Их жизнь спортивная проходит на весах.
Они считают килограммы,
Что потеряют на бегу,
А я глотаю спирта граммы,
Чем, думаю, здоровье сберегу.
Сижу себе в кафе и наблюдаю,
Как жутко медленно бегут,
И, тихо дремля, засыпаю,
Держа в руках плетеный кнут.
Но, к сожаленью, нету права
Свободных граждан им стегать,
Нет у меня на них управы,
Не лучше ль тихо выпивать.
«Алма-Аты, казахи в баре…»
Алма-Аты, казахи в баре,
Откуда-то я слышу звуки блюза.
Внутри горит, как при пожаре.
Я, видимо, себе и всем обуза.
Я не могу, наверно, жить с людьми,
Делить их грусть и жизни радость.
Я говорю себе: пойми
И испытай хотя бы жалость.
Но только чувствую усталость
От слов, улыбок, их любви.
Мне веры в Бога не хватает малость.
Я говорю себе: уйди, порви.
Но не могу в ногах и пальцах вялость,
Как в страшном сне вас режут на куски.
У боли только страх и жалость.
И скованы мы только от тоски.
«Но как дойти до самой сути…»
Но как дойти до самой сути,
Когда ленивая зима
Засыплет серебристой ртутью,
В ознобе находясь сама.
Мне холодно. Накрывшись одеялом,
Я продолжаю поиски причин.
Я их ищу в большом и малом,
Устало вышибая клином клин.
Я понимаю только, что дойти до сути
Дано Богам, упрямым, не простым.
И градусник разбить, чтобы дотронуться до ртути,
Как без огня увидеть дым.
Редкие встречи. Два этюда
Я никогда не посвящал тебе стихи,
Хотя ты самый близкий друг.
И трудно передать, и не хватает слов
Сказать, что чувствую к тебе так вдруг.
Мы редко видимся. То ты в полете,
То я в Воронеже на стройке,
Давай увидимся хотя бы в самолете,
Иль где-нибудь на полпути, у барной стойки.
Я расскажу тебе о том, как я сказал,
Ты вспомнишь города и веси,
Где ты бывал, я не бывал,
Ну что ты нос повесил.
Наступят времена получше,
Когда мы сможем дольше поболтать,
Когда мы заживем намного лучше,
И нам не надо будет, незачем летать.
«Мы в детстве все хотели кем-то стать…»
Мы в детстве все хотели кем-то стать.
Ты летчиком хотел,
А я в футбол играть.
Ни ты, ни я не преуспел.
Ты где-то все поешь,
А я тружусь в Воронеже на стройке.
И, в общем, не поймешь,
Где встретимся. Наверное, у барной стойки.
Мы выпьем пару грамм,
Расскажем про дороги,
С кем счастье делим пополам,
Что жизнь не так плоха. Не обивали мы пороги.
И нам обоим встреча дорога —
Приятно встретиться нам в новом годе.
Мы вспомним прошлые года,
Поговорим немного о погоде.
«Ночь, как всегда, была темна…»
Ночь, как всегда, была темна.
И я не слышал колокола звона.
Сквозь сон я видел, как луна
Сошла лениво с небосклона.
Мне показалось, что луна
Была божественно красива.
И сквозь вуаль была видна
В тумане над водою ива.
Сквозь ветви чуть струился свет,
Казалось мне, как будто из гробницы
Себе я дал молчания обет,
Чтоб молча забывать их лица:
Людей похожих на стрекоз,
На бабочек в коробке,
На вазы, на букет из роз,
На пробку от бутылки водки.
«О чем бы мне хотелось рассказать?…»
О чем бы мне хотелось рассказать?
В ответе слышу я молчанье.
Мне чаще хочется молчать,
Как пред дорогой и прощанием.
Слова не в состоянии передать,
Что скрыто в наших душах.
Их шепоты пытаюсь разобрать,
Устав, ладонями я закрываю уши.
Но как бы мне хотелось знать,
Их тайною покрытые желанья,
Свершенья их мне бесполезно ждать.
С годами я устал от ожиданья.
О чем бы мне хотелось помолчать?
Пожалуй, о счастливом бессознании.
И, может, оду просто написать
И посвятить ее вселенскому молчанью.
Молчать, перебирать слова,
Не издавая даже звука.
А про себя, наверно, ты права,
Но, тем не менее, какая скука.
Наш молчаливый диалог
Имеет где-то свою прелесть.
В нем предсказуем эпилог.
Молчанье в диалоге – смелость.
О бессознании мне приятно вспоминать,
Нередко в нем я коротаю время.
Для бессознания лишь нужна кровать,
Попасть в нее, как в стремя,
Уткнуться головой в подушку,
Закрыть глаза и имя вспоминать
