизываясь глядя на пакет, бежали за старушкой.

– Отсюда унюхаешь? – я схватила Фила за закатанный рукав белоснежной рубашки, привлекая его внимание.

– Сложно, – честно признается он, шевеля носом. – Но я могу пройти мимо.

Я кивнула и услышала глухой хлопок, после которого нос защекотал тонкий запах серы. Даже оглядываться не надо, чтобы понять, что черт только что растворился в воздухе, чтобы случайно возникнуть за поворотом и свернуть навстречу старушке.

Через мгновенье, Фил, потряхивая шевелюрой и гордо подняв голову, быстрыми шагами уже преодолевал аллею, не обращая никакого внимания ни на вдруг зарычавших на него собак, и на громко цокнувшую обладательницу подозрительного пакета, очевидно, не одобряющую макияжа на представителях общества, в крое трусов которых есть гульфик. Еще через секунду я снова услышала хлопок сзади.

– Ты права. В собачьи консервы намешан крысиный яд, – сообщил он шепотом. – Причем так много, что я не уверен, что собаки это вообще будут есть.

– Будут, – я почувствовала, как во мне нарастает злость. – Они голодные. Проглотят, и даже не заметят.

– Что сделаешь?

Я не ответила. Быстро моргнув я ухмыльнулась наблюдая, как старушка оступается на ровном месте и даже не успев охнуть, падает прямо на асфальт, выпуская из руки пакет, к которому моментально кидаются собаки.

А вот этот момент я как-то не рассчитала, поэтому не оставалось ничего, кроме как вытянуть руку ладонью вверх, сразу же ощутив эту противную по консистенции массу. Слава Силе, хотя бы через пластик, что не спасло меня от того, чтобы брезгливо отшатнуться и уронить его на землю.

– И все? – удивился Фил. – Разбила ей коленки, забрала отраву и этим удовлетворилась? Да она завтра же сделает это заново.

– Да помолчи ты!

Дальше, конечно, сложнее. Делать мелкие пакости, в виде падений на ровном месте может любая восьмилетка, только что получившая Силу, это умение, так же как и телекинез, как называют его смертные, доступны даже тем, кто лелеет в себе не просто отблеск магии, а лишь его отражение. Ведьмы же умеют вмешиваться в суть, например, создавая в организме смертного зависимости. Ну, я это, во всяком случае, умею.

Да, для этого нужна скорее, предельная осторожность, нежели какое-либо значимое использование сил, но это заставляет меня ощутимо нервничать, так, что кончики волос, начинают переливаться, но все же не светиться в полном объеме.

Манипуляцию, которую мне предстоит проделать, я условно называю «завязывание узелков». Почти уверена, что те, кто обучался магии, знают и настоящее название этого, я не сомневаюсь, проклятия, но мне, как самоучке, приходится придумывать собственные обозначения всему, чему я научилась. Суть состоит в том, что я, словно узел, завязываю желание смертного с реакцией мира на него, чтобы сформировать так называемый рефлекс. В этом деле главное, чтобы поступающая реакция была предельно понятна человеку. Наверное, по этому же принципу работает лечение от алкоголизма, когда на любое попадание в организм спиртного, зависимого начинает тошнить, вызывая устойчивую реакцию, с разницей лишь в том, что я сама могу определять, как будет мучиться бедолага.

К своему стыду, должна признать, что порой мне доставляет удовольствие продумывание наказаний. Я, как могу, гоню от себя образы тех мелких мучений, которые теперь останутся с человеком на всю его оставшуюся жизнь, тем самым не давая себе погрязнуть в болоте, но каждый раз я представляю себе, как в один момент у Силы кончится терпение и она покарает меня за то, что я с завидной регулярностью нарушаю главный ее закон – не вмешиваться в жизнь смертных.

По сути, это и есть причина того, почему я все еще не призналась Ковену в том, что, как и положено любой ведьме, в восемь лет я получила свою Силу.

– Женя,– окликнул меня Фил. – Что ты делаешь?

– Не мешай. Немного осталось.

Я затягиваю узелок до конца. Если потерять концентрацию, то проклятие окажется скоротечным, и я не смогу сказать насколько. Может, его хватит всего на день, и тогда все мои переживания и усилия окажутся впустую. Поэтому, стоит все перепроверить несколько раз.

Когда я открываю глаза, черт смотрит на меня с нескрываемым скептицизмом, поджав губы и приподняв бровь.

– И что ты, прости, делала?

Соблазн был слишком велик, тем более, что Фил, пожалуй, единственный, кому я могу рассказать о своих успехах, поэтому я не олго колебалась с ответом:

– Я завязала ее желание приносить вред животным с постоянным тремором рук. Как только в ее голову придет даже мимолетная мысль о том, чтобы снова сотворить такое, она не сможет сделать ничего, вплоть до того, что сходить в туалет станет весьма проблематично.

Его реакция превзошла все ожидания, хоть в позитивном, хоть в негативном ключе – если бы разрез глаз позволял, то они, пожалуй, если бы не покинули орбиты, то точно предприняли бы попытку.

– Ты…на…кхм, – он закашлялся. – Наложила проклятие на смертного?